Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой
Женя ответила уверенно, однако вопрос Кати ее встревожил. «Почему она так спросила?» — думала Женя, усевшись уже на место штурмана позади Клавы Рыжковой.
Девять экипажей второй эскадрильи взлетели один за другим: Крутова — Саликова, Высоцкая — Докутович, Рогова — Сухорукова, Розанова — Студилина, Полунина — Каширина, Макарова — Белик, Дудина — Водяник, Чечнева — Клюева, Рыжкова — Руднева. Предстояло бомбить скопления живой силы и техники врага близ станиц Киевской, Крымской, Молдаванской.
Сначала все было привычно: над целью поднялись лучи прожекторов, постояли, колыхнулись и ринулись ловить первый самолет. Прилипли и повели. Второй и третий экипажи шли спокойно, ожидая увидеть вскоре разрывы снарядов и трассирующие очереди зенитных пулеметов, но зенитки молчали. Маленький самолетик поблескивал в лучах, рвался вверх, шарахался в стороны, и казалось, что он привязан к земле широкими белыми лентами, которые натянулись, но не обрываются. Неизвестно отчего, совершенно неожиданно самолет вспыхнул и все же продолжал планировать. Прожектора вели его еще некоторое время и наконец погасли. Пламя приближалось к земле. У самой земли из горящего самолета вылетела красная ракета, и тут же вверх взметнулась яркая масса огня, грянул взрыв. Внизу неторопливо догорали обломки.
И снова включаются прожектора и ловят второй самолет. Все повторяется: поймали, ведут, и снова молчат зенитки. Вдруг откуда-то сбоку к ПО-2 летят губительные светлячки, вспыхивает плоскость. Падает второй самолет, тянутся огненные языки. Секунды, и снова взрыв.
Теперь ясно: в небе патрулирует вражеский истребитель. Прожектора освещают для него цель, и он без помех, как на ученьях, расстреливает тихоходные самолеты. Все, кто летит следом, впервые видят такое, впервые на их глазах горят подруги, горят свои, родные девочки, которых любишь, с которыми столько переговорено, с которыми приходилось ссориться и мириться, которых, кажется, знаешь тысячу лет.
И третий экипаж, как притянутый магнитом, как бабочка, зачарованная светом, треща слабым мотором, движется навстречу своей гибели, поджидающей в темноте. В чем же дело? Страх и недостаток времени на обдумывание маневра. Парализованная страхом мысль плохо работает. Загипнотизированные жуткими падающими факелами, Рогова и Сухорукова продолжают идти прежним курсом на прежней высоте и попадают в сокрестие лучей. Горит третий самолет. Как в страшной сказке: невидимое чудовище пожирает подруг.
И только четвертый экипаж находит выход. Набирать высоту бесполезно — фашистский истребитель в состоянии подняться намного выше ПО-2. Значит, надо спуститься. Фашист с его скоростью не сможет охотиться на малой высоте, да еще в темноте. Конечно, ПО-2 рискует пострадать от осколков и взрывной волны собственных бомб, но тут есть шансы выжить, там же, на высоте тысячи метров — верная гибель.
Четвертый самолет спускается до 500 метров, планирует с выключенным мотором, освобождается от бомб над головами гитлеровцев. В тишине взрывы гремят оглушительно, самолет подкидывает вверх, но он остается цел. Прожектора шарят где-то в высоте, самолет тем временем тихо парит, теряя высоту. Включен мотор, и тогда оживают зенитки, но бьют неприцельно.
Пятый экипаж не догадывается предпринять тот же маневр и погибает, как погибли первые три.
Самолет Полуниной — Кашириной падает, разваливается в воздухе на куски, в кабине штурмана рвутся ракеты — прощальный сигнал живым.
Все остальные экипажи поступают, как четвертый, и невредимыми возвращаются на свой аэродром.
Как только приземлился их самолет, Женя бросилась к вернувшимся машинам, но там никого не было. Сорвав с головы шлем, она побежала на КП, споткнулась, упала и, не отряхиваясь, плача, побежала дальше.
В бывшем правлении колхоза, где разместился командный пункт, собрался почти весь полк. Стояли и сидели тихо, подавленные происшедшим, прижавшись друг к другу, как бы сплотившись перед лицом великого несчастья. Те, кто обманул смерть, устало рассказывали о только что виденной и пережитой трагедии. Женя пробиралась к столу командира и с подрагивающими губами всматривалась в знакомые лица, будто видела их впервые и хотела запомнить. Она уже знала, что не найдет здесь ни Галю Докутович, ни Женю Крутову, и едва сдержала готовый вырваться отчаянный протестующий крик: «Нет!!!»
За одну ночь полк потерял восьмерых. Не стало Жени Крутовой, Лены Саликовой, Ани Высоцкой, Гали Докутович, Сони Роговой, Жени Сухоруковой, Вали Полуниной и Иры Кашириной.
