Георгий Северский - Второе дыхание
Срок операции «Шварц Шаттен» кончался. Цепи гитлеровцев стали выходить к отрогам Чатыр-Дага. Затаившись у опушки, партизаны наблюдали.
Подразделения карателей на плато были видны всем ясно. Они перестраивались в колонны.
Командир знал, что то же самое происходит и в тылу партизан, где были вторая и третья волны карателей. Но он не знал, какими тропами они будут выходить из леса. Не пройдут ли они поблизости? Как уклониться от встречи с гитлеровцами?
Неподалеку, меньше чем за километр, рос густой лес. Пожар не смог перекинуться к нему через дорогу, проходившую в глубокой ложбине. Командир повел туда соединение. Спуск в ложбину был крутой. Идти тихо было невероятно трудно. Из-под ног скатывались мелкие шумливые камни. Скорей, скорей! Внизу под откосом дорога, а за ней — спасительный лес…
Командир развернул партизан фронтом к дороге, решив проскочить ее одним броском. Несколько мгновений стояли, прислушиваясь. Все было тихо.
Командир подал рукой сигнал:
— Вперед!
Триста человек ринулись вниз бесшумной лавиной. До дороги оставалось метров тридцать. И вдруг….
Ритмическое цоканье копыт донеслось из-за поворота. На дороге показался взвод румынских кавалеристов.
Третьи сутки партизаны уходили от врага. И вот, когда выход из ловушки так близок, — эта встреча… Оставалось одно: принять последний короткий бой.
Залп автоматов, конечно, уничтожит румынский взвод, но и партизаны будут немедленно обнаружены и истреблены гитлеровцами.
Это понимали все и, развернув автоматы в сторону дороги, неподвижно стояли, ожидая решения командира.
Командир встретился взглядом с румынским офицером и ясно понял, что тот взвешивает положение.
И вдруг офицер отпустил поводья. Кавалеристы качнулись в седлах и двинулись вперед. Партизаны молча провожали их взглядами и дулами автоматов.
Когда взвод поравнялся с партизанами, румыны отвернулись, как бы держа равнение на безлюдный лес, и исчезли за поворотом.
Партизаны броском пересекли дорогу.
Они входили в лес. И лес, будто приветствуя их, пел под ветром свою вековечную вольную песню.
ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
Тревогу не объявляли, но в лагере все были настороже. Побледневший радист только что метнулся в штабную землянку. Куда-то побежал вестовой. Ни на кого не глядя, прошел в землянку комиссар, за ним спешил начальник разведки. Все говорило о том что произошло что-то тревожное.
— Серебрякова к командиру! — раздался вдруг чей-то голос.
В землянке уже собрались все командиры. На самодельном столе была развернута большая топографическая карта Крыма.
Командир окинул юношу оценивающим взглядом:
— Ты — спортсмен, Серебряков?
— Да, — ответил Анатолий. — Я стайер.
На последней областной спартакиаде Анатолий занял второе место в беге на пять тысяч метров. Но это было до воины, очень давно.
— А где теперь твой приз — чугунный бегун? — вдруг спросил комиссар.
Анатолий удивленно поднял голову. На спартакиаде он действительно получил приз — чугунную статуэтку бегуна. Комиссар — тогда он был секретарем горкома партии — сидел в тот день за покрытым красным кумачом столом и, как показалось Анатолию, равнодушно следил за соревнованиями и за вручением наград. А вот, оказывается, помнит. Даже про статуэтку не забыл.
— Ну да, впрочем, вызвали мы тебя не затем, чтобы узнать, где твой приз, — и комиссар выжидающе посмотрел на командира.
— Слушай, Серебряков, — начал тот, — только что получена шифровка. Подводная лодка за ранеными не придет. Вместо нее будут катера, морские охотники. Но они подойдут к берегу только через сутки после назначенного срока.
Анатолий сразу понял, что кроется за этими словами. Задержка на сутки! Раненые и сопровождающая их группа партизан уже третий день в пути. Сейчас они, наверное, на отрогах горы Ат-Баш. С наступлением ночи начнется тяжелый спуск по скалам к морю. Если подводная лодка не придет, нечего и думать, что раненые смогут подняться обратно, наверх, в горы. И утром немцы их обнаружат. Тогда всем конец.
— Связи с группой мы не имеем, — продолжал командир, — сегодня ровно в двадцать два часа они начнут спуск к морю. Тебе понятно, что это значит?
Анатолий молча кивнул головой.
— Сейчас пятнадцать сорок. От нас до горы Ат-Баш сорок пять километров, из них десять — крутой подъем в горы, часть пути придется преодолевать в темноте. И на все это у тебя шесть часов. Шесть часов и ни минуты больше.
