Генрих Гофман - Герои Таганрога
— Да. Сегодня утром их хоронили.
* * *По улицам Таганрога медленно двигалась траурная процессия. Впереди со спущенными бортами черепашьей скоростью полз грузовик, на котором увитые черными лентами стояли два некрашеных гроба. За автомашиной нестройными рядами вышагивал целый батальон гитлеровцев. А позади, сверкая золотом труб, шествовал военный оркестр. Скорбные звуки похоронной мелодии плыли над городом.
Возле кладбища процессия остановилась. Фашисты бережно подняли на плечи оба гроба, пронесли их мимо могил с крестами и обелисками и поставили возле двух свежевырытых ям. Обер-лейтенант — командир батальона — обратился к солдатам с речью. Толпы собравшихся вокруг жителей слушали его непонятные отрывистые слова.
Потом под троекратный ружейный салют фашисты опустили гробы в могилы, и солдаты, вытянувшись цепочкой, по очереди бросали на них горсти земли. Над выросшими холмиками гитлеровцы укрепили дощечки. На одной из них на русском и немецком языках было написано: «Здесь похоронен русский летчик, капитан Егоров, павший смертью храбрых на таганрогском аэродроме 17 апреля 1943 года». На второй вместо фамилии было написано: «Неизвестный русский летчик».
Гитлеровцы почтили погибших минутой молчания, потом по команде обер-лейтенанта построились в колонну и под бравурный марш духового оркестра покинули городское кладбище.
* * *...Густая дымка висела над городом. Неожиданно на немецкий аэродром, расположенный на окраине Таганрога, спикировал советский бомбардировщик Пе-2. Не сбросив бомб, он взмыл в безоблачное небо и унесся навстречу солнцу. Вскоре после этого над притихшим аэродромом показалась целая эскадрилья краснозвездных истребителей. Разомкнув строй, они выпустили шасси и начали заходить на посадку.
Первая пара приземлилась точно у выложенного «Т» и, быстро освободив полосу, порулила на стоянку. На границе аэродрома летчики выключили моторы и, когда пропеллеры их истребителей перестали вращаться, увидели немцев, которые с автоматами и пистолетами бежали к ним со всех сторон. В это время над посадочной полосой, почти касаясь колесами земли, гасили скорость еще два советских истребителя. Но вот они, видимо поняв оплошность, взревели моторами, поджали под себя шасси, понеслись на бреющем полете прочь от вражеского аэродрома. Вслед за ними умчались и остальные. Над летным полем воцарилась тишина. И в этой тишине отчетливо послышались вздохи запускаемых моторов на двух одиноких краснозвездных истребителях. Медленно проворачивались лопасти винтов, из патрубков струился сизый дымок, но перегретые моторы не запускались. А гитлеровцы были совсем уже рядом. И ведущий пары капитан Егоров решил принять неравный бой. Он понял, что штурман бомбардировщика, который вел их группу из тыла на фронтовой аэродром, допустил непоправимую ошибку: вместо Ростова он завел их к противнику. Горизонтальная видимость во время полета была плохой, и летчики-истребители безраздельно доверились лидеру. Заходя на посадку, они видели немецкие самолеты, стоявшие на земле, но были уверены, что это трофейные машины. Ведь Советская Армия наступала. На многих наших аэродромах между Волгой и берегом Азовского моря стояли немецкие самолеты. Двум советским летчикам пришлось расплачиваться за ошибку штурмана и свою беспечность. В их распоряжении было личное оружие. По одному пистолету. Всего две обоймы — шестнадцать патронов на каждого. Прогремел одинокий выстрел. Первым повалился на землю высокий гитлеровец, успевший подбежать к советским истребителям ближе других. Остальные метнулись в сторону, залегли.
Горохом рассыпались автоматные очереди. Короткими перебежками подвигались немцы к двум одиноко стоявшим советским истребителям, которые поблескивали красными звездами на фоне машин, меченных черными крестами и фашистской свастикой. Уже более десяти гитлеровцев валялось вокруг, когда Егоров приставил пистолет к виску. У него оставалась одна пуля.
Его ведомый в горячке боя расстрелял все шестнадцать патронов. Бензиновый бак в самолете был пробит автоматной очередью. Под ногами, по полу кабины растекся бензин.
Немцы не заметили, как летчик чиркнул спичкой. Они только увидели, как захлопнулся над его головой фонарь кабины и тут же пламя мигом охватило машину.
Гитлеровцы бросились прочь от русского истребителя. Даже умирая, безоружный советский летчик заставил их отступить.
