Г. Игнаткович - ПОГРАНИЧНАЯ ЗАСТАВА
Кубанцы Зоя и Виктор жили в одной станице и учились в одной школе. Но пути из родной станицы пролегли для них поначалу в разные стороны. Виктор поступил в Ростовское техническое училище, но когда пришла пора идти служить, заявил в военкомате: только на флот.
И уже через полгода, окончив школу младших авиационных специалистов, стал летать стрелком-радистом на одном из боевых самолетов Северного флота. Море, казалось, было рядом, да только под крылом. И давняя мечта о море опять не давала покоя. Но добился своего. Был направлен прямо из части в училище и в мае 1957 года надел наконец-то фланелевку с заветными якорями на погонах.
1960 год самый памятный для Костенецких. Виктора приняли в партию. Зоя окончила педагогический институт, они поженились. А потом? Потом привычная для жены пограничника жизнь, которая ей самой кажется такой обыкновенной…
Виктора после окончания Высшего военно-морского училища имени С. М. Кирова направили служить в морские части погранвойск. И стали мелькать один за другим военные городки. На Севере родился сын, Игорь, на Балтике — дочь. Дети, дом, работа. И бесконечное, тоже ставшее привычным ожидание прихода корабля. Единственного, на котором служит муж…
На следующий день я с Виктором Петровичем снова должен был выйти в море. Уже по тому, как вскочили, завидев командира, моряки в курилке, по улыбкам, которые осветили матросские лица, когда мы подошли поближе, нетрудно было догадаться, что Костенецкого здесь любят и уважают. Меру этого уважения мне предстояло еще узнать… Взревели дизеля, и, отбрасывая острым форштевнем набухшую синевой воду, корабль вышел за боны. Он шел на обследование района, прилегающего к границе. В знойном мареве я различил в бинокле силуэт другого пограничного корабля. Тот нес службу на соседнем участке.
— Сейчас пограничные корабли оснащены новейшей техникой, — с гордостью произнес Виктор Петрович, — ну, а с ней, естественно, приходит и новая тактика использования корабля. Я этим сейчас и занимаюсь. В свободное, так сказать, время.
— Научная статья?
— Начал я со статьи, а сейчас вроде диссертация получается…
И пока корабль шел в район, Костенецкий рассказал мне такое, что, честное слово, даже без лестной аттестации командира бригады я бы все равно стал писать именно о нем, ибо, на мой взгляд, в нем, как в фокусе, отражены лучшие черты современного флотского офицера.
Три года назад, когда Костенецкий учился на Высших офицерских курсах, ему поручили сделать доклад о способах маневрирования пограничных кораблей. Доклад получился таким, что на кафедре предложили писать статью на такую же тему. А когда статья была написана, то и диссертацию.
Виктор Петрович возвратился на Балтику, где служил помощником командира корабля, и снова началась непрерывная череда дозоров, вахт, кратких стоянок — и опять море, граница… А он уже числился соискателем и даже был назначен научный руководитель его работы.
Существует в математике теория, которая называется теорией случайных процессов, а в ней метод с весьма пышным названием: «Монте-Карло». Его-то и нужно было применить Костенецкому. Но вычисления, лежащие в основе метода «Монте-Карло», производят обычно с помощью электронно-вычислительных машин. А где взять ЭВМ в море? Да и нужно еще уметь работать на ней. И Костенецкий решил проделать все вычисления вручную. Когда полгода спустя он приехал в Ленинград и показал на кафедре, где предстояла защита, свои расчеты, видавшие виды специалисты ахнули и вначале попросту усомнились в результатах такой работы. Запустили данные Костенецкого в машину — и та показала полную идентичность полученных Виктором Петровичем данных.
— Ну, а где вы время-то взяли? — спросил я у Костенецкого.
— Когда несли службу, я как помощник чередовался на вахте с командиром. Таким образом, какой-то резерв времени у меня был. Вставал ежедневно в три часа утра и до одиннадцати считал. Как видите, все просто…
Да, действительно, все просто, если ясно видеть впереди цель и идти к ней своим курсом, ни на метр не сворачивая в сторону, как бы трудно тебе ни было.
Корабль Костенецкого молод. Совсем недавно экипаж отметил годовщину того незабываемого дня, когда на кормовом флагштоке был поднят военно-морской пограничный флаг. Молоды и его офицеры: заместитель командира корабля по политической части, великолепный спортсмен старший лейтенант Олег Олешко; румянощекий, всегда улыбающийся помощник командира капитан-лейтенант Евгений Евдокимов и штурман Николай Мельников, лишь недавно окончивший училище. О матросах и говорить нечего.
И тем не менее в историю корабля они уже успели вписать славные страницы. «Отличный корабль», «Победитель Ленинской вахты воинской славы», первое место по результатам учения в составе соединения, почетное право принять и нести вдоль границы Всесоюзную комсомольско-молодежную эстафету в честь 30-летия Победы.
Старшина первой статьи Виктор Решетняк, комсомольский вожак корабля, когда я попросил его рассказать, как экипаж принимал эстафету, принес мне в каюту целый альбом с фотографиями:
— Эстафету мы принимали в Керчи, в день рождения В. И. Ленина. Накануне начальник войск округа вручил всему экипажу нагрудный знак «Отличник погранвойск» II степени. А днем на центральной площади построили нас перед трибуной, подъехал бронетранспортер, и офицер-пограничник вручил нашему командиру эмблему эстафеты. И тут же с трибуны было объявлено, что эстафета передается капитану третьего ранга Костенецкому, отец которого погиб, защищая город-герой Керчь. А мы даже и не знали этого, — и Решетняк сокрушенно тряхнул льняными кудрями.
И я тоже не знал, что капитан артиллерии Петр Никитович Костенецкий сражался с фашистами в том самом городе, где 33 года спустя его сыну была оказана такая великая честь.
— Он очень хороший человек, капитан третьего ранга, — доверительно сказал мне старшина. Немного помолчал и добавил: — Капитальный командир…
Это же слово «капитальный» по отношению к Костенецкому я услышал и от замполита. Не могу поручиться, что этот эпитет точно отражает командирские качества Виктора Петровича, скорее всего, оно просто в ходу у пограничников, но что-то основательное, «капитальное», в Костенецком действительно есть. Несколько дней жил я на его корабле и ни разу не слышал, чтобы Виктор Петрович повысил голос, учинил, что называется, «разнос», говорил с кем-нибудь в неуважительной форме.
— Доверяет командир морякам. А если тебе человек доверяет, разве его подведешь? — так объяснил мне старшина команды мотористов, рассудительный мичман Гринцов причину того непререкаемого авторитета, которым пользуется командир у экипажа.
Разграфленные корабельным распорядком, выверенные штурманским хронометром, опускались дни в красную на закате черноморскую воду, и блаженная прохлада нисходила на палубы и причалы. Загорались огни — яркими гроздьями на берегу, одинокими светляками в горах. В полночь огни гасли, и только кинжальные лучи прожекторов вспарывали на мгновение черный полог ночи. Граница продолжала жить своей жизнью: настороженной и зоркой. Тянулся рядом с лунной дорожкой белопенный след, мерная дрожь сотрясала стальные листы палубного настила. Корабль нес службу по охране государственной границы СССР. Я проходил по боевым постам и каждый раз ловил себя на мысли, что лицо вот этого старшего матроса мне знакомо, что старшину первой статьи с такой хитроватой и в то же время располагающей улыбкой я уже видел на фотографии. Действительно, прав был Витя Решетняк, когда утверждал, что Доска почета Краснознаменной части наполовину состоит из экипажа Костенецкого.
Недаром капитан второго ранга Ленар Айметдинов, когда я попросил его охарактеризовать Костенецкого как командира, на минуту задумался, а потом убежденно сказал:
— Он мыслит. И не просто о том, чтобы выполнить приказ, а чтобы выполнить его как можно лучше.
А политработник Николай Буров, сам в прошлом старпом пограничного корабля, добавил:
— Умеет работать с людьми, жить их нуждами. И еще высочайшая добросовестность — ив море, и на берегу. Во всем.
Пожалуй, на этом можно было бы поставить точку в моем рассказе о Костенецком, если бы не одна встреча в Москве. Прошел год, и поначалу яркие до предела своею необычностью пограничные будни уже стали тускнеть в моей памяти.
Но вот однажды на улице Горького я, что называется, нос к носу столкнулся с хорошо одетым парнем с копною льняных волос на голове.
— Решетняк?!
— Он самый, — улыбнулся бывший старшина. — А я вас сразу узнал.
Мы разговорились. Естественно, что первым делом я спросил его о Костенецком, благо Решетняк только-только уволился в запас.
— А он уже полгода нами не командует.
Коля говорил так, как будто служба его еще продолжалась.