— Я понял, товарищ командир, — твердо сказал Анатолий.
Командир испытующе смотрел на него.
— Партизан Серебряков, слушай приказ…
В землянке все встали.
Определив по карте маршрут, командир отогнул рукав гимнастерки и отстегнул ремешок часов.
— Возьми, — он сам надел их Анатолию на руку. — Они будут твоим помощником.
— И твоим единственным соперником на дистанции, — добавил комиссар.
С продовольствием в отряде было плохо. Два кусочка сала размерами со спичечную коробку и несколько сухарей — вот все, что передал Серебрякову вестовой.
— Для марафонского пробега маловато, но сам знаешь положение, — улыбнулся комиссар. И уже без улыбки добавил:
— Помни, Анатолий, на финише — сто человеческих жизней. В пути тебе будет трудно. Но когда станет совсем невмоготу, думай об этих людях. Ведь в этом соревновании вторых мест нет. Есть только первое. Все остальное — проигрыш.
…Две с половиной тысячи лет назад греки одержали победу над войсками персов. Расстояние от Марафонской долины, где происходила знаменитая битва, до греческой столицы Афин равнялось сорока двум километрам ста девяносто пяти метрам. С радостной вестью в Афины был послан воин, лучший бегун Фейдиппидес. Гонец прибыл в столицу в полном изнеможении. — «Радуйтесь, мы победили!» — успел он лишь вымолвить и упал мертвым.
Подвиг Фейдиппидеса вошел в историю, положив начало марафонскому бегу. В 1896 году на земле древней Эллады в Афинах были проведены Олимпийские игры, на которых впервые бежали марафонцы. Через 2386 лет спортивный подвиг Фейдиппидеса был повторен бегунами девятнадцатого столетия. С тех пор марафонский бег на сверхдальние дистанции стал неотъемлемой частью программы всех крупных состязаний и Олимпийских игр.
…Серебряков никогда не бегал марафонскую дистанцию, но он понимал, что сейчас кроме него задание командира никто выполнить не сможет. От лагеря на Сухой Альме до горы Басман примерно десять километров — это самая трудная часть пути: все время в гору. Зато дальше, по равнинной Ялтинской яйле до Ай-Петри, должно быть легче: подъемов и спусков там почти нет.
С самого начала Серебряков взял довольно резкий темп. Ему хотелось засветло попасть на яйлу.
Первые километры бежать было легко. Дорога шла лесом, тихим и молчаливым. Деревья как будто присмирели перед надвигающейся зимой. Кругом, куда ни кинь взгляд, настоящее царство осени. Желтые, золотые, бронзовые, оранжевые и даже красные листья. Зеленеют только сосны да редкие тисы. Земля устлана мягкими блеклыми листьями. Они приятно шуршат под ногой.
Но чем дальше, тем чаще стали попадаться мелкие острые камни, скрытые опавшей листвой. Постолы — легкая, мягкая и бесшумная обувь, которую обул Анатолий, — не защищали ноги от камней, и юноша вскоре возненавидел предательские листья.
Становился тяжелее вещевой мешок, ремень автомата врезался в шею. Все чаще и чаще Серебряков вытирал рукавом со лба неприятную испарину. Сказывалось недоедание. Но Анатолий старался об этом не думать. Он говорил себе, что спортсмен не может выдохнуться за какой-то час. Просто, видно, он недостаточно владеет техникой бега на дальние расстояния.
Перед ним высился крутой склон горы, поросший редкими буками. Казалось, чем дальше, тем гуще стоят эти равнодушные буки. Там, вдали, наверху, деревья сливались в сплошную стену и, казалось, упирались верхушками прямо в небо.
Через час Серебряков начал задыхаться. Стучало в висках, пересохло горло, мучительно хотелось пить.
Буки кончились неожиданно. Подъем стал почти пологим. Впереди Серебряков увидел серое нагромождение скал. Их очертания были причудливыми. Изъеденные ветрами камни напоминали сказочный за́мок великана. В узких расселинах росли изогнутые сосны.
Анатолий взобрался наверх. Это и была гора Басман. Перед ним расстилалось безлесное плато. Кое-где еще зеленела запоздалая трава. Серебряков посмотрел на часы. Ровно восемнадцать. Ну что ж, это неплохо. Он наметил себе примерный путь на юго-запад и двинулся дальше.
Над яйлой повисли сумерки. Анатолий тревожно поглядывал то на часы, то на небо. Густел воздух, густела прозрачная синева неба. Он ускорил бег, стараясь до темноты пробежать как можно больше.
