Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
— Ты еще удивишься, когда увидишь, на что эта штука способна! — защищал свое оружие Франц, проводивший испытания новинки.
На другой стороне шоссе мы окопались, получив задачу удерживать захваченные позиции. Пушка Франца осталась с нами. Сразу за шоссе шло резкое снижение местности, и мы далеко вперед просматривали местность, занятую противником. Я приказал окапываться как можно лучше, потому что обстрела и атак русских было не миновать: они не позволят нам оставаться на этой «смотровой площадке». Справа внизу две наших роты вели бой за траншеи противника. Бой шел до полудня, но к вечеру все равно пришлось после минирования эти позиции оставить, так как ночью удержать их было невозможно.
Начинался дождь. Непонятно почему, но атак на наши позиции не последовало. По высказываниям пленных, за оборонительными сооружениями, находящимися перед нами, находилось огромное количество танков, изготовившихся для нанесения контрудара. Огромные материальные затраты с нашей стороны оказались ударом по воде. Они были способны уничтожить только первую линию обороны, а на второй мы снова застряли, так и не добравшись до главных сил противника, изготовившихся для наступления.
Начался дождь, я, упершись головой в каске в стенку окопа, на пару минут уснул стоя. Мы научились уже в любой обстановке собирать силы.
Но тут по нам ударила артиллерия. Несмотря на огромные воронки вокруг, никто из нас не пострадал. Зубы у нас стучали от утреннего холода. Плащ-палатки и одежда промокли насквозь, так, что их можно было выжимать. Я окликнул Франца и предложил ему это сделать. В ответ услышал:
— У тебя еще есть нервы. Кто умирает смертью героя в одних кальсонах?
Нас снова накрыла русская артиллерия. Благодаря глубоким окопам огневой вал прокатился по нам, не причинив вреда, если не считать, что взрывы забрасывали нас жидкой грязью, стекавшей по спинам в сапоги. Но это не беда — лучше мокрая задница, чем холодная.
Во время паузы я осмотрел свои позиции. Стрелок Хартвиг лежал рядом со своей ячейкой, лицо уже посерело — убит. Я окликнул санитара, но он только констатировал смерть. Я недостаточно хорошо знал этого парнишку, потому что он мало рассказывал о себе. Таких мы называли «пианистами», они отличались от нас, грубых «серийных моделей», рафинированной интеллигентностью и большими знаниями. Он был третьим номером пулеметного расчета, таскал ящики с пулеметными лентами и запасные стволы. Хотя был самым слабым в расчете. Запомнилось его трогательное прощание с родителями на станции, через которую мы проезжали. Тогда ему разрешили отлучиться на пару часов, и они пришли его провожать. Он умер мгновенно — взрывом его просто выбросило из окопа.
Наблюдая через стереотрубу, мы обнаружили два закопанных и замаскированных танка противника. Пришел час Франца. Два резких коротких хлопка, и оба танка задымили. Выпрыгивающие экипажи попали под огонь наших пулеметов. Из пушки Франца специальные закаленные вылетали со скоростью в два раза большей, чем из 88-мм зенитки и пробивали любую броню.
Начался артиллерийский обстрел, одновременно Ил-2 полетели над дорогой, ведя огонь по замеченным машинам и танкам. По ним начали стрелять скорострельные зенитки, сами находящиеся под обстрелом. Приходилось только удивляться отчаянной храбрости экипажей штурмовиков и зенитчиков. У меня в отделении потерь не было.
К вечеру мы получили приказ смениться с позиций и отправиться в район сосредоточения. Шли, просыхая в закатных лучах солнца, потом сели на транспортеры, которые быстро доставили нас в район.
8 большой лощине, насколько хватало глаз, стояли танки и бронетранспортеры, готовые рвануться в атаку. И вот мы под крышей, на соломе, раздеваемся, быстро умываемся. Шерстяной ниткой штопаю дырку на носке и снова надеваю сырое белье. За ночь оно высохнет на теле, а завтра от пота или дождя опять прилипнет к телу. Но хоть одну ночь можно поспать лежа!
9 июля: день пасмурный и дождливый. Сегодня мы садимся на танки и идем в атаку. Не успели мы еще выехать из маскирующих кустов, как на нас налетели штурмовики. Ударила зенитная автоматическая пушка, которой удалось сбить одну из бронированных птиц, рухнувшую посреди района сосредоточения.
«Танки, вперед!» Половина моего отделения сидит на броне Pz IV позади башни, стараясь уцепиться за чтонибудь рукой, чтобы не слететь. Мы миновали возвышенность и оказались на равнине, словно на блюдечке. Проезжаем ложный советский аэродром — ни одной воронки и ни одного поврежденного картонного и бумажного самолета: люфтваффе так просто не проведешь.
