Виталий Шевченко - Константиновский равелин
— Берегите его! Берегите больше жизни!
Юрезанскнн чуть усмехнулся — он уже давно не думал о своей жизни и знал, что Евсеев сказал это так, просто по привычке.
— Ну! — продолжал Евсеев, протягивая руку. — Теперь — идите! До встречи на том берегу! (Он торопился продолжить разговор с Калиннчем.)
— Патронов уже нет?—спросил, помолчав, Калннич.
— Да, нет! — кивнул Евсеев и. отойдя к окну, стал смотреть в черный квадрат ночи. Затем он вновь повернулся к Калинину и докончил фразу:
— Патронов нет обыкновенных, но еще достаточно подрывных! Из них можно устроить неплохой фейерверк!
Калинин зябко передернул плечами, вяло согласился:
— Это верно.
— Ну, а если верно, начнем действовать! — и, словно желая приободрить Калинина, Евсеев с нарочитой четкостью, твердым шагом пошел к выходу и на пороге сказал:
— Ты пока посиди тут. Я пойду отдам распоряжения!
Калинина тошнило. Голова горела, словно ее опустили
в кипяток. Во рту не было ни капельки влаги. Он с трудом достал карандаш и клочок бумаги, с трудом, дрожащей рукой нацарапал на нем первые слова:
«Дорогая Галочка...>
Он должен был попрощаться с женой навсегда. Он знал это точно: когда-то знакомый доктор слишком подробно рассказал ему все признаки этой страшной, не знающей пощады болезни, которая уже началась у него. Евсеева не переубедить — он готовит для него какой-то плотик, все еще на что-то надеется. Хороший, настоящий боевой товарищ, но все это — зря!
Калинин достает пистолет, вынимает из пего обойму и долго смотрит на тупоносые пули. Их осталось всего восемь штук! Калинин высыпает их из обоймы и сжимает в потной, горячей ладони. Как приятно ощущать освежающий холодок металла! Итак, все решено!
Его мысли перебивает запыхавшийся, но довольный Евсеев.
— Ну вот! — кричит он еще с порога. — Все готово! И для тебя сделали посудину! — (Калинин полузакрыл глаза.) — Ты иди сейчас па парапет — переправишься в первую очередь, а мне надо еще подготовить взрыв равелина.
Калинин не стал спорить, медленно поднялся и вдруг, широко раскинув руки, крепко обхватил Евсеева. Они поцеловали друг друга в губы крепким мужским поцелуем. Затем посмотрели друг на друга долгим взглядом и обнялись еше раз. Евсеев прощался до встречи на том берегу, Калинин — навсегда!
В 2 часа ночи люди Юрезанского вышли на парапет с западной стороны. Высокая массивная стена равелина, вдруг оказавшаяся за спиной, казалась чужой и загадочной. Да и сами бойцы, очутившись вне стен, у моря, чувствовали себя, как черепаха, лишенная панциря: стоило только оставить равелин, как берег на этой стороне стал зловещим и чужим.
Бойцы стояли кучкой, ожидая приказаний. Некоторые смотрели, как пляшут причудливый танец боны, подпрыгивая на мелкой волне.
Где-то в темноте раздался тихий голос Евсеева:
— У вас все готово, товарищ старшина?
И затем ответ Юрезанского:
— Так точно, товарищ капитан третьего ранга!
— Тогда начинайте!
Юрезанский подошел к ожидающим матросам, быстро в последний раз окинул их придирчивым взглядом и. удовлетворенный осмотром, приказал:
— По одному! Тихо! В воду!
Матросы двинулись гурьбой, но у самой воды задер-
жались, будто не решаясь уйти с этой многострадальной земли. И вдруг один, с отчаянием махнув рукой, решительно ступил в волны. Остальные, затаив дыхание, следили за ним, как если бы в первый раз видели человека, вошедшего в воду.
Матрос, вначале осторожно, а затем псе быстрее, стал удаляться от берега. Вот вода ему уже по пояс, вот по плечи, rot он, оттолкнувшись, легко поплыл, ухватился за трос, связывающий боны, и, перебирая руками, стал быстро продвигаться вперед. Когда он стал уже еле виден в темноте, Юрезанский легко подтолкнул вперед очередного:
— Следующий!
И вот второй, третий, четвертый, пятый вошли в воду и исчезли в темноте. На ходу налаженная организация уже вступила в свои права и точно так же. как недавно голос Юрезанского, теперь раздается приглушенный бас Булаева:
— Следующий!
— Следующий!
И люди уходят, уходят и пропадают в темноте. Сурово шумит нс по-летнему разыгравшееся морс, тарахтит перекатываемая у берега волнами галька, играют па тучах блики неугасающих пожаров, и грохот ночного недалекого боя зовет защитников равелина вперед!
