Нгуен Тяу - След солдата
– Кхюэ еще там, на КП?
– Так точно, товарищ командир, он ждет вас…
Непослушными, негнущимися пальцами Дао попытался было продолжить стрижку, но тут же нечаянно чуть не порезал Киня.
– Простите, командир! Очень больно?
– Ничего, старина, - успокоил его замполит. - Продолжай…
Кинь сидел, не двигаясь, не меняясь в лице, только веки его чуть покраснели да подернулся влагой, будто пеленой тумана, раненый глаз. Дао дрожащими пальцами осторожно продолжал стричь его, боясь причинить лишнюю боль.
Солнце между тем нещадно палило. Со стороны зенитной батареи вновь послышались выстрелы. Когда Дао закончил стрижку, Кинь вслед за своим ординарцем отправился на КП полка.
Кинь держался на совещании так, будто ничего не случилось, и все решили, что он еще ничего не знает о гибели Лы. Замполит спокойным, уверенным тоном докладывал о политической работе среди личного состава полка, говорил о настроении солдат и командиров подразделений после проведенных боев.
Выслушав Киня, представитель политуправления некоторое время сидел молча, а затем, задав несколько вопросов, приступил к разъяснению новой задачи, поставленной перед 5-м полком:
– Политработа в полку ведется на должном уровне. Бойцы хорошо подготовлены, и об этом свидетельствуют те успехи, которых они достигли во время недавних боев… За несколько последних дней вам удалось нанести большой урон воздушно-десантной бригаде противника. Однако ваш полк тоже понес потери, и он нуждается в отдыхе и пополнении.
Кинь поднялся и запальчиво спросил:
– Что же выходит, что политическое управление фронта прислало вас уговаривать нас?
– Конечно! - рассмеялся представитель политуправления. - Сюда на смену придет другой полк. Мы знаем, что вы неохотно согласитесь идти в тыл, а поэтому решили провести с вами работу. Выслушав мой доклад о ваших успешных боевых действиях, начальник политуправления, улыбаясь, сказал, что Кинь, конечно, не захочет уступить свое место сейчас, когда разгром врага под Таконом так близок. Но поймите, товарищи, впереди еще много ответственных и тяжелых боев… Мы высоко ценим ваш замечательный боевой порыв…
Затем по просьбе участников совещания представитель политуправления рассказал о внутреннем и международном положении страны, еще раз остановился на роли и значении операции в Кхесани для предстоящего всеобщего наступления.
– Мы еще не привлекли к боевым действиям наши основные силы, - сказал он. - Против сильной, оснащенной сверхсовременной техникой вражеской группировки задействована лишь некоторая часть этих сил. С начала весны здесь находились только ваш полк и несколько артиллерийских подразделений. Но, используя даже такие силы, мы лишили всех американских политиканов и генералов элементарного спокойствия…
Когда представитель политуправления закончил свое выступление и Кинь объявил, что совещание закрыто, в блиндаж неслышной походкой вошел Кхюэ и направился к личному телефону комполка, стоявшему в глубине помещения.
– Кхюэ, - поворачиваясь, окликнул его Кинь, - ты что там собрался делать?
– Товарищ замполит, мне необходимо связаться с наблюдателями, которых я оставил у подножия Безымянной высоты…
Когда Кхюэ закончил свой разговор, Кинь помахал ему рукой, подзывая к себе.
– Кхюэ, расскажи-ка мне… - проговорил Кинь, стараясь внешне сохранять спокойствие, - расскажи-ка мне, как погиб мой Лы.
Все, кто еще не успел разойтись после совещания, разом обернулись и замолчали. Представитель политуправления, который только что увлеченно беседовал с комполка Няном, медленно прохаживаясь с ним из угла в угол, резко остановился. Не в силах сдержать охватившего его глубоко щемящего чувства боли, он подошел к Киню и бережно обнял за плечи:
– Кинь, дорогой, я-то думал, что ты еще не знаешь…
Окружив своего замполита, командиры слушали скорбный рассказ Кхюэ. Нян, скрестив руки на груди, молча стоял у стола и мысленно представлял себе картину вчерашнего боя. Да, благодаря подвигу Лы 5-й полк мог сегодня по-прежнему прочно занимать свои позиции, благодаря Лы была отражена последняя атака противника на высоту 475.
* * *
Кинь и сопровождающий его политрук направились посетить фронтовой ансамбль, который остановился неподалеку от расположившегося на отдых 5-го полка. Подходя к пересохшему ручью, они услышали громкий говор и смех работавших на противоположном берегу людей.
Отделение бойцов, раздевшихся по пояс, разравнивало лопатами берег ручья, готовя место для выступления артистов.
Кинь сразу узнал этот ручей. Вместе с Кхюэ он не раз перебирался через него в конце прошлой зимы. Тогда вода здесь стояла почти по грудь, и приходилось подолгу сражаться с бурным мутно-красным потоком. Сейчас вода здесь высохла, и дно ручья обнажилось, выставив, будто напоказ, сверкающие на солнце полосы светлой гальки вперемешку с большими камнями, под которые уходили сухие корни деревьев. Чуть выше по течению был переброшен ветхий, сплетенный из прутьев мостик.
Хиен с подружкой из танцевальной группы - обе в закатанных брюках и гимнастерках с короткими рукавами - с веселым смехом пробежали мимо бойцов. Через минуту девушки уже взобрались на шаткий мостик и с озорным, отчаянным выражением на лице ухватились за перекинутую вдоль мостика веревку.
– Эй, девчонки, поосторожнее, оборваться может! - крикнул один из солдат.
– Вот еще, ничего не будет! - донесся сверху голос подружки Хиен.
– А если бомбить начнут, убежать не успеете! - но отставал парень.
– Подумаешь, бомбить!
– Тогда не визжите и не просите вас оттуда снять!
– Да хватит вам!
– Хватит, так хватит! Пусть Хиен споет нам оттуда!…
– Пить хочется, Зунг, - проговорила Хиен несколько минут спустя.
– Не надо было есть сушеную рыбу!
– Ой, правда, замучила жажда…
– Так и быть, помогу тебе жажду утолить, только с одним условием… - сказала Зунг, хитро прищурив блестящий глаз в густых пушистых ресницах.
– С каким условием?
– Мне, как ближайшей подруге, ты должна рассказать все начистоту… Помнишь того парня, красивого такого, когда мы были в артполку «Кау»?…
Щеки Хиен стали кумачовыми, но она и виду не подала, что смущена.
– Очень даже ошибаешься! Я к нему, как к младшему брату, отношусь, только и всего! Ты ничего не знаешь. Этот парень местный, у него всю семью американцы убили, он на Севере был и встречался с Хо Ши Мином. Я к нему, как к младшему брату, отношусь, вот и все.
Зунг достала из сумки ветку с красным, спелым плодом смоковницы.
– Ой, плод счастья! - радостно схватила ветку Хиен и проворными маленькими пальцами стала отделять кожуру смоковницы. Но едва она сняла кожуру, как, к своему ужасу, обнаружила, что к ее лицу со всех сторон устремляется несметное множество насекомых. Зажмурившись и отмахиваясь свободной рукой, она все же попробовала нектар, стекавший густой струей из розовато-красной спелой мякоти плода, и радостно воскликнула:
– Сладкие и холодные, как мороженое!
– Дома, бывало, летом, когда на воскресники ходили, - стала вспоминать Зунг, - я мороженым прямо объедалась! Лимонным, шоколадным, банановым…
– А я люблю только банановое мороженое, а вот сами бананы почему-то не ем, - произнесла Хиен. - Вот бы сейчас вдруг нашлось здесь мороженое!
Кинь пришел неожиданно, и руководитель ансамбля не успел еще как следует подготовиться к встрече. Хижина, в которой расположились артисты, была сооружена недавно, и в центре ее еще громоздились сваленные в кучу лопаты. На нарах в беспорядке лежали музыкальные инструменты и прочий реквизит. Заслышав призывный стук колотушки, к хижине со всех сторон потянулись люди.
В ожидании концерта Кинь разговаривал с подошедшими к нему артистами. Вдруг его окликнул чей-то высокий голос:
– Командир Кинь!
Оглянувшись, Кинь увидел входившую в хижину женщину в темной блузке и черных брюках.
– Хоа, это вы?!
Женщина всплеснула руками:
– Вот радость-то! Наконец мы с вами встретились!
– Значит, вы по-прежнему артистка?… А как ваш муж? Дети есть? - спросил Кинь.
– Муж сейчас в действующей части, тоже на Юге. У нас уже двое детей!
– Я вас помню совсем юной, - улыбнулся Кинь, - а теперь вы мать двоих детей! Как быстро идет время!
– Да, ведь с той поры прошло уже лет четырнадцать или пятнадцать, - смущенно и радостно рассмеялась в ответ Хоа.
Впервые Кинь увидел Хоа во время сражения под Дьенбьенфу, когда она вместе с другими артистами ансамбля пришла выступать перед бойцами батальона Киня. Тогда это была худенькая, загорелая пятнадцатилетняя девчушка. Кинь вспомнил, как однажды Хоа заблудилась и ее, обессилевшую, всю в слезах, нашел связной…
От нахлынувших воспоминаний Кинь мысленно вернулся к своей семье, к постигшему их горю. Как сообщить жене о гибели Лы? Как утешить мать, потерявшую сына? Но, как бы ей ни было тяжело, она должна знать, что ее сын пал смертью героя, защищая честь и свободу своей родины.