Вдруг показались Т-34. Наши танки повернули башни на 10 часов и открыли огонь. Сразу же в воздух взметнулись клубы черного дыма, полетели стальные обломки. Я насчитал 30 Т-34, 15 из них вскоре были повреждены. Остальные быстро исчезли в балке. Командир танка махнул рукой: едем дальше. И тут на нас обрушился град снарядов заградительного огня. Танки дали полный газ. Лихорадочно пытаюсь зацепиться за что-нибудь рукой, чтобы не упасть, в другой руке — оружие. Проскочить рубеж заградительного огня не удается. Разрыв рядом сметает нас с брони, как листву с дерева. По правому бедру ударило словно плетью — осколочное ранение. С другого танка спрыгнула другая половина моего отделения. Я собираю их. Почти каждому досталось, но все еще могут бежать. Я веду всех к балке, в которой можно укрыться от осколков, и по ней мы бежим за танками. Танки остановились и ждут нас. Наша артиллерия бьет по огневым точкам и орудиям противника, но из-за перемены позиций ее точность огня снижается. Нам надо подобраться ближе к противнику, чтобы уйти из-под огня его минометов. Их мины не оставляют залегшему солдату никаких шансов: осколки летят вплотную к земле. Бежим бегом вперед и оставляем позади и этот заградительный огонь. Минометы противника замолкают — меняют позиции. Под прикрытием огня остановившихся танков штурмуем деревню, вернее, ее руины. Сразу окапываемся, ожидая «града» русских снарядов.
Только теперь чувствую, как болит рана. Санитар делает мне прививку от столбняка и хочет отправить меня на перевязочный пункт. Разозленный моим отказом, он делает перевязку, «потому что так надо по инструкции».
Подходит командир роты оберштурмфюрер Шмель, чтобы посмотреть на меня. Я могу остаться дальше в строю. Наш командир роты — замечательный офицер. И я бы с большой неохотой расстался с 1-й ротой. Кто знает, куда меня потом занесет?
Ко мне в окоп спрыгнул связист. Начался огневой налет противника. Он рассказывает мне о чудо-оружии, развернутом позади нас: ракетные пусковые установки по 90 стволов в каждой, выстреливают все ракеты за минуту, накрывают все сплошным ковром, каждая — на площади 4 квадратных метра! Я не доверяю чудо-оружию и притаскиваю двери, перекрываю ими окоп и насыпаю сверху земли: так, по крайней мере, можно спастись от осколков. Мои солдаты зарылись в землю, словно лисы в норы. У них все в порядке.
Вдруг позади загрохотало и завыло — в небо понеслись десятки ракет. Я осторожно посмотрел, как они градом обрушились левее нас, почти у самой нашей позиции. Земля дрожала, со стен моего окопчика сыпались комки глины. Я посмотрел на двери у меня над головой и подумал о рассеивании в 4 квадратных метра. Через минуту все стихло. В мой окоп потекли вонючие пороховые газы.
Теперь быстренько наружу и белую ракету вверх: «Мы здесь!» Чтобы не накрыли нас вторым залпом.
— Эти проклятые идиоты так и не научились пользоваться своими игрушками! — доносилось со всех сторон.
Меня вызвал посыльный на КП роты. Я взял с собой раненого. У него после нервного шока начались боли: когда разрывами снарядов нас смело с танков, он получил осколок под почку.
В картофельном подвале с бетонным потолком проходило обсуждение завтрашних действий. Наступаем на северо-восток до реки, название которой размазалось на карте. За рекой стоит иван с большими массами танков. Мы должны еще до его готовности к контратаке напасть на него и разгромить. Получаю пополнение, боеприпасы и продовольствие. Пара глотков «трехзвездочного» помогает нести промокшую одежду под начинающимся дождем. Под прикрытием руин развели костер, вертелись перед ним то одним боком, то другим, пока от нас не пошел пар, а жар не стал непереносимым.
На следующий день снова пошли в атаку. Несмотря на сильный огонь, продвигались сравнительно быстро. В десяти метрах от меня взорвался снаряд, и я получил второе ранение, на этот раз — в левую ступню. К обеду выполнили поставленную задачу и окопались. Пришел санитар и очень недружелюбно тщательно меня перевязал во второй раз. Позади нас в укрытии расположились танки, в 200 метрах перед нами в долине — река 25 метров шириной с топкими берегами, ее противоположный берег — крутой, на его гребне — вражеские наблюдатели.