— Следующий!
— Следующий!
Уходят люди, сделавшие все, что требовала or них Родина, и каждый, прежде чем ступить в воду, из секунду остановится и оглянется вокруг. Одни постоит молча, отдавая последнюю дань оставляемой земле, другой прикоснется губами к холодной стали автомата, благодаря его за верную службу, а третий... третий отпустит звенящим шепотом такое отборное ругательство в адрес немцев, что даже отнюдь не стеснительный на это Булаев произнесет урезонивающим голосом:
— Полегче, полегче, гляди услышат!
Уже недалеко утро. Чуть ли нс на глазах мутнеет, набухает фиолетовым дымом черный глянец ночи. Где-то за Инкерманом угадывается смутное марево зари.
— Следующий!
— Следующий!
Надорван командами, охрип, но тверд голос Острогла-
зова. Стоит лейтенант, широко расставив ноги, с пистолетом в руке. И пускай он внешне спокоен — болыо н горечью переполнено его непокорное сердце бойца. Только мысль, что там, на тон стороне, ему еще удастся поквитаться с немцами, приносит облегчение. Мимо него, в шумяшую волнами ночь, уходят последние бойцы его сектора, последние люди равелина.
— Следующий!
— Следующий!
Но «следующий» это он сам.
Лейтенант осматривается по сторонам: никого, только неприятная, даже пугающая тишина. Но Остроглазое знает, что в равелине еще остались Евсеев и Зимскнй, и это делает одиночество не таким безысходным. Высоко подняв пистолет над головой, лейтенант смотрит вокруг прощальным взглядом и затем стремительно идет в воду. Когда вода доходит до подбородка, он начинает плыть, держа пистолет над головой. Плыть на волне тяжело, и слишком велико искушение грести двумя руками. Но, стиснув зубы, Остроглазое еше выше тянет руку с пистолетом, отплевываясь от тошнотворно-горькой, назойливой воды.
Вот уже окончилась цепочка бонов, и теперь впереди, в пепельном сумраке рассвета, колышутся гребни разгулявшихся воли. Они закрывают собой противоположный берег, н лейтенанту кажется, что он плывет в безбрежном неведомом просторе один во всей вселенной. Рука с пистолетом точно налилась свинцом и постепенно, сама собой сгибается, приближаясь к воде. Чтобы отвлечься. Остроглазое начинает считать гребки. Это действительно помогает. Досчитав до сотни, он снова начинает с единицы, так как трехзначные цифры выбивают его из установившегося темпа. Постепенно он различает среди волн черный подпрыгивающий поплавок. Всмотревшись внимательней, лейтенант узнает в нем буй н плывет теперь прямо на него. Как хорошо плыть, когда вместо однообразной волнующейся водной равнины видишь перед собой цель!
Он забывает даже про счет, стараясь поскорей добраться до буя. С каждым взмахом руки все ближе и ближе его железные, блестящие, точно смазанные жиром, бока. Бун смешно кланяется во все стороны, и решетчатая башенка с ацетиленовой горелкой кажется причудливым
восточным украшением на бритой голове. Но Острогла-зову некогда делать сравнения. Еще несколько гребков, и он хватается за решетчатое холодное железо н безвольно повисает на нем. В первую минуту он блаженно отдыхает, не думая ни о чем, затем взбирается с трудом (буй скользкий и увертливый) на железную поверхность. С буя уже все прекрасно видно: оказывается, берег совсем рядом — до него не больше трехсот метров. Не долго думая, лейтенант вновь бросается в воду. Вскоре он уже может достать ногами дно. Здесь же, на берегу, он видит всех ра-велиновцев, ушедших сюда раньше его. Он выходит на сушу, и огромный добродушный Вулаев первым жмет его небольшую ладонь:
— С благополучным прибытием, товарищ лейтенант!
Остроглазое счастливо улыбается, кивая головой на
приветствия, хотя он расстался со всеми не больше, чем час назад. Здесь же толпятся и несколько бойцов из других частей. Они смотрят на прибывших с того берега, словно на воскресших. Кто-то даже произносит недоверчиво:
— Неужто до сих пор сами держались?
Ему не отвечают, только смотрят снисходительно, добродушными взглядами, как смотрят взрослые на детей, задающих наивные вопросы.
Остроглазое вдруг, подходит к нему вплотную и быстро с надеждой спрашивает:
— А у вас как тут дела?
Боец прячет глаза, затем нехотя, еле слышно отвечает:
— Плохо, товарищ лейтенант! Немцы уже на Павловском мыске. Сегодня ночью пустили дымзавесу и за ней переправились, гады!
— Не отбили?! — с мольбой спрашивает лейтенант, по глазам пехотинца чувствуя, что задает ненужный вопрос.
