Анатолий Хорунжий - Неоконченный полет
Холодный ветер бил в грудь и лицо.
Зоя
Ясная полная луна лила на землю голубовато-серебристый свет, воздух играл мириадами блесток, словно кипел от мороза; покой и сияние, казалось, властвуют во всем мире.
Зоя бежала по железнодорожной насыпи, не замечая ни луны, ни мороза, ни звонкого снега под сапогами. С той минуты, как услышала «не возвратились», для нее все перестало существовать в том значении, в котором существовало до сих пор.
Раньше, до этого тяжкого дня, случалось, что она вдруг спрашивала себя: «А если придет страшная весть, что будет со мной?» Перехватывало дыхание, она застывала и стояла так какое-то время, позабыв, что делала, куда торопилась. Гнала от себя мысль, и ей хотелось тот же час увидеть Дмитрия, услышать его голос.
Спустилась по крутой насыпи, миновала какой-то черный столбик, нисколько не пугаясь, услышала, как возбужденно гудели провода, пошла утоптанной дорожкой. На белом поле негустым рядком стояли самолеты. Зоя искала место, где бы не было самолета, и не находила его. Она вдруг подумала, что, возможно, Дмитрий и Алексей возвратились перед самым заходом солнца... а возможно, кто-то жестоко пошутил над ней и там, в землянке, Дмитрий встретит ее, смеясь и обнимая.
— Стой! Кто идет?
Зоя остановилась. От автомашины неожиданно шагнул часовой с винтовкой, в длинной шубе.
Из штабной землянки вышел офицер, запахивая на ходу накинутую на плечи шинель. Зоя узнала его. Это был один из друзей Шолоха, знакомый Дмитрию и Зое, штабной офицер и знаменитый декламатор Антон Гук.
Увидя его, Зоя еле сдержала себя, чтобы не разрыдаться. Еще вчера они вчетвером допоздна играли у Дмитрия в домино. Она схватила Антона за руки.
— Что с ними?! Где они?
Антон взял женщину за руку и сквозь рукавичку вмиг ощутил ее тепло и дрожь. Зоя поднесла к глазам платочек, ярко забелевший при лунном свете.
— Это ты напрасно, напрасно, — красивым, спокойно рокочущим голосом заговорил Гук. — Никаких для этого оснований... Ну, заблудились ребята.
— Они сбились с маршрута? — Такая мысль ей пока не приходила в голову. — Вы что-то получили от них?
Антон вел Зою в штабную землянку. Стройная, высокая, почти такого же роста, как и он, она шла с ним плечо в плечо, и ему было приятно вести ее под руку. Он никогда не мог спокойно смотреть на эту красивую молодую женщину. Бывая у Дмитрия, Антон своими внимательными взглядами всегда отыскивал в Зое новые привлекательные черты. И сейчас, думая о Дмитрии и Шолохе, он не сводил глаз с милого Зонного личика. Пропустил ее впереди себя на темные ступеньки и, поддерживая, низко наклонялся над нею. Ему было приятно притрагиваться к ее одежде. Ее близость гнала из головы мысли о случившемся, что и привело сюда Зою, и он в эти минуты с лихорадочной быстротой прикидывал в уме, как ему вести себя с ней сейчас, сегодня, завтра...
В полутемной землянке, обшитой свежим тесом и заставленной столами, было чадно от керосиновой коптилки. Антон предложил Зое присесть на ящик, что стоял у двери, и опустил брезентовый полог над другим входом, который был поглубже.
— Сообщений, Зоенька, нет, — вспомнил он о ее вопросе и тоже присел на табуретку у стола. — Но была радиограмма.
— Была? Какая? — Зоя смотрела на Антона застывшими, полными ужаса глазами.
— Это, конечно, военные дела, Зоенька...
— Хорошо, хорошо, Антон, — стушевалась Зоя, — я понимаю. У них все благополучно?
Антон входил в свою роль. Положив ногу на ногу, он с важностью сказал, что во время полета разведчики передавали важное донесение, которое подтверждает, что они уже были на обратном пути. Он умолчал, однако, о том, что донесение вдруг оборвалось и что самолет в то время находился еще в глубоком тылу; он смотрел в лицо Зои, на ее припухлые, покусанные губы, и ему захотелось чем-нибудь ее рассмешить: Зоина улыбка очень нравилась ему.
— На фронте, Зоенька, это обыкновенный карамболь. Всю войну сижу на разведке, сам спасался на зонтике. Вот так — фр-р... Район, понимаешь, надо изучить пешочком, тогда и с неба все увидишь. Хаживали!.. Спрячь платочек. — Отвел Зоину руку от ее покрасневших глаз. — Причапают обязательно. А вообще обстановочка выяснится завтра.
— Антон, я не могу... Как же мне до завтра... без него?.. — Зоя спрятала лицо в ладони, снова заплакала.
