Николай Прокудин - Звездопад
— ухмыльнулся Скрябнев.
— Ага, снова, никак не отучу, как выпьет, хлебом не корми, дай ей прелестями своими потрясти, — вздохнул Ахматов. — Ну, а ты, Ростовцев, как хочешь, подумай, дело твое. Нет коньяка — нет и ордена!
— И они, засмеявшись и выбросив окурки, пошли на доклад к вернувшемуся из отпуска командиру полка.
— Ладно, хрен с тобой, Роман Романыч, будет коньяк, — крикнул я вслед.
— А куда ты денешься, не комбату же его отдавать? А уж Василий Иванович всыплет тебе по первое число! А если еще и закусь добавишь, так и комбат не узнает. И «Звезду» себе вернешь, да и гульнем еще разок в хорошей компании. Комдив, приглашаем и тебя, правда, Никифор?
— Правда-правда, куда от вас, старых чертей, денешься? — ответил я, радуясь нашедшейся пропаже.
Танкисты отошли в сторону, и я услышал, как Скрябнев сказал:
— Рома, ты смотри нам по тридцать три года, а нас эти лейтенанты в старики записывают. Дожили!
***
«Ну вот, пропажа обнаружена, ящик коньяка — это, конечно, неизбежное зло в этой ситуации», — рассудил я, приводя свои мысли и чувства в порядок. Осталось восстановить желудок и печень, поправить голову. В канцелярии, за столом, уставленном пустыми и полупустыми бутылками «Нарзана» и «Боржоми», а также баночками с лимонадом, восседал в клубах сигаретного дыма Сбитнев.
— А, замполит! Очухался? Ну что, говорят, просрал свой орден?
— Иди к черту, уже нашел! Вот народ, только что-то случится — и сразу весь полк знает! Дай чего-нибудь глотнуть, — попросил я.
Не дожидаясь разрешения, схватил со стола сразу две ополовиненные бутылки минералки и залпом по очереди опустошил их.
— Нет, брат, ты так беде не поможешь. Нужно сто грамм. Только это является живительным эликсиром.
— Есть у тебя что-нибудь? — спросил с надеждой я.
— Откуда, вчера все до капли высосали! И денег нет, ни одного чека. Сплошной облом, вся надежда на тебя.
— И у меня пусто до получки.
— Ладно, так и быть! Вот так всегда, учить вас, молодежь, и выручать приходится, — Володя достал из сейфа фляжку и плеснул по полрюмки себе и мне.
— Вздрогнули!
— воскликнул он и осушил содержимое.
Я скривился от мысли о спиртном, но переборол себя и выпил.
— О-о-о, у-у-у!!!
— выдохнул шумно я воздух и экстренно запил спиртное минеральной водой. — Спирт! Чего ж не сказал заранее, не предупредил?
— А что сам не догадался? Думал, я тебя «Столичной» поить буду? Обыкновенный спиртяга! Ну как? Полегчало? — заботливо посмотрел на меня старший лейтенант.
Я сделал еще два-три вдоха, подумал, послушал себя — что говорит организм и, наконец, пришел к выводу:
— Полегчало!
— Ну, вот и ладненько! Сейчас оформляешь наградные на ордена себе, мне и Бодунову, а также солдатам-сержантам, на кого подали взводные бумаги, и иди, спи… Отдыхай, после обеда заступаешь в наряд помощником дежурного по полку.
— Черт! А кто дежурный?
— Дежурный — Габулов.
— Нервотрепка обеспечена, — вдохнул я.
— Он завалится дрыхнуть на всю ночь, а потом будет бегать спросонья, психовать, орать. Не люблю с ним дежурить. А почему не его помощник замполит Шкурдюк?
— А-а.., ты как не протрезвевший еще не в курсе. Его увезли рано утром с жесточайшей дизентерией. Не повезло парню. Пара месяцев службы — и Серега уже организм посадил инфекциями. А все потому, что трезвенник, еще больше, чем ты. Да, кстати, тебе звание пришло, начальник штаба в дивизии выписку видел, с тебя опять причитается, товарищ старший лейтенант!
— Черт! Опять пить!
***
Дежурство началось со скандала. Габулов забыл выключить на ночь освещение городка, и проходивший мимо штаба Ошуев окрикнул меня из душной дежурки:
— Помощник! Помощник!
— Я, товарищ майор!
— Ростовцев, где дежурный? Почему свет не выключен?
— На территории, по казармам пошел.
— Передай, я его снял с наряда. Доложите Лонгинову, пусть заменит, — распорядился Ошуев и неторопливо пошел на плац.
Я вернулся в дежурку и крикнул никуда не уходившему, дремавшему на топчане капитану:
— Эдуард, тебя Герой только что с наряда снял!
— Что?! Кто?! Меня! За что?
— Ты свет не погасил по периметру. Вон он только что прошел мимо и распорядился.
— Да я его пристрелю, как собаку, — заорал взбешенный осетин и, сшибая стоящие на пути стулья и табуреты, бросился на выход.
— Убью, пристрелю!
— Раздались крики, началась словесная перепалка Габулова с Ошуевым, перемежавшаяся громким матом и визгом капитана.
На эти крики выбежали из здания заместитель начальника штаба, строевик и замполит полка. Они вцепились в Эдуарда, повисли на его руках и плечах, а он бил ногой землю перед начальником штаба, как бык перед тореадором, пыхтел и пытался боднуть его лбом.
Прибежал строевик и бросил мне на стол пистолет и кобуру с ремнем.
— Спрячь в сейф! Ключи у тебя?
— Да, у меня. Сейчас уберу. Там все люди целы? — поинтересовался я удивленный таким поворотом события.
— Почти. Пропагандист прибежал, в глаз получил, да и у меня вот пару пуговиц на х/б оторвали. Сейчас придет ваше батальонное начальство, и кто-нибудь подежурит. А Габулова повели на гауптвахту, успокоиться и одуматься. До утра. Они, черти нерусские, у себя дома землю между своими народами поделить не могут и тут, вспоминая про нее, друг друга ненавидят.
Замполит полка принес и бросил куртку Габулова с оторванными пуговицами и клочьями отодранной материи в борьбе со штабными и принялся материться.
Я отвернулся и молчал, сделал вид, что меня тут нет.
Когда через час все успокоилось, и народ ушел, из темноты внезапно вынырнул Габулов.
— Эдик! Откуда? Ты же на «губе»? — удивился я.
— Ха! Что же, мой взводный стоит начальником караула и меня не выпустит? Я что в тельняшке там буду ночь мерзнуть? Да и деньги с документами в куртке, забрать нужно. А то потеряется что-нибудь.
— Эдуард, и что теперь тебе будет? Что трудно было сдержаться и не бросаться на Ошуева?
— Ты ничего не понимаешь! Сдержаться, ха! Как я его, а? Пусть не задается! Как я орал, а?
— Орел!
— усмехнулся я.
— Ты видел, нет, ты видел, как он от меня побежал?
— Еще бы не побежать, вдруг ты бы, кроме визжания, по нему стрельбу добавил, — съехидничал я.
— Зачем стрелять? Просто хорошо пугнул! Пусть знает, что я его не боюсь! Я плевал на всех этих героев и начальников! Не позволю себя унижать и позорить!
— продолжал петушиться Эдуард.
— Ну и чего добился этим? — спросил я, хмурясь.
— Пусть думают, что я такой дурак! Да, дурак! Мне сейчас психушкой грозили! Пусть обследуют! Еще и справку получу, да домой уеду. Разве мне что-то будет? Ни хрена не будет! Чихал я на всех!
— Габулов с шумом хлопнул дверью и удалился в темноту.
***
После утреннего развода в полку началось подведение итогов последней операции. Столь масштабные боевые действия были оценены высшим командованием положительно, потери были, но небольшие, и успехи тоже имелись. Теперь сыпались награды и поощрения на нас, участников этой эпопеи.
Начальник штаба полка доложил о ходе операции, замполит полка оценил моральное состояние личного состава, зампотех внес ложку дегтя в бочку меда, констатируя факты о разбитой технике, и, наконец, слово взял «кэп».
— Товарищи офицеры! Я получил подробную картину боевых действий и остался доволен результатами работы полка. По итогам этой операции к орденам и медалям представляем более ста пятидесяти человек! И это хорошо! А то тут создалась занятная ситуация. Командование дивизии получило распоряжение представить одного офицера к званию Героя Советского Союза. Дивизия отдала представление нам, как лучшему полку соединения!
В зале раздались оживленные и одобрительные возгласы.
— Мы с управлением посоветовались и решили, что награду получит офицер из первого мотострелкового батальона. Они это заслужили. Образцовый батальон, да и самый боевой, рейдовый. Офицер должен быть из звена — командир роты или его заместитель!
Сидящие рядом друг с другом Сбитнев и Жилин, а также минометчик Степушкин дружно переглянулись — Обязательно, имеющий орден!
— продолжил «Иван Грозный» Все посмотрели на Женьку Жилина и Луку, дремавшего рядом с ним и положившего голову на плечо командира.
— И последнее условие: служба около года или чуть более в Афгане. То есть, чтобы награду получил в полку и служил тут еще год!
По залу прошел вздох разочарования. Такой кандидатуры не находилось.
— Год службы в полку — главнейшее условие!
— Таких у нас никого нет. За исключением заменщиков: Жилина и Луковкина, — выкрикнул начальник штаба батальона.
— Товарищ майор, встаньте! Вы человек новый, Степанков, людей, я смотрю, еще не изучили и положение дел ни хрена не знаете, обстановкой не владеете! Не владеете обстановкой! Я ничего не имею против Жилина и Луковкина, но ребята через неделю уже в Союзе! В батальоне есть еще два орденоносца, которым осталось служить по году! Острогин и Ростовцев!
