Василь Кучер - Плещут холодные волны
— Да уж какой есть… — неуверенно сказал Крайнюк. — А мне ничего и не надо. Ни картин, ни пальм, ни дивана. Они мешают, рассеивают внимание.
— Не прибедняйся. Вот прикажу — и завтра все тебе поставят. Что ни говори, а ты все-таки наш бригадный служака. Вот и в романе о нас пишешь. Читал в газете, читал…
— Ну и как?
— Есть хорошие места, душевные, — сказал полковник, — а есть и такие, что прямо злость берет…
— За что же?
— Да что фамилии людям меняешь. Зачем? Это же ложь! Ну, подумай только. Геройский поступок совершил матрос Иван, а ты его отдал какому-то Николаю. Немецкого офицера в походной кухне прикатил Прокоп, а у тебя его зовут Кирилл. Разве же это правда?
Крайнюк молчал.
Полковник придвинул к нему папиросы, а сам закурил махорку:
— И мою фамилию изменил. И настряпал там такого, что мне и не снилось. Я на мотоцикле в казачьей бурке никогда не летал по переднему краю, а ты написал, что я летаю, как Чапаев на коне…
— Но ведь полковник Осипов летал под Одессой.
— Осипов! Так ведь это герой был. А ты обо мне пишешь. Зачем преувеличивать! Матросы нас обоих на смех поднимут. И опять же про врача из третьего батальона наврал. Разве так уж сильно я его учил перед войной? Совсем нет. Было, правда, раз столкновение, когда я его за гальюны драил, чтоб там чисто было, да вот как будто и все. А у тебя получается, что я его все время гонял, как Сидорову козу, пока научил всей премудрости в пехотной стратегии и тактике. Не было этого. Слышишь? Не было…
— Но ведь могло быть? Из-за этого я и изменил фамилии, чтоб яснее показать не только то, что было, но и то, что могло быть. Это называется, Павло Филиппович, художественным обобщением. Оно крайне необходимо для идеи произведения.
— Для идеи? Разве что для идеи, — неуверенно пожал плечами полковник. — А зачем же ты и мертвым тогда имена поменял?
— Кому?
— Да хоть ему, врачу из третьего батальона. Герой был. Таких врачей я еще не видел. А как его матросы любили! Как верили все раненые, что спасет он их от смерти! Матери родной не всегда так верят, как ему верили… А ты пишешь, что я его гонял. Ну, если и погонял немного, зачем же про это писать?
Крайнюк уклонился от прямого ответа. Помолчал, потом спросил:
— Так и не слыхать о нем ничего? Неужели погиб?
— Погиб. Повторные розыски подтвердили. И партизаны подтвердили. Земля ему пухом! Орел, да и все тут. Такого теперь не скоро найдем, — вздохнул полковник. — Он ведь и тебя от смерти спас?
— Да. Если бы не он, не сидел бы я здесь с вами. Теперь не знаю, кого благодарить, — глухо сказал Крайнюк.
— Мать его разыщи…
— Обязательно.
— И девушку, что в Севастополе осталась. Как ее звать?
— Оксана.
— Да, да, Оксана. Точно, Оксана. Эта девушка делает для нас большое дело…
— Я ее голос слышал по рации, — обрадованно сказал Крайнюк.
— Узнал?
— Сразу. Только жаль, что ничего, кроме цифр, не говорила.
— Шифр. Ничего не попишешь.
Крайнюк словно не слышал полковника, взволнованно продолжал:
— В конце, правда, сказала: «Перехожу на прием. Перехожу на прием». И все. Но я сразу ее узнал. Как было не узнать? Чайка. Это Павло Заброда так ее называл — Чайка. Вот и перешло оно с нею в подполье. На вечную память о Павле…
— Так и в книге будет?
— Наверное. Точно не скажу, потому что это во второй части.
— А фамилии там не переменишь на настоящие? — шутя спросил Горпищенко. — Так и в Москву повезешь?
— Так и повезу.
— А кто с тобой поедет?
— Как кто? Один.
— Э, нет, браток, — похлопывая писателя по плечу, сказал полковник. — Не выйдет! Не отпущу я тебя одного…
— Ого! — засмеялся Крайнюк.
— Вот тебе и «ого»! — решительно встал Горпищенко. — Не протокол же везти, а книгу. Первую книгу о нас, а дорога дальняя. Все может случиться.
— Так что же вы предлагаете? Автоматчиков? — снова засмеялся Крайнюк.
— Возьмешь моего адъютанта. С ним будешь как у бога за пазухой. Согласен?
— Спасибо.
— А уж заодно и он в Москве побывает, посмотрит. Словом, вдвоем посмотрите. Хорошо?
— Хорошо. Посмотрим, — согласился Крайнюк и, проводив полковника до ворот, тепло с ним распрощался, словно перед долгой разлукой.
— И смотри, — шутя приказывал полковник. — Ты у нас в бригаде дневал и ночевал, кашу из одного котелка ел, наш врач спас тебя от смерти, а матросы давно тебя считают своим в бригаде. Не подкачай, смотри, и в книге. Держи нашу марку высоко. Если уж меняешь фамилии, то хоть красивые нам выбирай. Чтоб звонкие были да все орлиные… Слышишь, Крайнюк, что говорю?.. Держи марку!..