Враги хоронили летчиков с почестями. Командир 111-й пехотной дивизии генерал Рекнагель решил поднять боевой дух «непобедимых» солдат великой Германии: после разгрома и пленения 6-й армии фельдмаршала Паулюса, после панического бегства с просторов Кубани и Дона солдаты фюрера стали слишком часто сдаваться в плен.
Вот почему обер-лейтенант обратился на кладбище с речью к своим подчиненным. Он призывал солдат помнить о подвиге их врагов — русских летчиков, которые предпочли смерть позорному плену.
Жители Таганрога ежедневно носили на могилы героев живые цветы. Подпольщики расклеивали на городском кладбище листовки с призывами отомстить немцам за смерть советских летчиков.
А ортскомендант майор Штайнвакс решил использовать эти похороны в пропагандистских целях. По всему городу развесил он объявления, в которых разъяснил гражданам, с каким уважением немцы чтят героев, павших в открытом бою. «Но германское командование будет сурово карать большевистских агентов, действующих из-за угла, уничтожающих боевую технику немецкой армии и стреляющих в спину солдатам фюрера». Так заканчивалось это обращение.
* * *Со дня на день ждал Василий Афонов появления в Таганроге представителя Красной Армии. Хотелось побыстрее сообщить командованию фронта ценнейшие разведывательные данные, собранные подпольщиками. Но после возвращения Копылова с той стороны прошло уже около месяца, а обещанный связной с радиостанцией так и не появился. Потеряв всякую надежду дождаться его, Василий решил вновь послать Копылова через линию фронта.
В воскресенье вместе с Максимом Плотниковым он отправился в Михайловку. Не успели они выйти из города, как им повстречался Акименко. Незаметно озираясь по сторонам, он как бы невзначай подошел к Василию и Максиму, попросил у них прикурить. Нагнувшись над горящим фитилем зажигалки, тихо проговорил:
— Копылов арестован. Забрали вчера ночью. Я к вам собрался, но, кажется, и за мной следят...
— Возвращайся к себе в Михайловку. В городе не показывайся, — сказал Василий, исподлобья оглядывая немноголюдную улицу.
Вечером к Василию заглянул Георгий Тарарин. Услышав об аресте Копылова, он посоветовал направить через линию фронта военнопленного старшего лейтенанта Мусикова. Это предложение пришлось Василию по душе. Он понимал, что военный опыт советского командира, умение ориентироваться на местности помогут Мусикову выполнить эту ответственную задачу. Вместе с ним для большей гарантии руководители подпольного центра решили послать еще двух-трех надежных ребят из группы Георгия Пазона. Выбор пал на Николая Кузнецова, Анатолия Назаренко и Виталия Мирохина.
Схему военных объектов зашили в подкладку пиджака Анатолия Назаренко. Остальные должны были охранять его во время рискованного перехода через линию фронта. Мусикову Василий вручил карту крупного масштаба, которую один из подпольщиков выкрал из полевой сумки немецкого офицера.
В назначенное время все четверо собрались в условном месте и под покровом ночи двинулись в путь.
До самого утра бродили они по талым полям между Самбеком и Таганрогом. Не раз натыкались на немецкие подразделения, скрывались в оврагах с журчащими ручьями, ползали в жирном глиняном месиве пустующих траншей, но так и не смогли подобраться к линии фронта. К рассвету, вконец выбившись из сил, они вернулись обратно в город.
Оправдываясь перед Василием и Тарариным, Мусиков только разводил руками:
— Здесь пройти невозможно. Пустая это затея. Давайте повременим.
Думая, что Мусиков просто струсил, Василий отобрал у него карту и отправил домой отсыпаться.
Для перехода через линию фронта нужен был смелый и решительный человек, и Василий вспомнил Женю Шарова.
* * *Сергей Вайс разыскал Василия у Максима Плотникова. Там уже были Тарарин, Константин Афонов, Пазон и Петр Турубаров. Они сидели у стола, на котором стояли бутылки с самогоном, тарелка, наполненная солеными огурцами, вяленые чебаки и котелок с вареной картошкой.
— В городе давно патрули расхаживают, а вы будто напоказ собрались. Окно хоть завесьте как следует. На улице во какая щель светится, — сказал Вайс и кивнул на окно, небрежно закрытое черным тюфяком.
— А чего нам бояться? Пусть хоть сам Стоянов заходит. Завтра у Гитлера день рождения. Вот мы и отмечаем, — рассмеялся Василий. — Садись, выпей за фюрера... чтоб он трижды сдох.
