Враг на рейде - Демченко Вячеслав Игоревич
Он невольно обернулся на жандарма в поисках помощи, но вместо нее получил еще один «моральный» удар под дых, от которого сердце Алексея Ивановича теперь подскочило обратно и застряло в горле, мешая крикнуть во весь голос. Он только просипел:
– Нет, не надо…
Стоя на широкой подножке автомобиля в хрестоматийной позе из жандармского «иллюстрированного пособия по стрельбе», отставив вперед правую ногу, заложив за спину левую руку и согнув в локте правую, так что штатный «Смит и Вессон» на шнуре оказался чуть ли не перед носом, подполковник Рябоконь близоруко щурился, целясь…
– В Ваську же попадете! – советник зажмурился.
Грянувший следом выстрел заставил пошатнуться черную фигуру штабс-капитана, а статского советника – схватиться за горло в поисках сердца.
Осевший на колени гардемарин наконец надрывно закашлялся, словно спросонья; и без того растерявшихся сообщников Бархатова раскидало от афишной тумбы точно пуганых ворон. А сам жандарм все выглядывал из-за серого порохового облачка, силясь разглядеть, что вышло из его упражнения…
Когда он увидел направленный в его сторону медный наконечник трости, то даже удивился и легкомысленно фыркнул, должно быть, полагая, что, тыча в него тростью как указующим перстом, злодей произнесет сейчас какое-нибудь патетическое заклятье, но…
Конец трости с треском полыхнул рваным языком пламени.
Подполковник вздрогнул и растерянно сунул руку за пазуху.
Алексей Иванович, уже на полпути к племяннику, запнулся, оглянулся назад и увидел, как Сергей Миронович зачем-то показал ему ладонь в белой перчатке с расплывшимся темным пятном…
Когда советник обернулся назад, то даже попятился.
Медный наконечник трости, курившийся в свете фар серебристым дымком, уткнулся в вихрастую макушку Василия. Тот едва ли понимал, насколько плохи его дела, а только трясся от кашля в кулаке Бархатова, державшем его за ворот шинели, как марионетка на веревочках.
– Donnerwetter! – яростно и отчего-то по-немецки выругался Алексей Иванович.
Звать на помощь было решительно некого.
Да, шофер его был, конечно, мужик десятка неробкого – «Память Русско-японской войны» за бортом кожаного плаща, ветеран Порт-Артура. Но по той же причине надеяться на ловкость вахмистра Локтева не приходилось: бывший личный водитель генерала Алексеева давил на «муфту» – иначе говоря, педаль сцепления, – английским протезом, который выписал ему советник и который Локтев гордо называл «механической ногой». Пока выберется из машины…
Подпоручика, на которого Бархатов, очевидно, натравил своих сообщников, можно было не брать в расчет вовсе – избежав расправы, тот в счастливом изнеможении обнимал мокрую афишную тумбу и был, похоже, не в себе. Кажется, даже рыдал.
Но, может, и притворялся.
Впрочем, выбора у Алексея Ивановича и без того не было, инициатива была не в его руках.
– Вон! Все вон из машины! – срывающимся голосом и раздельно произнес штабс-капитан Бархатов. Видимо, говорить ему давалось с трудом – подполковник Рябо-конь не промахнулся. Пуля жандарма попала «телеграфисту» точно в руку, но, видимо, в мякоть предплечья. Так что своей смертоносной трости Бархатов не выронил, напротив, отставив руку, навел дырчатый наконечник на макушку гардемарина…
– И не надейтесь, что у меня тут один патрон!
В качестве доказательства он на мгновение отпустил воротник Василия и крутанул пальцами костяную рукоять трости – и раздался характерный скрежет, будто провернулся барабан револьвера.
…Прежде чем вахмистр Локтев выдернул свою «механическую ногу» из-под панели, штабс-капитан уже подтолкнул гардемарина коленом в спину и снова навел на вихрастую макушку свою трость-оружие:
– В машину, щенок!
Глава 19
Цель понятна и близка…
«Как в кино, честное слово…»
– Черт! – Алексей Иванович ударил пухлым кулачком в седой лоскут стриженых волос на лбу. – Черт бы побрал мою самонадеянность! – раздраженно пояснил он в ответ на сочувственный взгляд вахмистра.
