Свен Хассель - Блицфриз
— Я не могу есть гранаты, когда голоден, — отвечает Порта, — а голоден я всегда!
— Обороняться продуктами невозможно! — гневно выкрикивает Старик.
— На кой черт мне обороняться, если я умираю от голода? — кричит Порта, крепко держа свой мешок.
Передняя группа уже на том берегу реки, когда мы слышим вдалеке огонь «сталинского органа».
— Вперед! Быстрее, быстрее! — подгоняет нас обер-лейтенант. — Через минуту здесь будут русские!
Большинство из нас уже перешло реку, когда в нее начинают падать снаряды. Черная вода взлетает вверх, куски толстого льда летят в лес.
Барселона жутко вопит из холодной воды. Взрывной волной его швырнуло между льдинами. Он погружается, вопли сменяются бульканьем.
За несколько секунд мы связываем ружейные ремни. Порта прицепляет крюк к поясному ремню и ползет по льду к тому месту, где исчез Барселона.
Мы с Малышом держим связку ремней. Другие бегут нам на помощь…
Барселона выныривает и вновь скрывается подо льдом.
Порта бросается в воду и издает испуганный крик. Вода такая холодная, что кажется, будто тело рвут раскаленными щипцами.
— Плаксы! — кричит Малыш. — Дай мне ремни!
— За что их, черт возьми, закрепить? — спрашиваю в смятении.
— Намотай на …, если не найдешь ничего лучшего, — раздраженно отвечает он. — Я на своем удержал бы Т-34!
Когда я снова отскакиваю назад, две или три громадные льдины ломаются, но я чудом не падаю в воду.
Старик вытаскивает меня на берег и принимается жутко бранить.
Малыш лежит на льдине и втаскивает на нее Порту. Вдвоем они хватают Барселону и вытаскивают за ноги, будто мешок с картошкой.
— Ну и погодка для пикника на реке, — говорит, откашливаясь, Порта. — Господи, до чего ж холодно!
Мы разводим по кругу костры и усаживаем посередине Барселону и Порту.
Когда Барселона встает, из его пуговичных петель течет вода.
— Пресвятая Дева, — кричит Порта. — Ты похож на прохудившееся ведро. Я не поверил бы, что в твоей одежде может оказаться столько воды!
Мы катаем Барселону голым в снегу. Нужно оживить его кровообращение. Он живой, но внутри холодный, как ледышка. Нельзя при таком морозе искупаться в Москве-реке и остаться в живых без самой грубой разновидности первой помощи. Он кричит, плачет, бранит нас, но мы безжалостны. Хотим вернуться домой вместе с нашим будущим владельцем апельсиновой плантации в Испании. Через два часа мы спасаем его. Порта позаботился о себе сам. Надел шинель убитого немецкого майора и требует, чтобы Малыш отдавал ему честь, проходя мимо, что тот делает постоянно. Наконец это становится слишком даже для Малыша. Он требует, чтобы его перевели в другую дивизию — в Шестой танковой приходится слишком много козырять.
Мы подходим к глубокому оврагу, Мозер приказывает перемахивать через него, ухватясь за свисающие ветви деревьев. У последнего, ефрейтора Коно, ветка ломается, и он с криком летит вниз.
— Могли бы предупредить нас, — ворчит Барселона. — Свои чертовы шкуры спасают, а на нас плюют!
— Раньше мы никогда не отступали, — с гордостью заявляет Хайде. — Сейчас в этом виновата гнилая немецкая аристократия. Фюреру следовало бы давно перебить всех этих знатных свиней.
— Немецких солдат учили только наступать, — говорит Мозер. — В немецких офицерских училищах слово «отступление» неизвестно.
— Считается неприличным, наверно? — вздыхает утративший иллюзии Старик.
— Конечно, — презрительно смеется Порта. — Оно дурно отражается на боевом духе, но все герои становятся до того усталыми, что вскоре им наплевать, в какую сторону идти!
— Говорите так, будто читаете книги, — бурчит Малыш. — Давайте лучше о бабах.
— Что скажешь о той русской медсестре, которую на днях изнасиловал? — спрашивает Порта, почесываясь под мышкой, где у его вшей излюбленное место свиданий.
— Сухая, будто кость окорока, который сотню лет провисел в кладовой, — разочарованно ворчит Малыш. — В этой стране не знают, как наслаждаться лучшими минутами жизни. Я проводил с этим эксперименты несколько лет.
— С чем? — удивленно спрашивает Порта.
— Со шлюхами и оргиями, само собой, — раздраженно отвечает Малыш. — Когда собираешься устроить оргию, главное — это побольше выпивки и куча толстозадых девок. Лучше всего, если девки появляются примерно через час после того, как мужчины подопьют. У нас с приятелем было спокойное местечко на Хайнхойерштрассе девятнадцать. Помещение принадлежало еврею Лео, торговцу мехами, но он смылся, когда Адольф пришел к власти. Он, хоть и всегда одевался в черное, ничуть не походил на гиммлеровских ребят, как не походит никто из нормальных людей.
