Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя
Так что Ли в ответ предлагал нарушить одно из фундаментальных правил войны. Он планировал разделить свою и без того оказавшуюся в меньшинстве армию на две еще меньшие, каждая из которых станет чрезвычайно уязвимой при атаке врага. Это уязвимость будет очень рискованной, но на другой чаше весов была вероятность того, что Джон Поуп не станет атаковать, а вместо этого просто засядет на крутом берегу в ожидании подкреплений от армии Макклелана.
Ли планировал отвлечь внимание Поупа угрожающими передвижениями на южном берегу Раппаханнок, а пока Поуп будет наблюдать за этим обходным маневром, Томас Джексон направится с небольшой армией на запад. Джексон пойдет лишь с двадцатью четырьмя тысячами человек на запад, а потом повернет на север и, с Божьей помощью, на восток, пока не сделает крюк и не окажется глубоко в тылу противника, и позади рядов Поупа маленькая армия мятежников будет резать, давить, сжигать и разрушать, пока Поуп не вынужден будет повернуться, чтобы с ней сразиться.
Тогда этой маленькой армии, такой уязвимой, придется сражаться как дьяволам, чтобы дать Ли время прийти на помощь, но мятежники таким образом сами выберут поле битвы, а не вынуждены будут идти в атаку через несущую смерть реку. Маленькая армия Джексона станет наковальней, а большая армия Ли - молотом, и с Божьей помощью армия Поупа окажется зажатой между ними.
Но если молот и наковальня не смогут сомкнуться, то в учебниках истории напишут, что Ли и Джексон уничтожили свою страну, нарушив самые главные правила ведения войн. Просто по глупости.
Но эта глупость сейчас осталась единственным оружием мятежников. И могла бы сработать.
Так что завтра на заре Болван Джексон выступит в поход.
Глава девятая
И они выступили. Они шли так, как никогда в своей жизни, и как надеялись, никогда больше не придется.
Они шли так, как никогда раньше не передвигались никакие войска, шли в жаркий, как преисподняя, и сухой, как кости в аду, день по поднимаемой идущими впереди людьми и лошадьми пыли, которая обволакивала языки, толстым слоем покрывала глотки и залепляла глаза.
Они шли в своих драных башмаках или вообще без башмаков. Они шли, потому что им приказал Старина Безумный Джек, и он ждал, что они выступят, но никто не знал, куда или зачем. Сначала они шли на запад по тучным землям, которые еще не навестили фуражиры ни одной из армий, где народ приветствовал полки авангарда, предлагая печенье, сыр и молоко, но еды не хватало на тех, кто тащился позади - полк за полком, бригада за бригадой, длинные колонны потрепанной, но стремительной пехоты Джексона направлялись на запад, в самое сердце Америки, с пылью на лицах, кровью в башмаках и потом в бородах.
- Куда вы идете, ребята? - крикнул войскам какой-то человек.
- Всыпать янки, папаша! - нашел в себе силы ответить один из солдат, но кроме генерала никто точно не знал места их назначения.
- Всыпьте им как следует, ребята! Всыпьте сволочам по первое число!
Легион разбудили в три часа ночи звуки горнов, и усталые солдаты заворочались, просыпаясь после недолгого сна. Они ворчали и проклинали Старину Джека, а потом раздули костры и вскипятили суррогатный кофе.
Старбак раздал все оставшиеся у Легиона боеприпасы. Каждый солдат нес по тридцать патронов - половину обычного количества, но это всё, что у них осталось. Солдаты взяли с собой по тридцать патронов, оружие, скатку с одеялом и заплечный мешок с таким количеством галет и вареного мяса, которое они могли унести, но больше им ничего не разрешалось взять. Все ранцы и тяжелый багаж пришлось оставить к югу от Раппаханнок под хлипкой охраной раненых и больных, которые были слишком слабы для похода.
Дэниел Медликотт, чье назначение майором стало прощальным подарком Вашингтона Фалконера Легиону, явился вместе со старшиной Толливером, чтобы выразить официальный протест против приказов Старбака. Если Легион столкнется с врагом, заявили они, люди не смогут драться должным образом лишь с половиной обычных боеприпасов. Старбак, обеспокоенный этим первым вызовом своей власти, отсрочил конфронтацию, склонившись над костром и прикуривая сигару.
- В таком случае нам придется сражаться вдвое лучше, - ответил он,пытаясь скрыть легкомысленностью свою тревогу.
- Это не шутка, Старбак, - сказал Медликотт.
- Конечно, не шутка! - огрызнулся Старбак громче, чем намеревался. - Это война! Нельзя перестать сражаться только потому, что у вас нет всего необходимого. Янки могут так поступать, но только не мы. И вообще, мы сражаемся не одни. С нами идут все люди Джексона.
Старшина выглядел недовольным, но не стал продолжать спор. Старбак подозревал, что это Медликотт уговорил старшину присоединиться к выражению протеста, который проистекал скорее от неприязни Медликотта, чем от подлинного беспокойства, а тот, признал Старбак, и правда имеет причины чувствовать себя ущемленным. Мельник уже было посчитал себя командующим Легионом Фалконера, и вдруг ни с того ни с сего за его спиной повысили человека, которого он больше всего невзлюбил. Медликотт попытался придать своим протестам более благородную цель, чем просто спасение уязвленной гордости:
- Вы не понимаете, - сказал он Старбаку, - потому что не местный. Но я - совсем другое дело, они мои соседи, - махнул он в сторону Легиона, - и мой долг - вернуть их обратно к женам и малышам.
- Что заставляет вас сомневаться, зачем мы вообще деремся на войне, - отозвался Старбак.
Медликот моргнул в неуверенности, что понял это замечание.
- Я не считаю, что мы не должны выступать, - поменял он свою точку зрения. - Но если произойдет несчастье, моей вины в том не будет.
- Конечно, не будет, - саркастически заметил Старбак. - Это будет моя вина, как и моей виной будет, если никакого несчастья не случится, - годом ранее, подумал он, его гордость человека образованного не позволила бы ему произнести это слово как "нищастье", но теперь, к его удовольствию, бостонский акцент отправился вслед за верностью Северу. - А ваш долг, майор, - продолжал он, - не только позаботиться о том, чтобы ваши соседи отправились домой, но и чтобы отправились домой янки, и если сволочам не хватает ума сделать это по собственной воле, то ваш долг - послать их обратно к женам и малышам в деревянных ящиках. Вот в чем ваш долг. Доброго дня вам обоим, - он отвернулся от двух удрученных подчиненных. - Капитан Траслоу!
Траслоу с шарканьем приковылял поближе.
- Просто "Траслоу" было бы достаточно, - ответил он.
- Ваша рота - замыкающая, - сказал Старбак, и вы знаете, что делать с отстающими, - он помедлил. - Включая отстающих офицеров.
Траслоу кивнул в молчаливом согласии. Помимо восьмой роты Траслоу получил под свое командование восемь выживших тягловых лошадей полка, которые раньше тащили фургоны с боеприпасами и телеги с провизией. Теперь, когда повозок не осталось, они везли тех, кто действительно не мог поспевать за остальными.
Легион выступил на рассвете. Приказ оставить тяжелый багаж подал солдатам тревожный сигнал, что это будет не обычный поход по сельской местности от одного лагеря к другому, но никто не был готов в такому тяжелому переходу. Томас Джексон обычно разрешал своим людям делать десятиминутный перерыв на отдых каждый час, но только не сегодня. Сегодня они шли вообще без остановок, и вдоль дороги стояли штабные офицеры, чтобы удостовериться, что никто не отстал, а другие штабные офицеры ожидали у первого брода, чтобы убедиться, что никто не замешкается, снимая ботинки и закатывая штаны.
- Продолжайте идти! - кричали штабные офицеры. - Не останавливайтесь! Вперед!
Войска подчинились, прошлепав по броду и оставив на берегу мокрые следы, которые быстро высохли под августовским солнцем.
Солнце поднималось всё выше. Стояло самое жаркое лето в памяти старожилов, но сегодня казалось, что жара достигнет новых ужасных рекордов. Пот струйками стекал по слоям пыли, запекшейся на лицах солдат. Иногда, когда дорога бежала по вершине невысокого холма, они могли окинуть взглядом растянувшуюся далеко впереди и за спиной колонну пехоты, и поняли, что в поход выступил весь корпус, но куда - знали только Господь и Старина Джек. Они шли не в ногу, а расхлябанной походкой опытной пехоты, которая знала, что ей предстоит выдерживать этот кошмар целый день.
- Сомкнуть ряды! - кричали сержанты, как только в рядах рот образовывалась брешь, и этот призыв прокатывался эхом вдоль еле волочащей ноги колонны.
- Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды!
Они шли мимо иссохших полей, высохших прудов и пустых амбаров. С обочин рычали сельские псы, иногда затевая драки с солдатскими собаками, эти драки обычно являлись популярным развлечением, но сегодня сержанты отгоняли псин пинками и прикладами винтовок.