В эту ночь больше вылетов не было. Но выполнить приказ «Спать» никто не мог. Лучшие подруги погибших плакали навзрыд, остальные мрачно переговаривались в своем общежитии, со страхом посматривая на восемь застеленных, пустых коек. Под этими койками стояли чемоданчики, вещевые мешки, на одеялах лежали недочитанные книги, из-под подушек высовывались уголки платочков с незаконченными вышивками. Невозможно было представить, что те, кому все это принадлежит, не вернутся к своим вещам, оттого что в один миг перестали быть живыми людьми и теперь лежат где-то обгоревшие, обезображенные.
Женя не могла плакать. Она не спала, но в разговорах не участвовала и не слышала, что говорят рядом. В мозгу бесконечным хороводом кружились две мысли: «Ты сама послала Галю на смерть, сама…» и «Они еще вернутся, кто-нибудь обязательно вернется, не может быть, чтобы никто не спасся…» Иногда рождавшийся в глубине сознания холодный трезвый голос вставлял свое слово: «Самолеты упали и взорвались, чуда быть не может».
Утром, разбитая бессонницей, Женя достала свой дневник и записала:
«До меня, видимо, еще не все дошло, и я могу писать. На моих глазах сожгли Женю Крутову с Леной Саликовой. Женя, Женя… Когда-то мы загадывали, что, может быть, придется вместе смотреть в глаза смерти… Успели ли выбраться? И было ли кому выбираться?.. Моя Галя не вернулась!.. Пустота, пустота в сердце».
Нет, она все еще не верила, что Галя погибла. Точно так же, не желая верить сообщению наземных наблюдателей, заплаканная, с каким-то безумным упорством пытаясь вернуть Галю к жизни силой своей любви, в другом конце комнаты писала ей письмо Поля Гельман, подруга Докутович с детских лет.
«Галя! Мой друг! Сестра моя родная, любимая! Вот уже наземники подтвердили, а я все не верю. Ведь я тебя скоро увижу, очень скоро. Правда? Галочка! Мне ведь еще поцеловать тебя нужно — Валерка в письме попросил.
Вот теперь я уверена, что ты жива. Жива!!! Слышишь?
Только скорей, скорей сообщай о себе что-нибудь. Жду. И дождусь!!! Скорей сообщай адрес.
Полинка».И все же пришлось разбирать, упаковывать вещи погибших. Вместе с Полей Женя просмотрела Галин дневник:
«Еще с детства любимым моим героем был Овод. Сколько раз я плакала над книгой, горячо переживала за Артура, восхищаясь его мужеством, скромностью, силой воли. Но это свое увлечение я глубоко прятала от всех, чтобы никто не посмел смеяться над моей святыней».
— Я знала об этом, но узнала совсем поздно, кажется, в десятом, — говорит Поля. — Да, Овод…
Из госпитальных записей:
«Каждый вечер кино. Вчера «Учитель». Мы смотрели — смеялись! «Чудные они какие-то!» (Это про влюбленных.) И я подумала, что я ведь, если по правде говорить, никогда в жизни не переживала ничего так сильно».
«Как и я, — думает Женя. — А я тебя за авторитет в любви считала. Оказывается, «если по правде говорить»… Бедная моя Галочка».
— Эти стихи она мне посвятила, видишь «П. В. Г.» Три месяца тому назад написала.
Промчалась юности счастливая пора.
Прошли неповторимо молодые годы…
— Глупая, ей еще только двадцать два. Разве это конец молодости?
«Мы дружбу пронесли, мой друг, моя сестра, через бои, и стужу, и невзгоды»…
— Прочитала? А вот тут смотри:
«И даже, кажется, немного поумнели».
— Это почти так. Какие мы девчонки были до войны. В одном письме, помню, она писала: «Еще новость: я уже разочаровывалась». Чудачка.
Последняя запись:
«Не знаю почему, припомнила вчера многое-многое. И Игоря. Вытащила его письма, такие хорошие, теплые. Где он теперь и жив ли? Наверное, жив. Помнит ли? Впрочем, это не нужно. Хочу только, чтобы Юрка помнил. И когда он полюбит девушку, чтобы помнил, и когда станет взрослым, и даже старичком, чтобы помнил».
ПОМОЩЬ ЭЛЬТИГЕНУ
Днем командир полка Евдокия Давыдовна Бершанская объявила:
— На рекогносцировку местности вблизи линии фронта поедут Амосова, Руднева, Рябова, Жуковская, Целовальникова, Белик, Гашева, Тихомирова, Пискарева, Чечнева, Жигуленко, Смирнова, Пасько, Сумарокова, Серебрякова. Всего 15 человек. Выезд в два часа ночи 29 августа. Пока спать, подъем в 1.00.