Павел Цупко - Торпедоносцы
Взбудораженные новостями, летчики долго не могли уснуть. Вспоминали родные края, друзей, погибших, строили несмелые планы на будущее. Так в разговорах и мечтах незаметно и уснули.
Их поднял грохот невероятной стрельбы. Иван Ильич вскочил, схватил пистолет и, как был в одних трусах, выскочил на балкон. Стреляла стоявшая рядом с командным пунктом батарея малокалиберных зенитных автоматических пушек. В сполохах выстрелов старший лейтенант разглядел у орудий неторопливо снующие расчеты. Красноармейцы подносили к пушкам кассеты со снарядами, вставляли и выпускали очередь за очередью в ночное небо.
Интенсивная стрельба доносилась со всех сторон. Темное беззвездное небо во всех направлениях расчерчивали цветастые пунктиры длинных трасс. С северо-запада слышались тяжелые уханья крупнокалиберных орудий. В той стороне темноту разрезали огненные змеи осветительных ракет. Ракеты взвивались и над зданиями авиагородка, и над крышами далекого Кольберга.
Рачков смотрел на всю эту фантасмагорию, вслушивался в какофонию звуков и никак не мог разобраться, что же происходит? «Десант немцы высадили, что ли?» — подумал он, как вдруг под самым балконом раздались пистолетные выстрелы.
Рачков наклонился через перила и разглядел дежурного по эскадрилье. Подняв пистолет вверх, он патрон за патроном разряжал его в небо.
Рачков разозлился, крикнул:
— Дежурный! Вы чем занимаетесь? В чем дело? Тот прекратил стрельбу, радостно прокричал в ответ:
— Победа, товарищ старший лейтенант! Война кончилась!
— Кто вам сказал?
— Звонили из штаба. Германия капитулировала. Рачков бросился назад в комнату.
— Мишка! Черт длинный! Победа! Победа, друг!
— А я подумал, бой идет, — радостно крикнул Михаил. — Пальба дикая стоит. А это салют!
Они выскочили на балкон и дружно вскинули пистолеты.
Стрельба со всех сторон стала еще неистовее. Стреляли зенитчики и стрелки из караульного батальона, летчики и техники, стреляли бронекатера в Кольбергском порту, стрелял аэродром, вся земля — Советский Солдат салютовал Победе, к которой он шел долгих тысяча четыреста восемнадцать дней и ночей…
Под мирным небом Отчизны. Вместо послесловия
В начале 1976 года сразу после приезда на лечение — в ялтинский санаторий я пошел проведать своего старого боевого друга Героя Советского Союза подполковника запаса Михаила Владимировича Борисова. Он жил на Киевской улице в том месте, где она круто поднималась вверх и нависала над городским автовокзалом.
Был январь — в Ялте это самый худший месяц. Неустойчивая погода напоминала нашу, балтийскую: небо и окружающие горы закрывала такая же серая пелена десятибалльной облачности, шел надоедливый моросящий дождь, иногда сменявшийся мокрым снегом. Воздух был не по-южному холодным, промозглым. Подняв воротник пальто, я скользил по обильным лужам, спускаясь по крутой тропинке, и с любопытством разглядывал город.
Вот и знакомый стандартный дом. Дверь открыл сам хозяин. Михаил был все такой же высокий, по-юношески стройный и порывистый. Только углубившиеся морщины на лице да исчезнувшие с головы черные кудри выдавали неумолимый бег времени. Мы обнялись, расцеловались. Борисов был один. Его жена Марта Карловна тяжело заболела и лечилась в Москве, сын Александр находился в Киеве, учился там в училище.
Михаил Владимирович жил в Ялте с 1960 года, после демобилизации, и с тех пор руководил штабом гражданской обороны крымских санаториев Совета Министров СССР.
Ялтинцы знают и уважают прославленного Героя: Борисова часто приглашают на торжественные встречи в коллективы предприятий и учреждений, в школы и санатории; он является почетным гражданином города, его большой красочный портрет установлен в галерее Героев на набережной.
Борисова, как и многих летчиков эскадрильи капитана Мещерина, я знал хорошо. Больше года летал с ними по необъятным перегоночным трассам. Работая над книгой о мещеринцах, я со многими встречался, переписывался, изучал архивные материалы и поэтому составил достаточное представление не только о биографиях каждого, но и об участии в боевых действиях. Когда отгремели военные грозы и растерзанная страна принялась залечивать раны, летчики-торпедоносцы вернулись из Германии под Ленинград. Авиационные полки расформировывались, авиаторы шли работать в гражданскую авиацию, восстанавливать народное хозяйство. Экипаж Героя Советского Союза старшего лейтенанта Борисова тоже подал рапорт с просьбой направить его в полярную авиацию. Но командование Военно-Морским Флотом не отпустило талантливого летчика; в двадцать два года Борисов имел не только большой боевой опыт, но и редкий по тому времени налет — более тысячи часов. Опыт и отличные командирские качества летчика поставили на службу дальнейшего укрепления авиации ВМФ: перспективного командира отправили на учебу.
