Василий Алексеев - Россия солдатская
— А как только они стрелять выскочат, мы бегом, — сказал Петька, уже вспыхнувший молодым задором.
Немецкие взрывы затихли. Ребята, как горох, выкатились к миномету. Григорий и Петька пустились что есть духу вперед, пригибаясь к земле. Не успели они поравняться с минометом, как завыли приближающиеся мины противника. Григорий с размаха плюхнулся в кишащую тяжело дышащими ребятами яму.
— Вы откуда взялись? — зазвенел мальчишеский голос, когда затихли разрывы.
— Плота с нашим бойцом не видели? — спросил Петька, поднимая вымазанную глиной физиономию.
— Как не видели! Его к тому берегу прибило. Сначала шевелился немного, а теперь лежит и не двигается, — ответил один из ребят.
Григорий и Петька выскочили из окопа и побежали дальше. Река против поворота расширялась, оба берега понижались. Дальше уже не было ни одного минометного гнезда. В километре впереди виднелся железнодорожный мост и остатки деревни, занятой, по-видимому, немцами. На мели, метрах в двадцати от заросшего камышем противоположного берега, стоял плот. На плоту лежало что-то серое, а кругом вода кипела от разрывов мин. Григорий и Петька распластались рядом на земле и перевели дыхание. Высокий столб воды и грязи поднялся в том месте, где только что был плот. Куски чего-то тяжело плюхнулись обратно в реку.
— Прямое попадание! — прошептал Петька.
— Да… — прошептал Григорий.
Кругом захлопали отдельные разрывы.
— Похоже, что и нас заметили, — сказал Петька, отползая к самому обрыву. Григорий тоже отполз и лег неподвижно.
— Вот те и американские консервы! — прошептал Петька, глотая слюну. — Того и гляди самого на консервы разделают!
Григорий вспомнил сон Алексеича и свой собственный, и им овладело тяжелое безразличие: — Зачем бояться, зачем прятаться от снарядов, все равно рано или поздно убьют!
Канонада вдруг смолкла. Солнце поднялось из-за берега и стало греть спину. Григорий стал успокаиваться.
— Смотри, а ящик-то с консервами цел! — прошептал рядом голос Петьки.
Григорий поднял голову. Петька был прав: в том месте, где плавали обломки плота, среди камышей торчал угол белого ящика, врезавшегося при падении в ил.
— С консервами, — уверенно зашептал Петька, вглядываясь. — С минами ящики гораздо больше, хлеб возят в мешках, а этот, гляди, какой увестистый, стоит и не шевелится. Не иначе, как с консервами!
Стрельба не возобновлялась. Даже ребята под берегом замолчали — очевидно израсходовали все мины.
— Сейчас надо будет пойти к переправе, найти какой ни на есть плот и на тот берег… ящик на мели и взять его совсем просто.
Григорий с удивлением посмотрел на подростка. Петька лежал на берегу, опершись на локти, и говорил так, как будто бы на свете не было никакого противника и он обсуждал с деревенскими приятелями план очередной шалости.
— Не мели глупости! — остановил его Григорий. — Давай лучше думать, как назад целыми выбраться — мы ведь на виду у немцев.
— Ну, бежим, раз — два! — скомандовал Петька, вскакивая.
Благополучно завернув за поворот берега, Григорий перевел дух и пошел медленно. Петька дождался его и пошел рядом. Канонада смолкла по всему фронту.
— Ну, как, поедешь за консервами? — спросил Петька.
— Ты что, всерьез решил? — Григорий с любопытством посмотрел на Петьку.
— А почему же не пойти? — ответил тот с обычным задором.
— А потому, что убьют, — тон Петьки стал раздражать Григория. — Когда стемнеет, еще можно будет рискнуть, а идти сейчас, на виду у немцев, не вижу никакого смысла.
— Ночью могут перевести на другую позицию, или связисты увидят и подберут, — не сдавался Петька.
— Ну, как? — строго спросил Григория командир расчета, гревшийся около блиндажа на солнце.
— На наших глазах прямым попаданием на куски разорвало, — сказал Григорий мрачно.
— А ящик с консервами у берега в тине лежит, — добавил Петька. — Я Сапожникову предлагал на ту сторону за ним ехать, а он не хочет.
— Днем ехать глупо, — сказал Григорий. — Ночью и то, по-моему, слишком рискованно.
Сержант ничего не ответил, но в злых, рысьих глазах Григорий прочел голод, раздражение и жадность.
— Мин так и нет? — небрежно спросил Петька.
— Нет, — сержант затянулся махоркой и сплюнул по своей всегдашней привычке.
— Я схожу поговорю со старшиной.
