Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)
— Что же за нами не идут? — спрашивал лейтенант. — С первого этажа всех увезли, и со второго, и с нашего… А за нами не идут.
— Придут, — ответил Старчак. Он раскрыл дверцу тумбочки, взял с полки несколько пачек папирос и отдал их майору.
— Кури, «Курортные», феодосийские…
— На что мне столько?..
Наступил вечер, потом пришла короткая ночь; не потухая, горел в углу красный глазок папиросы.
— Не идут за нами, — шептал Старчаку лейтенант, — забыли…
Утром майор сказал Старчаку:
— Знаешь что, Иван Георгиевич, вам с лейтенантом нет смысла ждать… Добирайтесь до автострады, а там кто-нибудь подберет.
— А ты?
— Я — нетранспортабельный, — майор слабо улыбнулся. — Дай-ка еще пачку, попросил он.
Старчак достал из тумбочки оставшиеся папиросы я, поскрипывая непомерно длинным костылем, принес их майору…
— Теперь надолго хватит, — усмехнулся тот. — На всю жизнь…
— Не могу я тебя оставить, — сказал Старчак.
— Иван Георгиевич, дорогой, ты еще повоюешь, а я… Лейтенант еле сдерживал слезы. Ветер перебирал на подоконнике страницы книги о войне…
— Ну, пойдем, что ли? — Старчак надел свой кожаный реглан.
Майор закрыл глаза. Он уснул или сделал вид, что спит.
— Мы пришлем за тобой, — сказал Старчак.
Майор не отвечал.
Лейтенант тихо притворил дверь.
— Как же сходить? — спросил он. — У меня нога не сгибается.
— А вот как. — Старчак лег животом на перила и, придерживаясь за балясины, стал спускаться.
Парадные двери госпиталя были распахнуты настежь. Шелестели подхваченные сквозняком бумаги, они валялись по всему вестибюлю.
5Морщась от боли, которую причинял ему каждый новый шаг, и поддерживая лейтенанта, Старчак миновал госпитальный сад и добрался до улицы.
Они забрались в придорожный кустарник и легли на мокрую от росы траву.
Впереди, под горой, видны были безглазые коробки зданий. А сзади, на холме, белел уцелевший Дом Красной Армии.
— Я в ту, субботу на танцы туда ходил, — вздохнул лейтенант.
Где-то неподалеку послышались, шаги, показались двое пожарных в брезентовых робах. Капитан окликнул их. Они остановились в недоумении, потом подошли.
— Там, в госпитале, раненый. На третьем этаже, в тридцать пятой палате, сказал Старчак.
Пожарные побежали через сад в госпиталь.
Старчак и летчик не дошли и до поворота, как пожарные догнали их.
— Умер он, — сказал один из пожарных и протянул Старчаку пистолет майора. Одного патрона — Старчак сразу обнаружил это — в обойме не хватало.
— А носилки для вас, — добавил другой, пожилой, усатый, степенный.
— Я, пожалуй, сам дойду, — сказал Старчак. — А лейтенанту помогите.
Пожарные положили летчика на носилки и направились к шоссе.
— Вот почему за нами не заехали, — лейтенант, свесившись с носилок, показал Старчаку на опрокинутый автобус с красными крестами на уцелевших стеклах. Рядом, метрах в двадцати, зияла на асфальте глубокая яма.
Что же было потом?
…В напряженной тишине опустевшего города послышался шум автомобильных моторов.
Старчак и лейтенант забрались поглубже в кустарник.
Автомобили — это были грузовики — приближались. Старчак разглядел в уже сгущавшихся сумерках, что на крышах кабин укреплены станковые пулеметы.
— Наши, горьковские, — облегченно вздохнул лейтенант.
— А что, немцы не умеют на таких ездить? — возразил капитан.
Только когда грузовики приблизились к кустам и послышалась русская речь, Старчак понял, что это — свои. Он крикнул:
— Эй, на машинах!..
Это был летучий подрывной отряд. Саперы ехали в Борисов.
Первой мыслью Старчака было: на аэродром! — и он высказал ее командиру подрывников. Тот махнул рукой: там уже никого из наших нет…
Старчака и летчика усадили в кабины, рядом с водителями.
На рассвете, когда колонна была уже в пятидесяти километрах от Минска, бойцы, ехавшие на головном грузовике, забарабанили по крыше кабины.
Машина остановилась. Командир, старший лейтенант, сидевший рядом с шофером, открыл дверцу:
— В чем дело?
— Немцы!
В самом деле, на горизонте виднелось несколько «юнкерсов» — трехмоторных немецких самолетов. Их неубирающиеся колеса напоминали птичьи лапы…
Командир подбежал к Старчаку:
— Что будем делать?