В январе 1946 года пути-дороги членов боевого экипажа разошлись: Михаил Борисов был зачислен слушателем командного отделения Высших офицерских курсов, Герой Советского Союза старший лейтенант Иван Ильич Рачков ушел флагманским штурманом эскадрильи родного военно-морского авиаучилища, а старший сержант Александр Михайлович Демин демобилизовался и уехал на Рязанщину в родную деревню Семчино поднимать из руин хозяйство колхоза.
К тому времени отыскались мать Михаила — Борисова Михалина Сабиновна и обе сестры — Нина и Регина.
После окончания учебы капитан Борисов попросился на самый трудный участок — на Северный флот. Но через три года командование сочло необходимым более рационально использовать опытного летчика — направило его обучать боевому мастерству других командиров, назначив командиром отряда Высших летно-тактических курсов. На новом месте неожиданно для себя Михаил Владимирович полюбил труднейшую службу, работал с большим желанием, категорически отказываясь от высших должностей — уж таков он был от природы: за чинами и должностями не гнался, но любимому делу отдавался целиком. Только через восемь лет Борисов согласился сменить службу. Впрочем, к этому его вынудили обстоятельства: стало пошаливать здоровье. Майор Борисов был назначен командиром отдельной авиаэскадрильи военно-воздушных сил Черноморского флота. А после увольнения в запас так и остался в Крыму.
Герой Советского Союза капитан Рачков в 1948 году был послан на учебу в Высшую офицерскую школу штурманов, по окончании которой некоторое время служил в боевой части, а потом подготовился, сдал экстерном за десятилетку и был зачислен слушателем штурманского факультета Краснознаменной Военно-воздушной академии, ныне носящей имя Юрия Гагарина. В мае 1956 года после окончания учебы подполковник Рачков был послан в армейскую авиацию. Дальше следы его терялись.
Выезжая в Ялту, я имел цель выяснить некоторые детали для этой книги и потому сразу спросил Михаила Владимировича:
— Что слышно об Иване Ильиче? Разыскал его адрес?
— Погоди! Дела потом. Давай сначала что-нибудь сообразим на ужин. Драники хочешь?
Драники — знаменитые белорусские картофельные блины! Кто ж может устоять перед ними!
— А зачем ты ставишь третий прибор? Ждешь кого?
— Да погоди! Сказал же: узнаешь!
В прихожей раздался продолжительный звонок. Михаил Владимирович открыл дверь. Через ее неширокий проем протиснулся широкоплечий, лет за пятьдесят, мужчина среднего роста. Энергичным жестом он сбросил с себя дождевик, шапку и, отряхнув ее от капель, повесил на вешалку.
В повадках и жестах вошедшего было что-то неуловимо знакомое. Что? Я вглядывался в правильные черты лица и вдруг встретил острый взгляд прищуренных серых глаз; он тоже изучал меня. А Борисов? Он стоял рядом и, поглаживая свою лысеющую голову, с веселой ухмылкой поглядывал на нас.
— Полагаю, нет нужды представлять вас друг другу? Я оглянулся на него; он откровенно потешался.
— Извини, Миша, но этого товарища я вижу впервые, — загудел басом гость и вскинул подбородок.
Опять что-то удивительно знакомое почудилось в этом жесте. И вдруг меня осенила догадка:
— Ильич?! Ты? Какими судьбами? Вот так сюрприз!
— Лед тронулся! — хохотал хозяин квартиры. — От винта! Но пока счет: один — ноль в пользу балтийца!
Брови у Рачкова полезли вверх, лицо от изумления вытянулось:
— Ты?.. Вы?.. Та не похож. Не-е! Тот был молодой, красивый, стройный. А этот — какой-то битюг старый, седой! С какого же года мы не виделись? С сорок четвертого? Ну, здравствуй, Павло!
Иван Ильич Рачков после увольнения в запас, оказалось, тоже жил в Ялте и тоже возглавлял штаб гражданской обороны, но уже городской.
О чем, встретившись, говорят ветераны? Конечно, о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах. Сидя за небольшим столиком, мы вспоминали своих боевых друзей и соратников: Федора Андреевича Ситякова, Григория Антоновича Заварина, Валентина Соколова и Владимира Мясоедова, Сережу Гаранькова, Виктора Носова и Сашу Игошина, Диму Башаева, Ивана Репина, Алешу Арбузова, Нельсона Степаняна, Константина Александровича Мещерина, Федора Николаевича Макарихина… и многих других, как ушедших из жизни, так и здравствующих ныне.
