Олег Смыслов - Житейская правда войны
Как-то в пылу ссоры с Викторий Петровной брат генсека Яков Ильич не сдержался и сказал: «Дурак я, что не дал тогда Леониду башку ей отрубить». Комментируя этот случай, он поведал своей дочери такую историю: «После войны, почувствовав себя генеральшей, Виктория, решив, что её гардероб не соответствует новому статусу, устроила Леониду скандал по поводу женских тряпок. Чрезвычайно выдержанный и спокойный, Леонид молча сгрёб её платья и туфли и, схватив топор, изрубил это всё в мелкие кусочки». Таким Леонида Ильича родной брат не видел ни разу: «“Будто бес в него вселился”. Он рубил этот символ бабского мещанства с таким остервенением, будто заклятого врага. По лицу его катились слёзы».
Наверное, не зря Леонид Ильич говорил про свою жену шутя: «она, как чемодан без ручки, — и выбросить жалко, и таскать неудобно». Наверное, не зря он называл Викторию Петровну мужским именем «Витя»…
О том, почему Брежнев не смог узаконить свои отношения с Тамарой Николаевной после войны, его племянница приводит достаточно убедительные доводы:
«Тамара рассказывала, что пришлось ей сделать несколько абортов, после которых не было даже возможности отлежаться. Дошли каким-то образом слухи о романе генерала Брежнева до Сталина. “Ну что ж, — сказал законодатель советской нравственности, — посмотрим, как он поведёт себя дальше”. Эту, казалось бы, ничего не стоящую фразу передали Леониду. Леонид, который, как рельефно выразился мой отец, “наклал в штаны”, призадумался.
А подумать было над чем. Любовь любовью, а карьера карьерой. Брежнев отлично знал, что Сталин проявлял исключительный интерес к “личным досье”, находящимся в картотеке КГБ. Он понимал также, что от сводок местных чекистов зависит не только его карьера, но и жизнь. Бросить семью значило получить выговор по партийной линии, последствия чего были известны. К тому же мать, которую Леонид очень любил и с которой считался, против второго брака возражала. Она понимала, что сын Викторию не любит, но были внуки Галя и Юра, которых она жалела. Невозможность соединить жизнь с близким человеком, очевидно, работала на расхождение у моего дяди реальных чувств с суррогатом, как позднее на расхождение слова с делом. Роман с Тамарой у Леонида тянулся долгие годы, они сходились и вновь расходились. Это было болезненно для обоих и для его семьи. Никто не знает, как Леонид Ильич расстался с Тамарой, о чём говорили они, прощаясь. Пусть это останется между ними.
Когда Леонид перебрался в Москву, он устроил Тамаре квартиру в престижном по тем временам районе на Соколе. Прихлебатели об этом донесли Виктории. Её этот факт взбесил: мало того что эта фронтовичка хотела увести отца у детей, она ещё использует его связи! Леонид, больше всего ненавидевший семейные скандалы, которыми был сыт по горло, чтобы как-то успокоить жену, сказал, что квартиру помог получить Тамаре брат Яков через свои московские связи. Когда вскоре после этого за обедом зашёл разговор и мой отец подтвердил слова Леонида, Виктория сказала: “Ты, Яша, как был дураком, так им и остался. Как брат, ты можешь, конечно, Леонида покрыть, но не до такой же степени. Может, ты ещё скажешь, что спал с ней вместо него?” Леонид плюнул с досады и вышел из-за стола».
За всю войну Леонид Ильич подарил своей любимой только несколько фотографий.
«Вот на обороте одной карточки написал: “Милая Тома! Помни всегда, что у тебя есть надёжный, любящий тебя друг. 5 мая 1943 года. Л. Брежнев”, — вспоминает Тамара Николаевна. — Ещё были у меня его записки, которые он присылал с передовой. Когда кончилась война, меня сразу демобилизовали. А он ещё оставался служить. Это было в маленьком чешском городе, недалеко от Карловых Вар. Потом я там бывала несколько раз, но никак не могла вспомнить, где этот городок. Леонид Ильич провожал меня, довёз на машине к поезду. Никто никому ничего не обещал. Мы не знали, что с нами будет.
Я поехала в Киев. Закончила медицинский техникум, вышла замуж. В 1947 году он прислал мне письмо, просил приехать на встречу в Черновцы, где было политуправление 4-го Украинского фронта. Я приехала. Там я познакомилась с его женой Викторией. Она мне сказала: Тома, я всё знаю. Но я никого не упрекаю и не обвиняю. Я только прошу тебя уехать. Я уехала в тот же вечер. Часа через два поезд остановился на какой-то маленькой станции. Я глянула в окно и вдруг увидела на перроне Брежнева и его ординарца Ивана Павловича. Оба какие-то грязные, прокопчённые. Они догоняли меня на паровозе. Брежнев умолял меня вернуться и остаться с ним, но я сказала: нет, я же обещала Виктории, что уеду.
