Владимир Мильчаков - Повести и рассказы
— Все четыре бутылки почти полные, — не моргнув глазом, ответил лейтенант Чернов.
— А вино хорошее?
— Очень хорошее. Самого высшего сорта, — с глубоким убеждением подтвердил лейтенант.
Подполковник иронически покосился на своего любимца.
— Так хорошее, говоришь, вино высшего сорта? Ну что же, мы его на хорошее дело и употребим. Сдай его на склад ПФС, да скажи там, что я приказал немедленно, слышишь, немедленно все вино отправить в медсанбат. Для раненых. Понял? Все!
Чернов повернул к выходу.
— Да стой-ка! — окликнул его вновь подполковник, — мы здесь три дня простоим, пополнение получать будем. Всех своих в бане помыть и все прочее привести в порядок. А вино не забудь сейчас же отправить. Действуй…
Еще не затихли за дальней окраиной глухие раскаты рвущихся снарядов, а в улицы местечка уже стали втягиваться обозы и колонны войск второго эшелона Красной Армии. Пан ксендз тоже вылез из своего убежища. Пани Ангелина уже с полчаса шмыгала в домике, обливаясь потом и слезами. Нелегко было добродетельной пани убедиться в том, что недавние постояльцы, такие грозные фашистские офицеры оказались просто воришками и, уходя, прихватили с собой на память три чайных и две столовых серебряных, но позолоченных ложки, купленные еще до войны панн Ангелиной поштучно на местечковом рынке. Хорошо еще, что пан ксендз в свое время закопал в подвале все столовое и чайное серебро.
К тому же, очень трудно было пани Ангелине одной, без помощи пана ксендза, припрятывать основательный ворох добра, который не успели забрать постояльцы при поспешном отступлении.
А прятать нужно было понадежнее. Ведь все эти шубы, шали, отрезы, ткани, белье, обувь немцы реквизировали у соседей, жителей этого же местечка. Упаси бог, если кто-либо из прихожан увидит сейчас свое добро в доме пана ксендза. Разве мало завистников? Забыли люди бога и потеряли уважение к его служителям.
Поэтому, во избежание всяческих бед, пани Ангелина уже с полчаса усердно трудилась над укладыванием всего брошенного немцами добра в разные укромные уголки, с нетерпением ожидая, когда же пан ксендз решится покинуть свою нору и прийти ей на помощь.
Выбравшись из схрона и убедившись, что колесница войны уже прокатила через местечко и громыхает далеко на западе, пан ксендз вознес господу богу горячую благодарственную молитву и направился в дом.
Вскоре он торопливой походкой семенил через выгон к холму. Светлы и праведны были мысли ксендза.
«Благодарение богу, золото удалось сохранить от бездонных немецких карманов, вино от ненасытных немецких желудков. Можно спокойно перевезти свои сокровища обратно в подвал. Русских в этом отношении опасаться не приходится. Ведь в мародерстве даже он, пан ксендз, не мог упрекнуть русские войска. Кроме того, хорошо известно, что, изгоняя немцев, советские войска не препятствуют созданию польских органов власти».
А пан ксендз был уверен в том, что новая власть в Польше будет именно такой властью, которая все свои силы направит на то, чтобы сделать Польшу такой же, какой она была до войны. Над этим святым делом немало потрудились умные головы и в Ватикане, и в Лондоне. Да и сам пан ксендз, выполняя волю Рима, а заодно и Лондона, тоже приложил свою руку к святому делу. Даже военная рать для новой власти уже подготовлена. «Армия краева» и «Народовы силы збройны» — это же сила. Недаром в них собрался весь свет старой доброй Польши. Правда, темный народ относится к этим организациям без должного почтения и зовет их просто бандами, но что может понимать простой народ в высокой политике. Пану ксендзу хорошо известно, кто дает средства на содержание армии, кто находится в ее рядах и какие цели она ставит перед собой. Одним словом, власть в послевоенной Польше будет иметь под собой прочную военную базу и, конечно, это будет такая власть, какой именно такая база и нужна. Конечно, возглавлять местную власть в местечке будет или пан Паторжинский — владелец вальцевой мельницы, или пан Юзеф Крушевицкий — заводчик, кожевенный завод которого работал и при немцах. Пан Юзеф — очень деловой человек. Голова. Или уж, на худой конец, управлять местечком будет Станислав Семерка — местечковый адвокат, краснобай и любимец богатых паненок.
Пан ксендз поморщился. Не любит он этого Семерку. Болтун и выскочка, щелкопер к тому же. И все же Семерка, хотя и не очень богат, но из настоящей шляхетской семьи всегда был на виду, всем умел угодить. Конечно, Семерка — это не Паторжинский, но и не какой-нибудь Ян Нехода, сын старого доктора, бунтовщик и безбожник. При воспоминании о Неходе пан ксендз передернул плечами, как от озноба. Еще мальчишкой, в благословенные времена ясновельможного маршала Пилсудского, этот самый Нехода или сидел в тюрьме, или разыскивался полицией на предмет безотлагательной посадки. Отпетая голова, по отцовской дороге пошел. Недаром немцы обещали за голову Яна двадцать тысяч марок и не каких-нибудь оккупационных марок, а настоящих, в золотой валюте.
