Арно Зурмински - Отечество без отцов
По знаку матери Герхард, ухмыльнувшись, вылез из-за стола, маленький француз тихо проследовал за ним, не преминув по пути прихватить остывшую куриную ножку. Дорхен отослали на кухню мыть посуду. Дедушка Вильгельм удобно расположился в своем кресле, так как сейчас начинались уже чисто женские истории. Он зажег трубку и стал тихо напевать старые песенки, а когда на улице вдруг пошел сильный дождь, ему пришло на ум народное поверье:
Проси дождя перед днем Йоханнеса,
После этого он будет уже совсем некстати.
— Знаешь что, Роберчик! — крикнул он ему. — Все это, ну, эту войну, он затеял перед днем Йоханнеса. Вскоре вновь придет Йоханнес, а конца всему этому так и не видно.
Они продолжали сидеть за столом: молодая пара в центре, матушка Берта со стороны Эрики, а матушка Луиза рядом со своим будущим зятем. Так они будут сидеть затем и в церкви на лавке, а потом и за свадебным столом. Они обсуждали то, что необходимо было обговорить. Свадьба была назначена на субботу в 11 часов утра. Священник Браун и господин Пёнтек из администрации были в курсе их вопроса. Все необходимые бумаги были уже подготовлены. День 9 мая мог бы стать прекрасной датой, возможно, и солнышко бы выглянуло. Роберт Розен все еще не мог решить, идти ли ему к алтарю в серой военной форме или все же лучше в черном костюме его отца, который уже многие годы пылился в шкафу. Сестра Ингеборг приедет со своими детьми, и, может быть, дядя с тетей из Шиппенбайля. У Эрики было совсем мало родственников, одна лишь тетка, да и та жила так далеко на территории рейха, что не могла отважиться на поездку в Восточную Пруссию, которая представлялась ей Сибирью. Большого праздника решили не устраивать, все-таки шла война, но все должно было быть так, как полагалось в таких случаях. Что касалось крепких напитков, то все давно уже сделали припасы за счет сбереженных талонов на алкоголь. Мать Эрики предложила к тому же оплетенную бутылку смородинового вина, оставшуюся с прошлого года.
Поскольку это была солдатская свадьба, то господин фон Болькау выделил для поездки в церковь господскую пролетку с кучером Боровским в ливрее. Для остальных гостей Розены предусмотрели прогулку на дребезжащих повозках. Герхард и Кристоф должны будут выполнять роль кучеров. Во второй половине дня старый Захариас станет играть на своем музыкальном инструменте. Цыган с кларнетом, которого все называли черным Мубара, так и не откликнулся на приглашение.
После того, как все было обговорено, матушка Берта поднялась из-за стола и пригласила присутствовавших подняться на чердак. Там имелась мансардная комнатка, откуда открывался прекрасный вид. Это была каморка на крайний случай, когда приезжали гости. В центре находилась широкая кровать, на которую было постелено покрывало с бахромой. В головах лежали две подушки, украшенные вышитыми цветами, на стенах висели толстощекие ангелочки, под этими картинками были прикреплены благочестивые изречения, не требовавшие дополнительного разъяснения. Здесь молодая пара должна была провести брачную ночь и жить вместе до тех пор, пока новобрачному вновь не придется идти на войну. Эрике было очень неудобно стоять в присутствии своей матери у постели, которая им предназначалась. Она подошла к чердачному окну, бросила взгляд на озеро в ночную тьму, которая наплывала с востока и окутывала деревню. На столике лежал Новый завет в переводе доктора Мартина Лютера. Дорхен собрала на опушке леса букет первоцвета и поставила на подоконник.
Роберт Розен открыл окно. В комнате повеяло прохладой, бутоны первоцвета съежились от холода, ангелов на стене от сквозняка тоже начала пробирать дрожь. В парке кричала сова.
— Не люблю этих звуков, — прошептала Эрика и закрыла окно.
Они тихо вышли из комнаты. В доме Розенов был добрый обычай оставлять открытыми все двери, но мансардную комнатушку матушке Берте пришлось закрыть. Она спрятала ключ в карман своего фартука, лишь на свадьбе она передаст его жениху.
Все вместе они стояли на дворе и не знали, что еще сказать. Роберт вдруг вспомнил, что хотел бы еще взглянуть на домашнюю скотину. Он попросил Эрику пойти имеете с ним.
— Но только недолго, — прокричала им вслед матушка Луиза.
Внезапно они услышали громкое пение. Один человек запевал, низкие мужские голоса подключались, песня плыла над озером и растворялась в просторах Востока.
— Это русские, — прошептала Эрика. — Они поют каждый вечер и все печальнее.