— Обер-ефрейтор Кройцфельдт, ты ответишь за эти слова! Ты скоро переполнишь чашу! — сурово выкрикивает Хайде.
— Должно быть, уже давно переполнил, — беззаботно отвечает Малыш. — Ты собираешься подать столько рапортов, что когда мы вернемся, в Германии обнаружится большая нехватка бумаги. Юлиус, дай немного отдохнуть языку. Заткни уши пулями и думай о чем-нибудь другом. В общем, когда мы начали устраивать оргии, то мало что смыслили в этом деле и просто зазывали прохожих с улицы. То есть клиенты у нас были случайные, — продолжает Малыш. — Некоторые даже хотели, чтобы их обслужили в кредит. Как-то вечером к нам зашел один недоумок из Боливии, прямо из джунглей. Думал, что все это бесплатно, пришлось его вышвырнуть.
— Cerdo, cerdo, — вопит он с другой стороны улицы; мы сперва подумали, что это клич какой-то политической партии. Но вскоре выяснили, что это означает «свинья», и пошли в участок на Давидштрассе. Говорим: «Какой-то охламон из Южной Америки кричит на улице: "Адольф cerdo! Адольф cerdo!"»
— Ну и хорошо, — отвечает дежурный с заспанными глазами. — Пусть кричит и дальше!
— Тогда что это означает? — спрашиваем мы.
— Посмотрите в испанском словаре, — советует он. — Видимо, «хайль» по-испански.
— Но, должно быть, они посмотрели сами, — продолжает Малыш, — потому что минут через семь полицейских появилась целая свора с дубинками. И они прогнали этого дикаря быстрее, чем дьявол уносит монахиню в пасхальное утро!
— Взять оружие! Колонной по одному за мной! — командует обер-лейтенант Мозер.
Километра через три нас обстреливают из темноты леса. Град пуль сдирает кору с деревьев, срикошетивший свинец прорывает каналы в мерзлом снегу. Непроглядную тьму разрывают дульные вспышки.
Малыш с ручным пулеметом занимает позицию за большой елью. Стреляет туда, где видит их.
— Действуй, парень! — рычит он на Профессора. — Не знаешь разве, что мы сражаемся за новую Европу и жизненное пространство? Недочеловеков нужно уничтожить, чтобы освободить место для немцев!
Стрельба постепенно затихает, слышны шаги убегающих в лес. Под ногами громко хрупают мерзлые веточки.
— Отделениям рассредоточиться! — командует обер-лейтенант. — Второе пойдет впереди. Противник попытается уничтожить нас на опушке, но мы должны прорваться. Всех раненых берем с собой. Если хоть один будет брошен, всех командиров отделений отдам под трибунал. Надеюсь, все понятно?
Рота идет разомкнутым строем. Мы постоянно вынуждены прятаться от минометного огня. Почему не сдаемся? На Восточном фронте не сдается никто.
Трое из четвертого отделения ранены. Унтер-офицеру Ленарту пробила колено разрывная пуля. Он не может стоять на этой ноге, но мы привязываем к ней карабин так, что приклад служит вместо ступни. Он громко стонет при каждом шаге, но это лучше, чем остаться лежать в снегу.
Просто невероятно, что способен вынести человек. Мы часто наблюдали это на раненых. Лейтенант Гильберт шел несколько километров, удерживая руками на месте внутренности. Ефрейтор Цёбель с раздробленным бедром полз по изрытому полю. Сапер Бласке с оторванным лицом и раздавленной ногой дохромал до перевязочного пункта. Я уж не говорю о гауптфельдфебеле Бауэре, который со свисающими с шеи на веревочке обеими ступнями дополз до врачей. Он думал, что их можно снова пришить. Фаненюнкер Вест — между прочим, сын генерала — три дня лежал на ничейной земле; легкие его выступали из спины, опадали и раздувались, словно большие воздушные шарики. Мы с Портой вынесли его. Он прожил еще четыре дня в медпункте… Я мог бы продолжать и продолжать.
Мы стали опытными ветеранами, хотя большинство из нас не старше двадцати двух. Знаем все о том, как убивать людей. Знаем и то, выживет раненый или нет. Мы знаем все виды ран: насквозь пробитое легкое, задетое легкое, рана в мякоть, рана в живот, осколочное рассечение, штыковая рана, поражение гранатой, раздробление кости. У нас шестьдесят названий для ран в голову. Наше знание анатомии поразительно.
На лесной поляне объявлена остановка, чтобы собрать роту. У фельдфебеля-связиста Блоха плечо пробито рикошетной пулей. Сильное кровотечение. С помощью пращевидной повязки санитар Тафель ухитряется его остановить. Работает он быстро, профессионально. Малыш помогает ему, подает нужные инструменты. Санитар ловкими пальцами зашивает рану.