Тот в знак согласия звучно сплюнул, поправил усы вороненым стволом бесполезного нагана.
Чуть не так легла карта, и вся ставка пошла прахом – ни одного козыря на руках. А что стоило двум таким «сурьезным» мужам – один подполковник жандармского корпуса, другой советник иностранных дел – мимоходом прихватить подкрепление? Да любого толстощекого городового поймай за шнурок свистка, и уже мелькали бы среди деревьев бульвара красные башлыки. А так…
Вон Алексей Иванович стоит в позе гоголевского городничего в немой сцене, раскинув руки. Подполковник Рябоконь вяло отмахивается от назойливой помощи подпоручика, привалившись спиной к чугунному лафету мортиры, – памятник легендарной «Весты». Мишка, приятель Василия, мечется от одного к другому с немым криком отчаяния в глазах.
Локтев, подняв на лоб очки в толстой резиновой оправе, с досадой от него отвернулся: «А что тут скажешь?»
Только что он сам вынужден был уступить место за рулем «Руссо-Балта» злодею, как живым щитом прикрывшемуся племянником Васькой. Любимцем как советника, так и самого вахмистра.
И ничего, решительно ничего не могли поделать ни Локтев со своим солдатским наганом, ни статский советник с дамским браунингом. Держа у виска гардемарина свою смертоносную трость, подлец штабс-капитан даже не потрудился потребовать, чтобы они выбросили свои пистолеты.
Впрочем, после того как жандарм-контрразведчик неудачно воспользовался оружием – даром, что подстрелил гада, – им и самим не хотелось испытывать судьбу. Тем более что не свою, а незадачливого парнишки.
И вот, извольте-с…
Кузов «Торпедо С-24» уже нырнул в арку сквозного подъезда, и теперь оставалось только догадываться – вниз, к Приморскому бульвару, или вверх, к повороту на вокзал, понесется ночная белая молния, за которой во всем Севастополе и угнаться некому, если только не на аэроплане.
Вахмистр снова сплюнул. И тут знакомый, родной, как дыхание спящей жены, рокот мотора послышался справа от гостиницы «Ветцеля».
– Вдоль Минной стенки пошел, гад, – прокомментировал Локтев. – К вокзалу.
– Ну, а ты чего стоишь?! – взорвался вдруг советник, выйдя из оцепенения. – Хоть уже свистни, что ли? Надо же кого-то звать…
Окончание его реплики потонуло в грохоте выстрела.
Вахмистр пальнул вверх, от плеча. Трижды. Чтоб у будочника в воротах бульвара, закрытого для «низкой» публики, если и были какие сомнения после одиноких хлопков перестрелки штабс-капитана с жандармом – и те развеялись.
Вернуть револьвер обратно в кобуру на поясе он уже не успел. Едва не вывихнув шоферу указательный палец, «коммерции студиозус» Мишка Василиади выхватил у него наган и метнулся во тьму прежде, чем Локтев успел выругаться, а выругаться он успевал даже раньше, чем нажать на педаль тормоза.
– Куды, тля?! – крикнул вахмистр уже вдогонку юнцу, рванувшему в сторону «мавританского» павильона.
– К Николину спуску, – пояснил подпоручик, суетившийся все это время подле жандарма. – Я сам туда рассчитывал добежать, когда… – злосчастная жертва нападения стушевалась. – Ну, когда понял, что силы неравны.
– А что там? На спуске? – торопясь, избавил его от мучений советник.
– Да ничего, – дернул плечами подпоручик. – Сигнальная мачта штаба флота. За ней казенная квартира адъютанта главного командира и заведующего землями морского ведомства, там же…
Поймав раздраженно-недоумевающий взгляд советника, подпоручик, лихорадочно болтавший, будто в приступе паники, очнулся:
– Простите. Что это я, в самом деле, – он тряхнул головой. – Спуском можно мигом скатиться до Екатерининской улицы, к самому музею. Пожалуй, что и вперед авто.
Морская хроника
21 ноября. Обстрел порта Туапсе и его нефтяных складов крейсером «Гамидие», выпустившим 80 фугасных снарядов, которыми была разрушена радиостанция и повреждены некоторые портовые сооружения.