Он прошелся с ней к коровнику и на конюшню. Они посмотрели на жующих коров и остановились у лошадей. Затем подошли к Бесси, сидевшей у своей собачьей конуры, бросили взгляд на цветы в саду, который как раз освободился от снега, и где начали распускаться примулы вместе с цветами мать-и-мачехи.
Когда они стояли за сараями, Эрика облокотилась на его руку. Он стал рассказывать ей про известные ему созвездия. Они были точно такие же, как и в России. Вновь всплыло это проклятое слово.
— Солнце в России всходит на два часа раньше и заходит также на два часа раньше, — разъяснял он.
— Я боюсь, что в один из дней оно может совсем не взойти, — прошептала она.
Когда хор пленных пропел над озером последние печальные слова, они вновь услышали уханье совы и на небе далекий звук «ву…ву…ву…», на который Эрика не обратила внимание. Но он определил, что это был звук русского самолета-разведчика, который пересек восточную границу рейха. Как же далеко забрались вражеские самолеты! Удивительно, что они вообще еще существуют.
Поскольку уханье совы внушало Эрике страх, и к тому же она замерзла, то они пошли назад к коровнику. Их встретило тепло испарений, они слышали, как коровы размеренно пережевывали свой корм, цепи при этом звенели. Некоторые из коров лежали у своих кормушек и, увидев их, вскочили, решив, что пришло время кормежки. В темноте коровника они не могли видеть друг друга, лишь чувствовали. На ощупь по стене добрались они до лестницы и поднялись на чердак, где прошлогоднее сено пахло душистым ароматом. Под самой крышей ворковали голуби. Сова смолкла, хор тоже. Внизу кто-то отворил дверь в коровник, мельком взглянул и вышел назад. Теплый пар от дыхания коров поднимался к лазу, ведущему на сеновал. Локоны Эрики разметались по сену. Ее мать поймет, что произошло. Матери всегда это чувствуют. Матушка Берта тоже сделает для себя выводы, но ничего не скажет вслух. В день свадьбы она тайком передаст невесте ключ от каморки.
От этого наш мир не рухнет,
Он нам ведь так необходим.
Он позвонил ей из Берлина, сообщив: «Наш поезд прибудет в Мюнстер вечером». У Ильзы от неожиданности выпал из рук пакет с овсяными хлопьями. Но так как именно в этот момент в магазине не было покупателей, то она смогла полностью отдаться радостным чувствам. На дверь она повесила табличку «Временно закрыто!» и на велосипеде поехала на Везерштрассе, чтобы принять ванну, принарядиться и накраситься. Там она вспомнила, что они не договорились, где хотели бы встретиться: на Везерштрассе или в бакалейной лавке? Ей стало совершенно не по себе от мысли, что он придет в свой магазин, в то время как она будет ждать его в квартире. Магазин располагался ближе к вокзалу, следовательно, он заглянет туда. Выбора не оставалось: не было смысла дожидаться его на Везерштрассе или в магазине, поэтому она решила идти на вокзал. Перед уходом она накрыла стол в гостиной, перелила в графин бутылку Рейнского вина, того самого, которое они пили шесть лет назад, когда совершали поездку из Кельна в Рюдесгейм, и положила в серебряное блюдо песочные пирожные. Но так как ей не хотелось приходить к нему с пустыми руками, то она купила букетик ландышей.
Как только начало смеркаться, она отправилась на вокзал. На голове у нее была шляпка, в руке букетик ландышей, которые источали такой чудесный запах, что не нужно было никакого дополнительного ароматизатора типа «Тупферс 4711». Она боялась лишь, что будет объявлена воздушная тревога. Тогда поезд застрянет на полпути между Хаммом и Мюнстером, так как во время тревоги поезда не пускают на вокзалы.
В справочном бюро ей подтвердили: «Да, поезд с отпускниками ожидается, но когда он прибудет, неясно».
Ильза решила пройтись по городу, аромат ландышей следовал за ней. Разумеется, далеко она не отдалялась, дошла лишь до памятников-символов Мюнстера и его окрестностей: «Девушки с осликом» и «Слуги с лошадью». При этом все время бросала взгляд на вокзал, повернула от Серватиплац в южном направлении и подошла к тому месту, где раньше стояла синагога. Она вспомнила, как случился тот пожар. Ильза и Вальтер задержались тогда на работе у себя в лавке, как вдруг услышали шум, раздававшийся с улицы, и увидели, как из храма Божьего вырывалось яркое пламя. Ее муж побежал туда, чтобы вместе с другими горожанами посмотреть на пожар. Ильза всегда боялась огня и осталась в лавке. Когда Вальтер Пуш вернулся, то сказал:
