Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2
Когда ему прочищали рану, он лежал спокойно и только на окаменевшем лице, словно роса, выступали и сбегали по щекам тяжелые капли пота. Боль еще не прошла, но наконец-то наступило облегчение, и солдат поблагодарил операционную сестру чуть заметной, неуверенной улыбкой.
Фельдшер Станислав Зубрык не без труда разогнул спину, вытер полотенцем лицо, а Маруся, склонившись над раненым, заканчивала накладывать твердую повязку на простреленную руку. Несмотря на то что она сама еще носила повязку на левом предплечье, получалось это у нее по-прежнему ловко, разве только медленно.
— На сегодня все, — с облегчением вздохнул фельдшер, недавно получивший звание хорунжего.
Он снял белый халат, надетый прямо на рубашку, откинул полог палатки, впуская свежий воздух, потом надел мундир и взялся за ремень.
— Хорошая работа, — польстила ему Огонек.
— Практика, пятнадцать лет. Много людей пришлось штопать: после свадеб, крестин, в оккупации. Меня знают не только в Минске-Мазовецком, но и в Венгровском, и в Гарволинском, и даже в Лукувском повяте (уезд). Но я, панна Маруся, — он понизил голос, словно доверяя ей большую тайну, — я в общем-то специалист совсем по другим делам. Вот если вы когда-нибудь соберетесь иметь сына или дочку, то прошу только ко мне.
— Ну что вы... — зарумянилась Маруся, но глаза ее все-таки радостно блеснули.
— Серьезно, рука опытная. И счастливая. Семь раз тройню принимал, не считая близнецов. — По мере того как он говорил, голос его звучал все веселее, но потом, вдруг вспомнив о фронте, хорунжий погрустнел. — А здесь... Если правду говорить, то я выстрелов боюсь. Миролюбивая натура, панна Маруся. Сколько бы я ни старался, сколько бы ни воспитывал свою силу воли, как над ухом загремит, я чуть не в обморок...
Махнув рукой санитарке и раненому, хорунжий Зуб-рык вышел из палатки на солнце. Рядом с Марусей остался предупредительный Юзек Шавелло, который, держа в левой руке ножницы и пластырь, а в правой — бинты, помогал ей не хуже второй операционной сестры.
— Пожалуйста. — Он подал булавку, расстегивая ее неуклюжими пальцами. — Ну и что с того, что указательный не двигается, зато средний сгибается.
Огонек заколола концы бинта булавкой и легонько хлопнула раненого по плечу.
— Готово.
Солдат зашевелился и сел на столе.
— Спасибо, сестра, — сказал он, вкладывая в эти слова душу.
— Не за что, — засмеялась девушка и потрепала его ладонью по волосам^
И от меня спасибо. — Шавелло слегка нагнул голову, чтобы Марусе легче было ее достать.
— За что?
— За то, что вы разрешаете помогать себе во время операций.
Но Юзек не дождался ласки: неожиданно раздался шум моторов и они увидели сквозь редкий березняк поворачивающую к госпиталю колонну машин. Впереди ехали мотоциклы, в ста метрах за ними машины, замыкал колонну квадратный бронетранспортер с внушительным стволом тяжелого пулемета, торчащим над бортом. Прежде чем Маруся успела снять белый халат, санитарные машины въехали во двор между палатками.
— Расспроси их, кого они встречали, — приказала Маруся Юзеку и первой выбежала из палатки.
Из палаток выглядывали раненые и со всех сторон ковыляли навстречу прибывшим. В голубоватых полинявших пижамах из фланели они мало чем напоминали солдат, но их сердца и мысли остались прежними.
— Из какой дивизии?
— Где ранили?
— Кто из дивизии имени Ромуальда Траугутта?
— Есть кто из четвертой?
— Артиллеристы, в нашу палатку!
Нескончаемые вопросы и возгласы покрыл могучий баритон шофера:
— Отцепитесь. Фронтовиков нет. Все заключенные, из немецкого концлагеря.
Из первой санитарной машины вылезла доктор Ирена. Перед ней встал по стойке «смирно» плютоновый, командир мотоциклистов.
— Разрешите возвращаться, гражданин хорунжий?
— Куда вы торопитесь? Пообедайте в госпитале.
— Слушаюсь, — ответил подофицер и, повернувшись кругом, закричал своим: — Здесь в столовой заправимся!
Ирена заметила среди раненых рыжеволосую голову Маруси.
— Сержант Огонек, ко мне!
— Слушаюсь!
Девушка хоть и носила военную гимнастерку, но юбка и ботинки были не форменные. Все было отутюжено и выглядело даже элегантно. Ирена испытующе посмотрела на нее, заметила про себя, что у молодого командира танка неплохой вкус, и тепло улыбнулась.
— Я встретила «Рыжего» с экипажем.
— Все живы?
— Все.
— И танк получили?
— И танк. Очень милые ребята. Мы теперь с ними после вахтангури...
— Что-что? — удивленно и слегка испуганно переспросила санитарка. — Что это такое?
— Грузинский брудершафт. Мы пили великолепное вино и теперь называем друг друга по имени...
Ирена взяла Марусю под руку и, продолжая рассказывать, повела ее в сторону госпитального штаба. Когда они скрылись, Юзек Шавелло, который одним ухом прислушивался к их разговору, опять направился к машинам. Ему встретился командир мотоциклистов.
— Пан плютоновый, разрешите спросить?
— Что спросить?
— Вы, случайно, не знакомы с экипажем танка «Рыжий»?
— Как же! — улыбнулся плютоновый. — От самого Рит-цена несколько дней вместе воевали. Они теперь на «Рыжем» на Берлин, в район Шпандау, пошли, с ними еще командир нашего взвода с тремя мотоциклами... А где тут пообедать?
— Я покажу.
Они посторонились, пропуская санитаров, несущих в сторону бани носилки с бывшими узниками. Потом Шавелло-младший проводил мотоциклиста и показал ему дымящуюся полевую кухню.
— Юзек! — услышал он издалека голос Маруси.
— Иду! — Шавелло бросился в направлении ее голоса.
— Важная новость. Приведи дядю к каштану.
— Я бы тоже хотел туда прийти, потому что...
— Приходи, а сейчас мигом, не рассусоливай. — Она махнула рукой, но вдруг остановила его: — Ты не знаешь, где командир этих мотоциклистов?
— Обедает на кухне.
Она быстро отыскала плютонового и примостилась на лавке рядом с ним.
— Привет, — поздоровалась она и лукаво подмигнула.
— Привет, — расплылся парень в улыбке.
— Скоро возвращаетесь?
— Вот с обедом расправимся...
— Подвезете?
— За поцелуй! И тогда хоть до самого Берлина...
Разведчик уже был готов обнять Марусю, но она охладила его пыл:
— Доедай-ка спокойно. Я скоро вернусь.
Она ловко увернулась и побежала к палатке, чтобы собрать в вещмешок всякую мелочь — все ее состояние. Она торопилась, но у самого выхода остановилась как вкопанная: на лавочке сидела Лидка!
— Привет!
— Здравствуй!
Они обнялись и расцеловались в обе щеки.
— Ой как хорошо, что я тебя встретила, Огонек. А я здесь ненадолго, раненых привезла, сейчас Дальше поедем. Знаешь, я хотела тебе сказать...
— Уже знаю: все живы и здоровы и на новой машине идут на Берлин.
— Кто тебе сказал?
— Письмо получила, — солгала Маруся и вдруг задумалась. — Ты куда теперь едешь?
— В штаб армии.
— Когда генерала увидишь?
— Вечером. Я хотела тебе сказать...
— Лидка, милая, у меня к тебе огромная просьба. Возьми этот конверт, отдай генералу и скажи, что командующий армией...
— Какой армией?
— Нашей, советской. Скажи, что он навещал раненых в госпитале, а я обратилась к нему с рапортом, и он сразу подписал.
Лидка взяла серый прямоугольник, наискось прошитый белыми нитками и с сургучными печатями на углах, минуту как бы взвешивала его на руке, прислушиваясь к нетерпеливому рокоту машин, и тихо сказала:
— Хорошо. Я передам генералу. До свидания, Маруся... У меня там шофер очень спешит...
Она повернулась и побежала, а Огонек осталась стоять с вытянутой для прощания рукой. С минуту еще она смотрела в сторону машины, потом заторопилась к березняку, а оттуда узенькой тропинкой стала подниматься в гору.
Над лесистой долиной, в которой расположился госпиталь, нависала плоская возвышенность. На самой вершине рос развесистый каштан, его липкие, блестящие в лучах солнца почки выпустили уже небольшие зелененькие лапки листьев. Под деревом лежал огромный валун. На этом сером граните Маруся не раз сидела в свободное время и, глядя на зеленеющее дерево, думала о весне, которая идет на смену военной зиме, о своей будущей судьбе.
Когда она прибежала, ее уже ждали оба Шавелло. Быстро обменявшись добытыми сведениями, они склонились над трофейной дорожной картой. Камень послужил им столом для импровизированного штабного заседания.
— Мы должны были вступить в Берлин с востока, а теперь надо изменить план, — начала Маруся. — Шпандау расположен на противоположной стороне.
— Значит, нам надо с запада подходить, — согласился Константин Шавелло, показывая направление концом орешниковой палки, которая после ранения заменяла ему костыль.
— Транспорт обеспечен. Мотоциклы ждут, — похвалилась Маруся.
