Мак Химэн - Трудно быть сержантом
Он теперь только и говорил об этом и порядком мне надоел. Я знал, что у Барта ничего не выйдет: он ведь не умел читать. А это и было главной причиной, почему его не призвали, но я, конечно, не мог сказать ему правду, он никогда бы мне этого не простил. Поэтому я терпеливо слушал его болтовню и для вида даже соглашался, что с ним поступают неправильно, надеясь, что это его немного успокоит.
Но чем больше Барт думал и говорил о несправедливости по отношению к нему, тем больше винил во всем Маккини, и, пока мы добрались до города, он прожужжал мне все уши. Он возмущался, ругался, вернее, пытался ругаться и даже скрипел зубами, и я никак не мог утихомирить его.
Когда мы пришли в город, было уже почти темно, и здание суда, где находился призывной пункт, было закрыто. Меня это не очень расстроило.
— Барт, здесь, кажется, никого нет, — спокойно проговорил я. — Мы немного опоздали. Но Барт не унимался:
— Пойдем со мной, Уилл, я хорошо знаю, где он живет. Не беспокойся. Я скажу ему, почему ты опоздал, я все улажу. Только не беспокойся!
Барт, наверное, вообразил, что Маккини нарочно ушел и запер помещение, зная, что он приедет, и это еще больше распалило моего спутника. Он разразился такими ругательствами, каких я отродясь не слышал. Потом он шумно сбежал по ступенькам и помчался по улице, от волнения размахивая руками. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним и постараться успокоить его по дороге.
Стемнело, на улицах зажглись огни. Разыскивая дом Маккини, мы прошли из конца в конец всю улицу. Барт остановился и сказал:
— Нет, кажется, надо идти обратно.
Он повернул назад, но вскоре опять остановился:
— Нет, кажется, вон там.
Мы снова пошли в другом направлении, и Барт внимательно оглядывал каждый дом, мимо которого мы проходили. Вдруг он решил, что дом Маккини находится в другом квартале, и мы устремились туда, но и там его не нашли. Один раз Барту показалось, что он нашел нужный нам дом, и он забарабанил в дверь и заорал:
— Выходи-ка сюда, Маккини!
Но из дверей показался совсем не Маккини, а маленький старичок в очках, который тут же запер дверь, потушил в доме свет и стал наблюдать за нами из окошка.
Потом мы вновь оказались в том квартале, где начали свои поиски. Вдруг Барт остановился, посмотрел на дом на противоположной стороне улицы и сказал:
— Черт возьми, Уилл, да раза два прошли мимо него.
— Послушай, — начал я, — почему бы нам не…
Но Барт уже перешел улицу и. сильно наклонившись вперед, понесся с такой быстротой, что, казалось, ноги едва успевали за ним. Он поднялся по ступенькам крыльца и начал так колотить в дверь кулаками, что зазвенели стекла. Потом стало слышно, как в доме забегали и засуетились люди, окликая друг друга, а какая-то женщина запричитала:
— Что же это такое? Что же это такое?
Тут Барт дико заорал:
— Маккини, выходи сюда, или я сам вы вы-тащу тебя за-за во-во-волосы!
Этот крик разнесся по всей улице. Я услышал, как открывались двери, из них высовывались головы любопытных. Барт продолжал колотить в дверь. В доме потушили свет, и я увидел, как Маккини быстро пробежал из комнаты к парадной двери и запер ее на засов, а потом побежал назад. А какая-то женщина все причитала:
— Что же это такое…
Барт же дубасил в дверь и орал:
— За во-во-волосы!
Унять парня было невозможно.
— Барт, пойдем, — уговаривал я его. — А ведь ты можешь его и завтра увидеть.
Но он не отходил от двери и ругался:
— Черт вас возьми, что вы там, оглохли, что ли?
— Барт, послушай, он же не подойдет к двери. Пойдем отсюда, а на призывной пункт
мы и завтра поспеем, — пытался я убедить его.
Но, Барт был неумолим и барабанил в дверь до тех пор, пока не выбился из сил. Потом он в изнеможении опустился на ступеньки и, качая головой, пробормотал:
— Нет, брат, он никогда не был мне другом, а только прикидывался, но теперь он ответит за все.
Только я подсел к нему, подумав, не вспомнит ли он еще кого-нибудь, с кем ему надо свести счеты, как вдруг показалась машина и осветила фарами дом. Я сразу догадался, что это полиция. Но Барт и не шевельнулся, хотя мы оба видели, как машина остановилась и из нее выскочили двое с пистолетами в руках. Надо сказать, что мне стало не по себе, когда я увидел все это. Казалось, куда ни пойди, повсюду из машин будут выскакивать люди и грозить пистолетами. И, в конце концов, это осточертеет.
