Канта Ибрагимов - Аврора
Такая откровенность не осталась незамеченной, и почти все члены диссовета это отметили и подтвердили, что наука, тем более, физика — это коллективный труд, где роль каждого немаловажна. А сам Ломаев — настоящий ученый, темой владеет и внес личный весомый вклад в эксперимент, по крайней мере, был у истоков становления Авроры Таусовой. В итоге — все «за!» и, как говорится, гора с плеч и огромная радость, потому что пришло сообщение:
«Гал Аладович, я вам очень и очень благодарна. Достойно! А я кое-какие дела улажу и тоже на защи-ту выйду У меня еще много материала. С уважением, Аврора».
Следом предстояла защита Забаева, за которую Цанаев вовсе не печется, потому что там действуют не законы физики, а дикого рынка, в котором Цанаев участвовать не хочет, а приходится. Сам Забаев его как-то вызвал, то есть позвал, и с ходу выпалил:
— Ты Бидаева знаешь?
— И отца знал, и сына, к сожалению.
— Отца я тоже знал — дрянь еще та, благослови его Бог, если хочет. А вот сын в тысячу раз хуже — мразь.
— Какое совпадение взглядов! — удивился Цанаев. — А что вы о них вспомнили?
— Как не вспомнить! — рассердился Забаев. — Явился ко мне этот молокосос и говорит, что я то ли сотрудничаю, то ли поддерживаю каких-то террористов.
— И что? — заинтересовался Цанаев.
— Как «что»? Это возмутительно!
— Конечно, возмутительно, — поддерживает Цанаев. — А чего он хочет?
— Чего хочет? — тут Забаев запнулся, задумался, а профессор спрашивает:
— Как он хочет бороться с терроризмом? — и не услышав ответ: — Может, он просто деньги у вас вымогает?
— Вот именно… Говорит, ни гроша более Таусовой не давай, не то…
— Не то что? — напрягся Цанаев.
— Не то, говорит, моя защита не состоится.
— Кха, — кашлянул Цанаев. — А при чем тут защита докторской и терроризм?
— Гал, ну ты ведь не дурак! Этот мерзавец как-то пронюхал все и теперь пытается меня терроризировать.
— Так Бидаев борется с террором или сам распространяет терроризм?
— Меня эта терминология не интересует, — злится Забаев. — Ведь я знал, что эти Таусовы — террористы.
— Ты говоришь о братьях или Авроре?
— Обо всех!
— Кто террорист, а кто нет, решает суд, — пытается спокойным быть Цанаев. — А до суда дело ни разу не довели.
— Какой суд в России!? Все покупается и продается, — почти кричит Забаев, а Цанаев о своем:
— Тогда скажи, Бидаевы — террористы или нет?
— Абсолютно! А что мне делать?
— Все очень просто, — уже имеет опыт профессор, — в следующий раз, вдруг, явится — потребуй предъявить предписание и удостоверение.
— Что? Ха-ха-ха, — захохотал Забаев. — Какое предписание у бандита-рэкетира?
— Так он ведь работник спецслужб.
— Гал, о чем ты говоришь? Либо ты очень наивен, либо ты меня вовсе дураком считаешь?
— Ну, как ты можешь быть дураком? Докторскую защищаешь.
— Да, — согласен Забаев, — давай об этом поговорим.
Вот тут как раз и говорить не о чем, Забаев в физике — дурак дураком, и Цанаев даже не представляет, как эта защита может пройти. Однако даже председатель диссовета не только спокоен, а очень доволен. И об этом не принято говорить, да деньги сегодня ре-шают все. Точно так же мыслит и сам соискатель, и как-то во время очередной консультации Цанаев поинтересовался:
— Бидаев более не появлялся?
— Разве эта мразь отстанет?
— Ну и что?
— Какая разница, кому платить? — как бы про себя пробурчал Забаев, а Цанаев оторопел:
— Что? Что ты сказал? Повтори… Кому ты заплатил?
— Да никому я ничего не платил и не обязан платить, — стал твердить Забаев.
Но Цанаев уже не на шутку встревожился, он стал требовать, чтобы Забаев ему выдал предоплату.
— А кто ты такой? — огрызался Забаев. — Я с Авророй договорился и с нею будет расчет.
— Я ее муж, — утверждал профессор.
— Бывший… А вообще, пусть она сама позвонит. Ты тут не при чем.
— Как это «не при чем»?! — разгневался Цанаев, и с таким настроением он направился прямо в диссовет и заявил, что защиту Забаева надо отложить:
— Ты о чем? — возмутился председатель диссовета. — Это невозможно.
— Защиту надо отменить, хотя бы отложить, — на своем настаивал Цанаев.
— Да ты что! — удивляется председатель. — Уже разослан автореферат, обозначен срок, оппоненты и так далее.
— Нет! — уперся Цанаев.