— Чую, батько, чую! — вполголоса закричал Крайнюк, как сын Тараса Бульбы, и прибавил: — Есть, держать марку!..
Так они и поехали вдвоем в Москву, Крайнюк и Мишко, отлично снаряженные в путь интендантом бригады. Было у них вдоволь курева, хлеба и прочей снеди: сахару, соленой рыбы и консервов, вина и спирта про запас. Чтоб было что и самим поесть и гостей угостить в Москве. Пусть знают, что приехали не какие-нибудь сорвиголовы, а настоящие черноморцы из севастопольского огня.
Москва встретила их приветливо, хотя была сурова и насторожена.
Везде, где они ни бывали, слово «Севастополь» гостеприимно раскрывало перед ними двери. В Генштабе Крайнюку показали нужные документы, захваченные у фашистского командования на юге, познакомили с некоторыми нашими оперативными планами. Даже намекнули на какие-то операции в районе Кавказа, на берегах Волги. Тогда же он познакомился, разыскав его в архиве, с личным делом военврача 3 ранга Павла Заброды. На обложке дела стоял большой черный крест. Вот и все. Павла Заброды нет в живых.
Крайнюк посетил редакцию, отдал экземпляр романа. Там пообещали напечатать его в очередном номере журнала, а потом издать отдельной книгой. Просили поскорее заканчивать последние две части.
Много усилий потратил он на розыски жены, да так и не нашел. Оставил везде свой адрес, даже в радиокомитете. Все обещали помочь в розысках.
Побывали они с Мишком в театрах, побродили по московским улицам и, накупив разных одеколонов и духов в подарок морякам, двинулись обратно к морю. Мишко так наловчился орудовать мандатом адмирала и говорить со всеми комендантами и начальниками, что пробивал теперь самые грозные преграды. Крайнюк только теперь понял, какую неоценимую услугу оказал ему полковник, послав с ним в Москву своего адъютанта. Один бы Крайнюк ни за что на свете так быстро и ловко не управился со всеми делами.
Они выехали из Москвы среди ночи, втиснувшись в эшелон, который шел на фронт. А потом пересели в другой. Затем — в третий. Так, то в теплушке, то на платформе или на тендере, добрались они до тех мест, что лежали возле северо-восточной границы Украины. Именно здесь наши войска срезали вражеский клин, который стал опасно нависать над близким тылом. Этот прорыв и заставил Крайнюка немедленно сойти с поезда и, устроившись у разбитого станционного здания, развернуть карту.
— Долго тут будем? — спросил Бойчак.
— Нет. Вот она, Сухая Калина. Смотри сюда. — Крайнюк показал маленькое пятнышко на карте. — Надо только у коменданта узнать обстановку.
Бойчак бросился в землянку возле станции и вскоре привел молоденького лейтенанта, который оказался военным комендантом.
— Сухая Калина? — удивленно спросил комендант. — Да это ведь рукой подать. Там бои уже затихли, фронт продвинулся дальше. Но, вероятно, это была частная операция. Бои местного значения. Там теперь тихо и спокойно. Люди давно вернулись в село. И жизнь наладилась. Уже доставляем туда почту… Я вас посажу на машину возле капепе и — счастливого пути. Туда фронтовые машины частенько ходят…
— Спасибо, лейтенант, — пожал ему руку Крайнюк. — И попрошу сохранить наш чемодан, пока мы не вернемся из Сухой Калины.
— Будет выполнено, — козырнул лейтенант и повел их в свою землянку, а оттуда — на придорожный КПП, где стояли регулировщики с флажками. Потом посадил на грузовик, увозящий снаряды и консервированную кровь для полевого госпиталя.
— Что это за Сухая Калина? — начал издали Мишко.
Крайнюк не откликался.
— Сбились с курса и теперь неизвестно когда на него снова ляжем. Сплошной кабордаж и крышка, — сокрушался Мишко.
— Не нуди. Тут мать нашего Заброды живет. Полковник приказал ее навестить, — глухо откликнулся Крайнюк.
— Полковник приказал? Ну, тогда другое дело. Почему же вы сразу не сказали?
— Я и сам не знал, что наши срежут этот клин.
Так они оказались в Сухой Калине, а грузовик покатил дальше на фронт.
Пехотинцы, артиллеристы, даже летчики не вызвали бы в селе такого удивления, как эти два моряка, вдруг появившиеся в Сухой Калине. Пехотинцев, артиллеристов и летчиков тут видели довольно часто, к ним привыкли, а вот моряков видели впервые за всю войну. И сразу среди пожарищ и руин, на разбитых дворах засуетились и закричали оборванные ребятишки, потом заговорили женщины, настороженно выглядывая из погребов на дорогу. Море далеко, зачем они сюда прибились, эти моряки? Без автоматов и без гранат. Только пистолеты свисают в длинных черных кобурах. Что им надо тут, на пепелище, где когда-то стояло такое пышное село? Не иначе кого-нибудь ищут…