Антон не знал, что еще сказать. Встал, прошелся, прикурил папиросу. Поднял на Зою глаза и вдруг заметил, какие прекрасные у нее золотистые, волнистые волосы; они выбились из-под платка и легли на руки. Антону захотелось дотронуться до них.
В соседней комнате кто-то громко всхрапнул. Зоя подняла голову, поправила платок.
— Разреши мне прийти сюда рано утром? — сквозь слезы вымолвила Зоя.
— С первой же новостью я прилечу к тебе.
— Не беспокойся, Антон, я приду сама. — Зоя протянула ему руку.
— Я провожу тебя.
— Мне теперь ничего не страшно.
— У меня есть время, Зоенька.
— Спасибо, не надо, — сказала она.
Антон уже без энтузиазма поднимался вслед за нею и остановился сразу за дверью.
Антоновы слова о донесении с самолета Зоя восприняла так, словно бы услышала живой голос Дмитрия. Очутившись на тропке, вспомнила вечерние прогулки с Дмитрием и забыла о разговоре с Антоном, о надеждах. Слезы набежали на глаза и затуманили весь этот очарованный мир, сияющий под ясной полной луной.
Дома, в комнате Зои, дочку ждала Ирина Протасовна.
2Отношения между двумя этими женщинами, матерью и дочкой, сложились немного странно.
Ирина Протасовна, будучи еще совсем молодой, пригожей девушкой, на которую засматривались все парни городка, вышла замуж за лысого учителя Тронова, который был намного старше ее. Малограмотная, простая девушка поддалась тогда на уговоры престарелого жениха и своих родителей, а теперь жила с ним без любви. Родив дочь, стала еще пригожей, засматривалась на молодых, крепких мужчин и открыто, при посторонних, посмеивалась над своим мужем. С чувством обязанности перед ребенком прожили супруги два десятка лет в пререканиях, ссорах и неладах. В памятные нам годы честного Тронова обвинили в недозволенных связях и репрессировали. Ирине Протасовне пришлось самой содержать семью, и она занялась перепродажей ходовых товаров. Ездила в большие города, возвращалась с корзинами, тюками, продавала из-под полы и опять ехала. Этим сама перебивалась, еще и мужу возила передачи.
Зоя, милый, сероглазый подросток, училась в ту пору уже в семилетке и жадно вбирала в себя вычитанное из книг и то, что видела собственными глазами дома. А дома мать устраивала пьянки с такими же, как и она сама, бабами-спекулянтками; пьянея, она проклинала своих родителей, своего мужа, что взялся где-то на ее голову и поломал ей всю жизнь.
Тронова вскоре выпустили. Он вошел в свой дом как чужой, постаревший, молчаливый и робкий, держал себя как запуганный ребенок.
Зоя между тем уже была зрелой девушкой. В школе она училась без увлечения; под раскрытым учебником у нее всегда был спрятан роман, а за танцы на площадке в парке железнодорожников она могла бы отдать все на свете. Когда началась война, Зоя как-то вдруг стала серьезнее и, не посоветовавшись с родителями, сама записалась на курсы медицинских сестер. Первые раненые, которые прибыли с фронта-в тихий городок Лебединое, так взволновали девушку, что она проплакала дома весь вечер, но курсы посещала и на практических занятиях была чуть ли не самой внимательной.
С появлением Тронова в семье начались новые раздоры. Тронов относился к Зое с чрезмерной строгостью: требовал от нее, чтобы нигде и никогда не ходила с парнями, устраивал засады в парке, простаивал допоздна у своего дома под грушей, подглядывая за дочерью. Ирина Протасовна на все это смотрела по-своему. «Что нравится девушке, пусть того и добивается, — говорила она Тронову при Зое. — Хватит и того, что я мучилась да горько каялась. Послушала тебя, дурака...»
Зою еще в школе полюбил соседский паренек. Это нравилось Ирине Протасовне. Она начала открыто родниться с его родителями и каждый разговор с женщинами завершала похвалами в адрес своей дочери и будущего зятя. Тронов злился и негодовал, когда жена ставила рядом с именем Зои имя Аркадия. В начале войны Аркадия призвали в армию, направили на Черноморский флот. Молодой моряк не успел даже прислать фотокарточку в форме матроса, как был убит. Зоя тяжело пережила эту потерю. А через некоторое время в Лебединое перебазировался фронтовой авиационный полк, и Зоя влюбилась в летчика. Он летал в грозном военном небе, носил на груди боевой орден и был очень ласковым с девушкой.
Когда однажды вечером Тронов увидел, что Зою ожидает под грушей летчик в шинели и шлеме, а она, торопливо одеваясь, взялась было за пудреницу, он набросился на нее, разбил настольное зеркало, потоптал его сапогами на мелкие осколки и не выпустил дочь из дому.
