Алексей Воронков - Брат по крови
— Много работы?
Похоронная команда молчит, и лишь один из них проводит ладонью у горла.
…Мне пришлось пробыть в медсанбате почти две недели. За это время Керим встал на ноги. Лицо его порозовело, и он сам чуточку оттаял. А когда оттаял, потянулся к людям. Больше всего его интересовал я, потому что я знал его семью. Он даже пытался говорить со мной, но чувствовалось, что это дается ему с трудом. Слишком он был отравлен ненавистью к русским. И эта отрава, вероятно, останется в нем надолго, если не навсегда.
Чтобы расположить его к себе, я рассказывал ему разные занимательные истории. Особенно я любил рассказывать ему о своем родном Магадане, который представлялся ему какой-то сказочной, невероятно далекой страной, где зимой очень холодно и много снега, а лето короткое, словно уши у воробья. Он слушал внимательно, но вопросов не задавал. Горцы вообще не любят задавать лишних вопросов. То ли боятся выглядеть глупо в глазах собеседника, то ли так уж у них принято. Единственный вопрос, который он постоянно мне задавал, — когда я отвезу его домой. Скоро, говорил я. Как только убедимся, что ты абсолютно здоров, так и выпишем тебя.
Он ждал этого часа, как голодный щенок ждет случайной кости. Узнав, что я был первым доктором, который пришел ему на помощь. Керим спросил меня, плакал ли он, когда я делал ему уколы. Ведь он ничего не помнил и боялся, что, когда он был без сознания, он вел себя не по-мужски. Я сказал ему, что он держался молодцом, и Керим остался этим доволен.
И вот наступил день, когда Кериму разрешили покинуть медсанбат. И хотя маленький чеченец в силу своего характера так и не завел себе здесь друзей, его вышел провожать почти весь батальон. Было пригожее весеннее утро. Ярко светило солнце, медленно поднимаясь в зенит.
— Смотри, больше не попадай к нам, — похлопав мальчишку по плечу, сказал Плетнев.
— И мины в руки больше не бери, — добавил старлей Голубев. — Лучше лазай по деревьям, так оно надежнее. Все пацаны в детстве должны лазать по деревьям, а не воевать.
Керим в ответ только ухмыльнулся и ничего не сказал.
Повар Вася на прощание подарил Кериму большую банку тушенки, а в придачу еще и пару банок сгущенного молока. Керим любил полакомиться сгущенкой. Мальчишка поблагодарил Васю, скупо помахал рукой провожающим и пошел к машине.
— Прощай, Керим!
— Прощай!
— Не поминай лихом…
Керим, поудобнее устроившись на заднем сиденье, выглянул в окно и снова скупо помахал всем рукой. Забурчал мотор, и санитарный «уазик» рванул с места, поднимая за собой клубы рыжей пыли.
— С ветерком поедем, товарищ майор, или как? — довольный тем, что он наконец-то добрался до руля, спросил меня водитель Миша.
— Давай с ветерком, — сказал я и улыбнулся. У меня тоже было хорошее настроение, ведь рядом со мной был живехонький Керим, которого я вез, чтобы вернуть его родным.
— С ветерком! — неожиданно повторил мои слова Керим, и я почуял в его голосе некий бесшабашный порыв, какой случается у человека, впервые прыгнувшего с парашютом.
Я оглянулся и увидел, как блестели его большие оливковые глаза. Парень наконец-то вырвался на свободу и радуется, облегченно вздохнул я.
До места мы добрались быстро. Миша гнал машину так, будто бы соскучился по лихой езде или же боялся опоздать на обед. Но мы не стали заезжать в наш лагерь — хотели поскорее передать пацана в руки его родственников. Когда мы подъехали к дому Керима, нам навстречу высыпала вся его родня. Лица у людей были напряжены, в глазах тревога — с чем на этот раз пожаловал доктор? Но увидев Керима живым и здоровым, люди воспрянули духом и заулыбались. Они бросились к мальчишке и, наперебой залопотав на своем языке, стали радостно тормошить его. Тут я и велел Мишке разворачиваться и гнать в часть.
ЧАСТЬ V
XL
Лагерь нас встретил обычной будничной суетой. Час назад люди вернулись с обеда и, немного отдохнув, принялись за нескончаемые армейские дела. Гремела сапогами проходившая мимо пехтура, ревели танки, и в воздухе висело удушливое облако гари. Где-то вдалеке слышались автоматные очереди — это одна из мотострелковых рот сдавала зачеты по огневой подготовке. Я был голоден, но в столовую идти поленился. Решил, что до ужина не помру. Ну а коль буду помирать, выручат соседи по палатке — у нас всегда было что пожрать и выпить, недаром вся полковая пьянь собиралась по вечерам именно у нас.
В палатке, кроме Макарова, никого не было. Я так соскучился по своим, что на радостях хотел было обнять начфина, но тот остановил меня жестом.