Мы продолжали встречаться. Как-то раз он собирался ехать в Москву из Черновцов через Киев. Мама Леонида Ильича Наталья Денисовна узнала об этом и приехала в Киев повидаться с сыном. Она остановилась у меня. Ко мне же на квартиру приехали потом Брежнев с Мехлисом, членом военного совета 4-го Украинского фронта, членом Политбюро ЦК, любимцем Сталина. Мехлис тогда очень уговаривал меня поехать с Брежневым. Но я отказалась».
О фронтовом романе Брежнева знали многие, в том числе и самые близкие люди. Ведь насколько он любил эту женщину, настолько и переживал с ней разлуку. Незаживающая душевная рана вынуждала откровенничать и не однажды. Дочь генсека Галина также была в курсе событий, рассказывая самую большую тайну семьи своим подругам. Например, одна из таких подруг, Энгелина Рогальская, до сих пор помнит о самом сокровенном семьи Брежневых: «Ой, это целый роман! Всё началось в Днепропетровске. Леонид Ильич Брежнев, Щёлоков и был ещё такой Николаев — потом он стал министром. Так вот все трое тогда молодых парней любили одну женщину — Тамару. Она предпочтение тогда отдала Николаеву. Но он потом жизнь самоубийством кончил. А во время войны весь фронт прошла Тамара фронтовой медсестрой с Леонидом Ильичом. Красавицей была! А потом Леонид Ильич её в Москву пригласил и за генерала выдал замуж. Она взяла из детского дома девочку, потому что думала, что родить не сможет. А как только взяла девочку, забеременела, родился Володь-ка, он с Игорем Щёлоковым дружил… Тамару очень Леонид Ильич любил, хоть книгу пиши».
Однажды на одном из праздничных приёмов брат-Брежнева наклонился к дочери и тихо сказал: «Посмотри на пару, которая сейчас вошла. Это Тома, боевая подруга Леонида. Я к ним подойду, а ты понаблюдай со стороны. Лёнька был в неё влюблён без памяти». «Я знала из семейных разговоров о Тамаре и не без любопытства принялась её разглядывать, — утверждает Любовь Брежнева. — Рядом с седым представительным мужчиной в генеральской форме стояла полноватая, но ещё стройная женщина в элегантном вечернем платье, с красивой причёской и уверенным, но доброжелательным лицом. В глазах её и улыбке была неповторимая прелесть, и мне сразу стало понятно, почему эта женщина долгие годы играла такую роковую роль в жизни дяди. Красавица она была редкая! Увидав отца, она вся так и вспыхнула, и радость озарила её лицо. Отец пожал руку генералу, хотел поцеловать Тамаре руку, но она вдруг порывисто, совсем не по-светски обняла и расцеловала его тепло и просто. Они беседовали недолго, и отец вернулся ко мне, растроганный, с влажными глазами. “Дурак Лёнька, — сказал он мне, — сам несчастный и её не пощадил. Только о нём и расспрашивала”. К сожалению, мы вскоре ушли, и я больше никогда Тамару не видела».
О послевоенных встречах с Леонидом Ильичом Тамара Николаевна поведала весьма кратко и достаточно корректно. Здесь она не могла перейти каких-либо границ. Но тем и ценен её образ, так горячо любимый Брежневым:
«Так случилось, что моего мужа одновременно с Брежневым направили в Казахстан. Мы встречались с Леонидом Ильичом в Алма-Ате. Потом и мы, и Брежневы переехали в Москву. Мы дружили семьями, часто бывали у него на даче. Они с Викторией приходили к нам в гости. И никогда ни Виктория, ни мой муж не заикнулись о том, что было между мной и Брежневым на фронте.
Последняя встреча наша была примерно за год до смерти Леонида Ильича. Он жаловался, что у него бессонница, ему нужно принимать снотворное. Мне потом рассказывали, что он буквально помешан на снотворном. Тайком от врачей “стрелял” снотворное у членов Политбюро. Медики потом стали давать ему “пустышки” с водой. Я думаю: что же с ним сделали, почему он стал таким?..
Я ходила на его похороны. Он был необыкновенно добрый и обаятельный человек. У меня с ним связаны только самые хорошие воспоминания. И когда я его вспоминаю, плачу…» Сам Леонид Ильич говорил о ней:
— Какая это была женщина, Тома моя! Любил её как… Благодаря ей и выжил. Очень жить хотелось, когда рядом такое чудо. С ума сходил, от одного её голоса в дрожь бросало. Однажды вышел из блиндажа, иду по окопу. Темно было совсем, ночь была сказочная, с луной, звёздами. Роскошь, одним словом. Слышу, Тамара моя за поворотом с кем-то из офицеров разговаривает и смеётся. Остановился я, слушаю как заворожённый, и такое счастье меня охватило, так что-то сердце сжалось, прислонился я к стене и заплакал.