Хотя панский нунций, посланец святейшего римского папы в Варшаве, неоднократно настаивал на том, чтобы католическое духовенство помогало немецкому командованию вылавливать партизан, но что мог сделать пан ксендз, когда религиозные чувства в народе все больше и больше оскудевают. Даже глубоковерующие католики, открывая свою душу на исповеди, не бывают чистосердечными до конца. Пан ксендз чувствовал это и приходил в ярость, видя свое бессилие. В самом деле, ведь он всего лишь скромный служитель церкви, а не жандармский офицер. Да и весь народ в гестапо не отправить. Пожалуй, совсем без прихожан останешься. И так их с каждым днем становится все меньше и меньше.
Пан ксендз очень сожалеет, что никак не мог дознаться, где укрывался этот отчаянный Нехода.
«Подумать только, двадцать тысяч марок да еще золотом, — сокрушался в душе пан ксендз, подходя к заветному холму, — капитал. Благодарение богу, о Неходе уже месяца три ничего не было слышно. Напоролась, видимо, его отчаянная головушка на случайную немецкую пулю. Может, так неопознанного и зарыли его в наспех вырытую яму. А то просто валяется где-нибудь в глухом углу леса тело страшного для немцев партизанского командира не отпетое, не зарытое на радость воронам. Только даром двадцать тысяч пропало. Никому из хороших людей не пришлось воспользоваться.
Однако даже потеря двадцати тысяч марок золотом не нарушила благостного настроения пана ксендза. Он был человек не мелочный. Тем более, что с каждым шагом пан ксендз приближался к месту, где лежали его сокровища. Идти оставалось совсем немного. Еще метров триста широкой лощиной выгона, затем узкая лента мелкой поросли орешника и дальше начинается тот благословенный терновник, которым зарос весь холм, лежавший в самом конце выгона у опушки леса. На сердце пана ксендза стало легко, и он с благосклонной улыбкой смотрел на окружающий мир. Солнце стояло еще довольно высоко. Пан ксендз взглянул на светило и с удовольствием подумал о том, что до заката еще не меньше трех-четырех часов и, значит, он успеет не только проверить место, где зарыты его сокровища, но и засветло побывать кое у кого из нужных людей. Сейчас настало время действовать. Русская армия пришла и уйдет дальше, а Польша останется, и в ней надо налаживать старую благочестивую жизнь.
При своей ненависти к русским большевикам пан ксендз прекрасно понимал, что сила на их стороне, что фашистов вышибли навсегда, что они больше никогда не вернутся. Пришло время, о котором более полугода назад был предупрежден пан ксендз, когда еще ранней весной ездил в Варшаву и был принят самим нунцием — посланцем святейшего папы.
Мысли ксендза опять вернулись к тому пункту, от которого были отвлечены воспоминаниями о нечестивце Яне Неходе. Конечно, к власти в отвоеванной от фашистов части Польши должны придти наиболее уважаемые люди. Об этом уж позаботятся здесь, в Польше, все те, кто по своему священному сану призван господом влиять на сознание народа, просвещать и воспитывать его, — словом, все служители римско-католической церкви. Но помогут и друзья, находящиеся за пределами Польши. Благодарствие богу, который даже в самую тяжелую минуту не оставил Польшу во власти анархии. Творец всего существующего, даже отдав всю Польшу во власть фашистов-завоевателей, сохранил для нее ее правительство. Конечно, из Лондона оно должно вскоре приехать в Польшу, ибо страну, столько лет бывшую под игом завоевателей, нельзя надолго оставлять без центрального правительства. Ну, об этом, конечно, своевременно позаботятся союзники. Возможно, что пан Миколайчик со своими министрами уже приближается к границам Польши. Пан ксендз попытался представить себе, откуда пан Миколайчик может приехать в Польшу. Неужели через эту, богом проклятую большевистскую Россию? Пан ксендз даже с отвращением сплюнул в сторону. Нет, не может быть. Союзники найдут возможность перебросить польское правительство из Лондона в Польшу по воздуху. Конечно, жаль, что вошли в Польшу и гонят немецких фашистов не американцы, не англичане, а русские, большевики. Если бы судьбами мира управлял пан ксендз, то он обязательно устроил бы так, что в Польшу пришли американцы или, на худой конец, англичане. Даже если бы и на год-два позже, не беда. Ведь терпела же Польша фашистское владычество более пяти лет, могла бы потерпеть еще немного…
