Майкл Уолш - Сыграй ещё раз, Сэм
— Потому что британцы учуют неладное в ту же минуту, как мы вернемся. Вероломный Альбион всем странам мира приписывает собственную двуличность. Нам еще повезет, если нас не пристрелят в первые двадцать четыре часа после приземления в Лондоне.
— Тут вы, может, и правы.
— Тут я безусловно прав, — сказал Рено. — Перейдем к пункту номер два. — Он секунду повозился с портсигаром, открыл. — Предположим, Гейдрих, несмотря на предупреждение, возьмет и явится на рандеву со смертью, взяв с собой без счету солдат. Что тогда?
— Рванем оттуда со всех ног, — ответил Рик.
— И нас убьют, не немцы, так чехи, не чехи, так британцы. Не важно: итог все равно один.
— А почему британцы? — спросил Рик.
— Разве можно, чтобы все узнали про неудавшееся покушение Союзников на одного из верховных фашистов? По-моему, ни к чему. — Рено изобразил, как лает пулемет в тюремном дворе. — Возможность номер три: Гейдрих едет по Карлову мосту, мы его поджидаем, и вопреки всем вероятиям Ласло удается закинуть бомбу в машину, и вопреки еще большим вероятиям она взрывается, и вопреки вообще любым вероятиям, какие ни назовите, Гейдриха убивает. Что тогда?
— Я и сам об этом думаю с самого Южного Кенсингтона, — ответил Рик. — После всего, что вы сейчас сказали, я не понимаю, зачем британцам наше возвращение.
— И я, — поддержал его Рено. — Спасательный самолет не прилетит, нас всех схватят и расстреляют, а британцы нас преспокойно дезавуируют. Вас с Ласло заставят наблюдать участь Ильзы, прежде чем вы примете свою. Потом немцы взаправду рассвирепеют и сровняют с землей целые города, а может, и небольшие страны, спасибо пашей опрометчивой выходке. Этого ли мы хотим?
— Я-то хочу другого, — сказал Рик, — да меня никто не спрашивает.
Рено оглядел друга с ернической отрешенностью. Сейчас они играли в самую опасную игру своей жизни, и вот — сидят и обсуждают будущее, словно болтают о ближайшем футбольном матче, к результату которого оба питают слабый интерес.
Что ж, может быть, это и впрямь не важно. Путь отступления из Праги с самого начала казался Рено маленькой отговоркой для приличия. Получится у них или нет, ни одна из враждующих сторон не захочет их принять или хотя бы признать знакомство. Но все равно — убьют ли они Гейдриха или, что гораздо вероятнее, их самих поубивают на месте или повяжут и убьют позже — скоро все закончится.
— Рики, — наконец сказал он, — какого исхода вы бы хотели? В смысле, если бы вы могли устроить так, чтобы все случилось в точности по вашему желанию, — как бы оно было?
Рик зажег новую сигарету, чтобы лучше думалось.
— Не знаю, — сказал он. — Пожалуй, я бы сказал, пусть Гейдрих умрет, а больше никто не пострадает; а мы благополучно улетим и будем жить долго и счастливо.
Рено улыбнулся:
— Кроме Виктора Ласло, вы хотите сказать.
— Может быть.
— Какие уж тут «может быть». Право, не знай я вас лучше, я бы предположил, что всю эту кашу заварили вы сами, чтобы погиб Виктор Ласло, а не Рейнхард Гейдрих.
Рик поднялся и заходил по комнате.
— Но Гейдрих заслуживает смерти, потому что он фашист и убийца, головорез и бандит! Потому что, если он не умрет, пострадают миллионы людей. И все же…
Рено не предложил решения для Риковой дилеммы. Вместо этого он сказал:
— В Касабланке Виктор Ласло кое-что сказал майору Штрассеру у меня в участке, и это нейдет у меня из головы: если с ним что-нибудь случится, сотни таких же, как он, поднимутся по всей Европе, чтобы занять его место. Не верно ли то же самое и про Гейдриха? Допустим, мы сможем его убить. Другие такие же, даже хуже, только и ждут — с нетерпением! — занять его место. Я хотел бы верить, что запас хороших парней в этом мире побольше, чем запас плохих, но вот именно сейчас я бы на это не поставил.
— Так вы хотите сказать?.. — начал Рик.
— Так я и говорю: что бы мы ни решили и что бы ни сделали, по большому счету, главный итог определят не наши действия. Своими силами, Рики, нам эту войну не выиграть, и если у нас есть мозги, мы и пытаться не станем. Мы можем только надеяться выбраться отсюда живыми.
— Может, вы и правы, — сказал Рик. — Немцы привольно расселись в Европе, у Союзников нет шансов по ним ударить. Русских на Восточном фронте треплют в хвост и в гриву; их уже загнали под самый Сталинград, и не похоже, что они долго продержатся. Когда фашисты покончат с ними, они обрушат всю мощь своих армий на Запад — на нас. Британцы заперты на своем островке, Франция сдалась — без обид, Луи, — американцы возятся с япошками на Тихом океане. — Прикончив сигарету, он тут же закурил новую.