К тому же в это время на крыльце кто-то зажег свет, и мы сидели, освещенные яркими лучами фар и фонаря. Полицейские с пистолетами наготове направились к нам, картина была не очень приятная. Подойдя к дому крупными шагами, они спросили:
— Что здесь происходит?
Тут в дверях появился Маккини с вытаращенными глазами и револьвером в руке. Соседи выглядывали из своих дверей: видно, они были не прочь насладиться зрелищем. Я отошел немного в сторону, стараясь не вмешиваться.
Один полицейский сразу же узнал Барта:
— Опять он. Я же говорил вам, ведь, правда?
А другой покачал головой и спросил:
— А ну-ка, Барт, выкладывай, что ты здесь делаешь?
Барт начал было рассказывать, чем досадил ему Маккини, но тот быстро перебил его и начал описывать, что натворил Барт. Так они долго переливали из пустого в порожнее. В конце концов Маккини потребовал, чтобы Барта взяли под стражу, и больше он ни о чем не хотел слышать. Тут один из полицейских рассердился и заявил, что он не хочет, брать Барта под стражу, потому что его толь-ко на той неделе выпустили.
— Нет, Мак, — сказал он, — я не собираюсь его арестовывать. За последние два месяца мы сажали его четыре раза. Он ничего не хочет делать, а жрет за четверых. Ей-богу, Мак,
я не могу себе позволить роскошь, взять его в тюрьму еще раз. У меня и без него много забот. К тому же, арестованные не хотят больше терпеть этого раздолбая, и я не могу их винить за это.
А Барт грозил — пусть они только попробуют взять его.
— Вы слышали?! — воскликнул Маккини.
— Да, вот именно слышал, и если я его арестую, то мне придется слушать это еще
два месяца, а у меня в нижнем этаже тюрьмы живут жена и дети. Нехорошо, Мак, настаивать, чтобы я забрал его.
Маккини и полицейские жарко спорили, и я уже подумал, что меня вовсе не заметят. Ведь я стоял в стороне, в темноте. Однако скоро полицейский увидел меня и проговорил:
— А что нам делать с этим?
— Вот хорошо-то! Так, мы лучше его возьмем. Мак, если ты хочешь, но этот парень… — с радостью воскликнул второй полицейский.
Вот теперь-то меня увидел и Маккини, и, надо сказать, он прямо остолбенел. Глаза у него стали круглыми, он весь вспыхнул, сделал шаг назад, потом подошел ко мне ближе… и, когда убедился, что это действительно я, какая его охватила ярость! Он тут же поторопился выложить полицейским, что я и есть тот самый Стокдейл, который уклоняется от призыва в армию, что я должен был прибыть сегодня днем, но не явился, и еще многое такое, о чем я впервые слышал. Тыча пальцем мне в лицо, он распекал меня, а полицейский в подтверждение только кивал головой и улыбался:
— Да, конечно, Мак. На него это похоже. Давай возьмем его под стражу, а того отпустим.
— Посади их обоих, — требовал Маккини, — я говорю вам, что он опасен, я знаю это.
— Хорошо, давайте посадим того, кто опасен.
— Нет, — настаивал Маккини, — вы уж сажайте их обоих. А его, — он указал на меня, — выпустите утром и проследите, чтобы ровно в семь часов он находился около здания суда.
Нечего ему болтаться по городу. Завтра же утром его увезут.
Я был арестован, что меня вполне устраивало. По крайней мере, будет, где переночевать, а утром я поеду на автобусе. Но тут вмешался Барт. Он сказал, что не хочет расставаться со мной и тоже пойдет в тюрьму. Откровенно говоря, провести ночь с Бартом было не так уж приятно. Я, в самом деле, не мог винить полицейских за их отношение к этому парню. Но возможности избавиться от него не было никакой. Однако, когда нас привезли в тюрьму, я убедился в обратном. Барт вел себя как нельзя лучше. Он мне все показывал и разъяснял, со всеми познакомил, устроил меня на лучшей койке, позаботился о еде. Я почувствовал, каким хорошим другом он может быть, если ему нравится кто-нибудь. Конечно, я был за все это благодарен ему, ведь я очень устал, ноги у меня болели, да и как было не утомиться от пережитого! Теперь даже призыв в армию не казался мне таким важным делом.
ГЛАВА V
На следующее утро я поднялся рано, оделся и стал ждать, когда меня выпустят. Я подумал, что у меня теперь есть хорошая возможность избавиться от Барта — уйти, пока он еще спит. Когда за мной пришли, солнце уже взошло. Я был готов отправиться в дорогу. С Бартом же им больше возиться не пришлось. Он вел себя превосходно, не скандалил и, казалось, был вполне удовлетворен тем, что находится здесь. Вот так часто бывает со многими. Если они могут делать то, что им нравится, они становятся очень славными людьми. Едва ли Барт мог найти в жизни более подходящее для себя место, чем тюрьма, там он становился совсем другим человеком.