Петька пошел вдоль затихшего берега. Григорий остался вдвоем с командиром расчета и разговор сразу прекратился. Оба молча пускали клубы дыма. Григорий смотрел на загорелое жестокое лицо сержанта и думал: похож на волка и ищет стаю посильнее. Потому, как говорят, и подал в партию. Ему все равно где быть: у Пугачева или в опричине.
Сержант подозрительно покосился на Григория и отвернулся: антипатия была взаимной. На дорожке, протоптанной вдоль обрыва, вновь появился Петька в сопровождении длинного, нескладного солдата, знаменитого мародера Ивана Кучина или просто Кучи, того самого, которого не могли разбудить при смене караула, когда после выхода дивизии на фронт Григорий, в лунную июньскую ночь, дежурил у миномета. Петька и Куча приблизились и остановились против Григория и командира расчета. Одновременно на дорожке появилась толстая фигура ротного старшины Столяренки, хитрого и ловкого украинца.
— Вот, Кучин соглашается ехать за консервами, — сказал Петька. — Мы уже говорили со старшиной — он разрешает.
Глаза Петьки горели озорством и решимостью. Большое небритое, в экземе, лицо Кучи оставалось вялым и безразличным.
— Они поедут на ту сторону и пойдут тем берегом, — подошел старшина, — а мы посмотрим с этой стороны от поворота.
Боится, что Петька и Куча съедят консервы, — понял Григорий.
Вечер был неожиданно тихий и теплый. Река успокоилась, вода спала. Григорий, старшина и командир расчета медленно шли вниз по берегу к повороту реки. Противоположный, высокий в этом месте берег кончался крутым обрывом. На его красно-желтом фоне двигались две серые фигуры: они то подходили к самой воде, то влезали на обсыпающийся под их ногами берег, осторожно обходя воронки, Григорию было жаль обоих и особенно Петьку. Конечно, трудно, не зная расположения немцев, определить, какая часть берега им видна, но, судя по тому, как они обстреливали плот, невозможно себе представить, чтобы это делалось наощупь.
Около поворота желтый обрыв кончился. Берег делался отлогим и на нем чернело несколько воронок. Петька и Куча скрылись в одной из них и, видимо, осматривались. Командир расчета остановился у самого поворота, не доходя до минометного гнезда, из которого несколько часов тому назад так смело стреляли ребята. Миномет лежал на боку, ребят не было — немцы-таки нащупали если не их самих, то их оружие.
— Вон остатки плота и ящик, — сказал старшина, садясь на землю.
Григорий вспомнил, как выли здесь мины и невольно попятился к обрыву. Из воронки на противоположной стороне высунулась голова Петьки, потом показались плечи. Петька вылез из воронки и сейчас же за ним вылез Куча. Оба постояли и начали медленно продвигаться по открытому берегу.
Сейчас их накроют минометным залпом! Григорий зажмурился. Было тихо и только вода журчала. Немцы не подавали признаков жизни. Григорий раскрыл глаза, Петька и Куча вошли в воду и, пригибаясь к реденьким камышам, брели по направлению к ящику.
Место у ящика пристрелено. Их могут подпустить совсем к нему и тогда… — думал Григорий.
Шеи старшины и командира расчета были напряженно вытянуты, Петька и Куча наклонились над ящиком, перекладывая его содержимое в вещевой мешок.
— Так и есть консервы, — сказал командир расчета, — желтые мясные банки!
Петька и Куча, продолжая пригибаться, побрели к берегу. Немцы молчали. Григорий не верил своим глазам.
— Молодцы ребята! — сказал старшина. — Теперь хоть бойцов мясом накормим.
Петька и Куча быстро пробежали по берегу и скрылись в той же воронке. Водворилось молчание. Прошло минут пять, никто не появлялся.
— Что же это они? — не выдержал старшина.
— Жрут консервы! — с нескрываемой ненавистью в голосе сказал командир расчета.
Снова замолчали. Шеи командиров оставались напряженно вытянутыми. Григорию стало смешно и противно.
— Если и половину съедят, то это их право, — сказал он насмешливо.
Ни старшина, ни командир расчета ничего не ответили. Шеи их несколько сократились. Вопрос был ясен; Петька и Куча ели, сидя в воронке, в полной недосягаемости для своего начальства.
— Зря Петьку одного не отправили! — сказал старшина. — Куча не то, что все консервы, а чорта сожрать может!
— И клали нарочно так, чтобы мы банок сосчитать не могли, — прошипел командир расчета.
Из ямы одновременно показались две головы. Петька и Куча вылезли на берег и пошли медленной, сытой походкой. За плечами Петьки болтался тощий вещевой мешок.