Самолеты разворачивались над клеверным полем, розовевшим метрах в пятистах от шоссе.
— Уничтожать десант, который они сейчас выбросят. И действительно, из первого самолета стали выпрыгивать парашютисты.
— Двенадцать, — сосчитал Старчак. Столько же было и на втором «юнкерсе», и на третьем…
Пулеметы, укрепленные на кабинах грузовиков, открыли огонь, во большинству парашютистов уже удалось приземлиться, и они готовились к бою.
Саперы, сняв пулеметы, побежали к месту выброски десанта.
На дороге, у грузовиков, остались Старчак, раненый летчик и водители.
— Ну что ж, займем оборону, — сказал Старчак.
Он велел шоферам загнать машины в довольно глубокий придорожный кювет, указал, где каждый должен вырыть себе окоп.
— Как будто на год здесь остаемся, — недовольно сказал один из шоферов, все равно через полчаса в Борисов уедем.
Старчак взглянул на бойца, и тот, замолчав, стал вырубать лопатой крепкую дернину.
С клеверного поля доносились пулеметные очереди — саперы вели бой с десантом.
Над автострадой со свистом пронеслись истребители. По асфальту зачиркали пули.
Потом показался «юнкере». Из раскрывшейся двери стали выпрыгивать парашютисты.
— Огонь! — скомандовал капитан.
Защелкали ружейные выстрелы. Но большого урона десанту они не нанесли: только двое парашютистов были ранены.
Немцы подползали к нашим бойцам, укрываясь в густом кустарнике.
Старчак впервые сталкивался с немцами так близко. Он видел их разгоряченные, потные лица.
Один из парашютистов, неловко размахнувшись, бросил гранату на длинной деревянной ручке. Граната упала метрах в десяти от Старчака, он прижался к земле и непроизвольно прикрыл голову согнутой рукой.
Раздался хлопок — донесся запах сгоревшего взрывчатого вещества.
Старчак выстрелил в парашютиста, успевшего подползти совсем близко, и тот уткнулся в землю. Потом поднялся, шатаясь, и упал навзничь.
Первый враг, которого Старчак увидел на этой войне лицом к лицу, был мертв.
Потом, когда атака была отбита, он подошел к убитому.
Немец был молодой, светловолосый, по-видимому, очень сильный. Он лежал, раскинув ноги, обутые в высокие шнурованные ботинки. Его сухие голубые глаза, уже не видя, смотрели на солнце. Из-под комбинезона и свитера выбивался воротник серой гимнастерки. Гладкий шлем с подкладкой из мягкой губчатой резины валялся рядом.
Не пригодилось ему богатое, продуманное до мелочей снаряжение: наколенники и кожаные перчатки с крагами; патронташ, разделенный на кармашки; мешок с упакованными в целлофан продуктами — копченой колбасой, свиным рулетом, флотскими сухарями, свиной тушенкой, пачкой леденцов, плитками сухого спирта… Не выпил он ни глотка воды из своей алюминиевой, обшитой толстым сукном фляги.
И оружие, которым его щедро снабдили, не смогло защитить его: ни кинжал, ни топор в чехле, ни маузер, ни карабин. Не помогли и пулеметы, имевшиеся у его спутников, тоже нашедших смерть на этом клеверном поле.
Машины двинулись по шоссе. Там, где только что шел бой, желтели свежевырытые окопы. А чуточку подальше, в травах, виднелись брошенные парашюты.
6Все это было интересно. Но кое-что осталось для меня неясным. И самое главное — вот что.
Примерно через три дня после этих событий я увидел капитана там, в лесу, куда он прилетел нам на выручку. Как же ему удалось так быстро встать на ноги? Ведь хирург сказал, что Старчак пролежит в постели не меньше шести недель.
— Бывает, что и медицина ошибается, — улыбнулся Старчак, — Во всяком случае, нога у меня болела намного меньше, и, подъезжая к городку, где располагался штаб фронта, я смог размотать бинты и выбросить лубок. Когда я доложил начальнику Военно-воздушных сил о своем прибытии, он спросил меня о здоровье. Я ответил, что все в порядке. Ну вот — и попал с корабля на бал…
— Как вы знаете, — продолжал Старчак, — я был до войны начальником парашютно-десантной службы округа. Делопроизводитель штаба выдал мне новое удостоверение. Здесь вместо слова «округа» было написано «фронта». И в первую же ночь пришлось отправиться во вражеский тыл…
Парашютно-десантная служба… Это и обучение летчиков парашютному делу, и выброска и высадка десантов, и снабжение боеприпасами воинских групп в тылу врага, и засылка разведчиков-подрывников за линию фронта… Вот что значат три слова, а чаще три буквы — ПДС.