— Гал Аладович, — взмолился председатель, — да что вы за народ! Даже меж собой поладить не можете.
Ты-то ведь вырос в Москве, имеешь высшее образование, профессор, а ведешь себя, как чечен.
— У-у, — разгневался Цанаев. — Вы превратили диссовет в коммерческий киоск.
— Но-но-но! Святое не трожь! — вознес палец председатель. — Наука не продается и не покупается, — и тут же чуть мягче на ухо Цанаева: — Аврора Таусова ведь тоже здесь будет защищаться. Она ведь умница, настоящий ученый!
Эти слова, как бальзам на душу Цанаева: доверился он судьбе. И думал он, что защита Забаева будет просто позор. Нет. Все довольны, даже не обращают внимания, что Забаев вряд ли закон Ома помнит. Посему и вопросы были к нему околофизические, больше политические: мол, как там в Чечне?
Ну, раз даже физикой занимаются — все нормально.
Также уверенно чувствует себя и соискатель. К досаде Цанаева, Забаев даже словом не упомянул Таусову в докладе и, более того, в списке литературы ее трудов тоже нет. Зато Цанаев, как официальный оппонент, сразу же четко отметил, что он оценивает не соискателя, а лишь предоставленную диссертацию — это «глубокое научное исследование, открытие», и тут же несколько раз сделал ссылку на уже опубликованные труды Таусовой.
Правда, это мало занимало членов диссертационного совета: кто надо, ублажен, к тому же в соседнем кабинете уже накрыт шикарный стол, аромат настоящего коньяка так и манит всех к роскошному банкету в ресторане.
На банкет Цанаев не пошел, а на следующий день побеспокоил он новоиспеченного доктора.
— После вчерашнего я себя очень плохо чувствую, — отключил телефон Забаев. На следующий день он отрывисто бросил Цанаеву: — Все нормально, — вновь отключил телефон и более не отвечает.
Понял Цанаев, что все ненормально, что Забаев либо заплатил, то есть откупился от Бидаева, либо будет говорить, что заплатил Бидаеву, а на самом деле нет. В итоге, как сейчас говорят, он Аврору, наверное, кинул, но это Цанаеву точно неизвестно, лишь предположение.
И тут явился удрюченный Ломаев:
— Гал, Аврора звонила. Говорит, что Забаев должен был на второй день после защиты перечислить ей деньги. На связь не выходит, пропал.
— Сколько?
— Три с половиной миллиона.
— Вот это да! — за голову схватился Цанаев. — Такие деньги Бидаев не упустит.
— А причем тут Бидаев? — удивлен Ломаев.
— Есть версия… В любом случае, надо действовать. Поможешь мне?
Что бы они ни думали и ни говорили, а точка отсчета одна: Забаев — должник.
Вроде все координаты Забаева известны, и Цанаев, и Ломаев там и сям пытаются его поймать, но ведь Забаев не такой простой, как эти ученые, у Забаева какой-то политический вес, чиновничий авторитет, деньги и, конечно же, от таких, как Цанаев и Ломаев — охрана есть, которая этих физиков к новому физику не подпускает. И тогда Цанаев понял, что иных меха-низмов в этом обществе нет: грубой, бесчеловечной и наглой силе необходимо противоставить такую же силу. Он позвонил в Чечню, к Патрону.
— Гал, — Патрон тоже озабочен, — мне на днях звонила Аврора. Я в курсе. Забаев переводит стрелки на Бидаева, этот мерзавец что-то невразумительное несет.
— А у вас есть с ними контакт? — удивлен Цанаев.
— Конечно, есть, в одной системе антитеррора, вроде, работаем.
— И что же делать?
— Они в Чечню не сунутся, боятся, рыльце у обоих в пуху. И мне особо за пределы республики, тем более, в Москве, показываться не резон. Да, видимо, придется. Ради Авроры надо рискнуть. Только там я смогу разрулить ситуацию.
После этого звонка у Цанаева затеплилась надежда, словно за спиной выросла сила и такое ощущение, как при Советском Союзе — есть государство, есть какая-то власть, готовая за тебя постоять, защитить, интересы твои отстоять. И Цанаев ожидал, что Патрон на днях приедет, а буквально на следующий день звонок:
— Гал, я в Москве. Ты можешь к шести быть у гостиницы «Россия», северная сторона? Как приедешь, позвони.
Цанаев так ожидал эту встречу, что прибыл за полчаса. Было лето, духота, даже зной. И он хотел было посидеть в каком-либо летнем кафе, водички попить, как увидел издалека Патрона: его не заметить нельзя, таких в Москве почти нет — здоровый, даже мощный, с седеющей приличной бородой и огромный пистолет на боку. А перед ним, как щенок, сидит не кто-нибудь, а Бидаев.
В основном говорит Патрон, жестикулируя, даже пару раз по столу кулаком.