— Не надо недооценивать русских, друг мой. Может, они еще ввалятся в Берлин, прежде чем все закончится.
— С другой стороны, что могут сделать немцы? — продолжал Рик. — Они даже Ла-Манш переплыть не могут, не говоря про то, чтобы побить британцев. Дьявол, да британцы в своем Лондоне по-прежнему дают званые обеды. И раз фашисты не могут перейти Ла-Манш, черта лысого они перейдут Атлантику, уж это точно. — Он глубоко вздохнул. — Так что Америка, по крайней мере, в безопасности.
— В отличие, напомню, от Центральной Европы, — сказал Рено. — Где мы с вами сейчас и находимся.
— И впрямь, — сказал Рик.
Мысли Рено понеслись вскачь. Лидеры Сопротивления в Лондоне убеждены, что операция обязана провалиться. Нельзя позволить британцам успешно провернуть такую комбинацию и устранить Гейдриха. Ему приказали отслеживать операцию, а не срывать, но Луи быстро пришел к заключению, что план Виктора Ласло не должен осуществиться. И он совершенно не против: в первый раз они с Риком Блэйном могут с чистой совестью быть союзниками.
Однако вопрос посерьезнее тяготил его. Какой итог более в интересах Франции — не оккупированной Франции и не вишистской Франции, a la belle France? Его смелое приветствие, обращенное к майору Штрассеру — «Неоккупированная Франция приветствует вас в Касабланке», — пустая бравада, и только. Сам Луи был тогда не более чем коллаборационист, жалкий лизоблюд. Проститутка.
Проститутка. Таких женщин он презирал всю жизнь. И усердно пытался вписать в эту категорию весь женский пол, лишь бы успокоить совесть. Он заставлял их отдаваться ему, отдаваться врагу, потому что мог заставить. А сам отдавался врагу, потому что так хотел. Потому что он сам был врагом. Теперь хватит.
В ту ночь, впервые за много веков, Луи Рено спал крепко.
Глава тридцать первая
Нью-Йорк, октябрь 1935 года
СЕНАТОР И ГАНГСТЕР — ПОДЕЛЬНИКИ! —
гласили заголовки «Нью-Йорк Миррор» 23 октября 1935 года. Под статьей стояла подпись Уолтера Уинчелла. Уинчелл не часто снисходил до новостей, но то был особенный случай. В этот раз им перепала новость.
Знакомо ли вам лицо зла? Если вы завсегдатай кинотеатров, вы, может быть, думаете, что знакомо: лихой парень в фетровой шляпе и со шпалером. Но что, если это лицо вашего соседа? Вашего лучшего друга, или друга вашего друга, или хуже того — парня, за которого вы голосовали на прошлых выборах?
Молния! Нашему изданию стало известно, что сенатор Роберт Хаас Мередит, часто упоминаемый как новый кандидат от республиканцев на следующих губернаторских выборах, может стать главным подследственным в деле о его связях с известным гангстерским боссом.
Этот гангстерский босс — не кто иной, как Лоренцо Салуччи, привилегированный постоялец в «Уолдорф-Астория». В этом городе вряд ли найдется хоть одна девушка по вызову, которая не была бы так или иначе обязана своим пропитанием и доходами зловещему оливковокожему сицилийцу, который даже не является американским гражданином!
Согласно попавшим в редакцию документам, сенатор Мередит и Лоренцо Салуччи, которому прислуживает его адъютант Ирвинг Вайнберг, сообщничают уже несколько лет. По нашим данным, Салуччи помог подтасовать результаты выборов, на которых республиканец Мередит одержал победу над демократическим кандидатом в традиционно демократическом штате Нью-Йорк.
Возможно, теперь мы знаем, как это вышло.
Документы ясно показывают механизм коррупции, сложившийся много лет назад. Мередит со своими партнерами наживались на проституции, ростовщичестве, а до благословенной отмены «сухого закона» — на бутлегерстве.
Не упадите со стула: прелестная жена Мередита, урожденная Лоис Хэрроу, никогда не звалась Лоис Хэрроу. Напротив, она урожденная Лоис Горовиц, единственная дочь мистера и миссис Горовиц со 127-й Западной улицы на Манхэттене и с Гранд-конкорса в Бронксе. Мистер Горовиц — король теневого бизнеса окраин, гордый обладатель полицейского досье толщиной в мою ногу. А она у меня не худая!
Более того, нам сообщили, что бывшая мисс Горовиц втихомолку водит дружбу с учтивым красавцем Риком Бэлином, владельцем клуба «Тутси-вутси», бывшей подпольной пивнушки на севере, которая, как утверждают иные, наделе принадлежит самому Мудрецу Соломону.