— Есть две новости. Выбирай, с какой начать — с хорошей или с плохой? — сказал он мне сухо, и я уловил чрезвычайность в его словах.
— Начинай с плохой, — ответил я и почувствовал, как сжимается в предчувствии недоброго мое сердце.
— Ваню Савельева убили… — не произнес, а выдавил из себя Макаров.
Я остолбенел. В голове у меня помутилось, и я почувствовал, что у меня слабеют ноги.
— Как… убили?.. Ты что такое говоришь! — воскликнул я, и в этот момент ноги мои подкосились, и я хряпнулся задницей на постель.
— Его уже мертвым принесли… Он ходил с маневренной группой в горы — там его и того… В засаду ребята попали, понимаешь? Как выбрались — сами не поймут, — говорил надорванным голосом Макаров. Видно было, что они тут крепко помянули Ваню — до сих пор начфин очухаться не мог.
Я обхватил голову руками. Эх, Ванька, Ванька! — едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, беззвучно повторял я. Ведь что я тебе говорил? Береги себя! А ты что ответил? А ты, как всегда, отделался шуткой: нагадали, мол, козе смерть, а она пердь да пердь… Ну вот и все, вот и конец комедии. Кто теперь будет казенный спирт из медпункта таскать, а? Ты подумал? Нет, брат, не подумал. И как тебя угораздило на пулю-то нарваться? А ты ведь говорил: заговоренный я, заговоренный! И крестик показывал — не убьют, мол, пока он со мной. Вот видишь, и с крестами убивают. Пуля ведь не живая, она не понимает, на кого летит. Чье сердце встало на пути, то и прошила. Вот как, брат, бывает, вот как…
А ведь я уже думал, что привык к смертям, что меня трудно надорвать чьей-то смертью, а вот Ваниной надорвался. Да так надорвался, что, когда Макаров принялся говорить мне о хорошей новости, я поначалу и не понял, о чем это он.
— Илона?.. Какая Илона? Что ты такое говоришь? — едва слышно шевелил я губами, а перед моими глазами все стоял мертвый Ваня Савельев. Огромный такой, каков он был в жизни, и добрый.
— Наверное, тебе лучше знать, — ответил Макаров.
И тут вдруг до меня дошел смысл сказанного им. У меня трепыхнуло сердце. Где она, где?! — хотел я закричать, но сумел сдержать себя. Более того, я нашел в себе силы, чтобы спокойно разобраться во всем, что на меня разом обрушилось.
Ох, Макаров, Макаров! Ну разве можно так поступать с товарищами? Мне бы и одного Ванюшки Савельева с лихвой хватило, а ты еще и Илону сюда же…
— Ну и где же твоя Илона? — наконец спросил я.
— Да не моя Илона-то, а твоя… У меня таких красавиц отродясь не было, — усмехнулся начфин.
— Моя, твоя… — недовольно пробурчал я и тут же осекся. — Послушай, а как ее вообще сюда занесло?
Макаров пожал плечами.
— Да как занесло? Так и занесло, — произнес он. — Заходит третьего дня к нам какая-то красавица в камуфляже и с порога: здесь живет майор Жигарев? Здесь, отвечаем. А в чем дело? Она молчит. Ну мы и давай ее расспрашивать — что да как.
— А она что? — стараясь быть равнодушным, говорю я, а у самого уже сердце трепещет, словно попавшая в силок птица.
— Ну ты даешь, егоркина мама! — возмущенно восклицает Женя. — К нему баба приехала, а он хотя бы радость выказал. Или, может, это нежеланный гость для тебя? Бывает ведь, пристанет какая, а тебе она не по душе.
Я поморщился. Ну о чем он говорит! И вообще, не надо вмешиваться в мою жизнь. Не надо!
— Так что, она еще в полку? — спрашиваю я.
— Кто, Илона-то? А куда ж ей деться, если она назначение к нам получила? Аккурат в твое подчинение и поступила. Везет же некоторым, — с неподдельной завистью произнес Макаров. — Не могли ко мне в финчасть такую девицу прислать. Мы бы с ней денежки-то посчитали!
Я не знал, что делать.
— Пойду в штаб — надо доложить «полкану», что я прибыл, — сказал я.
— Иди, иди, — буркнул Макаров. — А вечером приводи к нам эту твою Илону — выпьем, за жизнь поговорим. Глядишь, и на сердце легче станет. А то живем тут без женского участия и сохнем на корню. Так что приводи.
Я пошел в штаб. «Полкан» встретил меня хмуро. Видно было, что он не в духе. Так бывало, когда он получал очередной втык от начальства. Спросил, знаю ли я уже о гибели Савельева. Я ответил, что знаю. И только тогда он спросил про мальчишку. Когда узнал, что с ним все в порядке, вздохнул. И то ладно, сказал. Когда я уже собирался уходить, он остановил меня.
