Андрей Серба - Наш верх, пластун
Ефрейтор, расценив молчание взводного по-своему, протянул руку к засунутой за поясной ремень ракетнице, но Вовк остановил его.
– Не торопись, казаче. Ты уверен, що коридор проделали наши швабы?
– А кто еще? Срубленная зелень даже не привяла… Значит, туточки орудовали совсем недавно. А какие дела могут погнать здешних селян в горы на ночь глядя? Особливо сейчас, когда кругом фашистские недобитки снуют?
– Верно… Скорее всего, тут прошли швабы, – согласился с подчиненным взводный. – А вдруг не те, що нам нужны? И двигались не к перевалу, а, наоборот, спускались в долину?
Ефрейтор, сняв ладонь с ракетницы, взял поудобнее автомат, осторожно ступил в зеленый коридор. Держа оружие на изготовку, за ним последовали остальные. Вот тропа резко вильнула влево и круто пошла вниз. В неширокой лощинке бежал мелкий ручей, его глинистые берега до самой воды заросли густой травой.
Остановившись у самого уреза воды, ефрейтор опустился на корточки и достал из кармана маскхалата электрический фонарик. Второй казак и радист, нагнувшись над ним, прикрыли его со всех сторон плащ-палатками. Включив фонарик, ефрейтор стал медленно водить ярким лучом света по дну ручья. На гладкой, словно отполированной, глинистой почве ясно виднелись отпечатки нескольких шипованных подошв. Отпечатки обуви свидетельствовали о том, что пересекавшие ручей люди двигались к вершине горы. Присевший рядом с пластуном взводный приблизил лицо к самой поверхности воды, пристально всмотрелся в следы на дне.
– Все ясно, – проговорил он, выпрямляясь. – Вот теперь можешь доставать ракетницу,
Взлетевшие над горой три ракеты – две зеленые и одна красная – являлись приказом пластунам Кондры прекратить движение вдоль болота и догонять по горной тропе группу Вовка. Поскольку ракеты наверняка должны были встревожить уходивших от погони немцев и заставить их усилить меры предосторожности, преследователи от ручья направились к вершине уже не по тропе, а параллельно ей по склону горы. Идти стало гораздо трудней, скорость заметно снизилась. Теперь приходилось обходить не только освещенные луной участки местности, но и частые каменные осыпи, которые под тяжестью человека могли заскользить вниз и выдать этим его присутствие. Старший лейтенант, за последние дни сравнительно спокойной, мирной жизни начавший отвыкать от подобных физических нагрузок, уже порядком устал, когда идущий впереди цепочки преследователей Вовк остановился. Махнув рукой, что служило сигналом прекратить движение, он метнулся вначале к кусту рядом с тропой, затем ползком подобрался к ней самой. Приподняв голову, взводный какое-то время всматривался в направлении смутно угадывающейся в темноте вершины горы, после чего быстро возвратился к спутникам.
– А ну, хлопчики, проверьте свой нюх, – с улыбкой предложил он. – Никто ничего не чует?
Старший лейтенант несколько раз глубоко втянул в себя воздух и ощутил в нем едва заметное присутствие дыма. Стоявший рядом ефрейтор тихо выругался и смачно сплюнул под ноги.
– Швабы вечерю разогревают. Свой любимый гречневый концентрат с мясом, Я этот запах на всю жизнь запомнил.
– Верно, друже, – отозвался взводный. – Швабы сейчас устроили привал, а после него снова дадут деру. Только мне кажется, що они на этом свете свое уже отбегали. А потому, казаче, собирайся-ка до них в гости.
Расстегнув кобуру, он протянул ефрейтору свой пистолет, и тот все понял без лишних слов. Сняв с себя ненужное в разведке оружие и снаряжение, он остался лишь с пистолетом, кинжалом и парой гранат за поясом. Подпрыгнув несколько раз на месте, пластун сделал вверх по склону короткий осторожный шаг, второй, приблизился к зарослям орешника и… пропал. Не зашелестела перед ним раздвигаемая рукой трава, не треснул под ногой ни один сучок, не скатился вниз по склону ни единый задетый ногой камень…
В этом не было ничего удивительного. Казаки пластунских команд, а затем пришедших им на смену батальонов с самого начала их образования славились непревзойденным умением бесшумно передвигаться и незаметно подкрадываться к самому чуткому и осторожному противнику. Никто не мог сравниться с ними в мастерстве чтения чужих и запутывания своих следов, их ум был неистощим по части устройства самых хитрейших засад и неожиданных ловушек. Недаром самый удобный и надежный способ переползания под огнем противника получил в русской армии название «ползание по-пластунски».
Ефрейтор отсутствовал около получаса и появился так же внезапно, как и исчез. Возникнув из-за огромной каменной глыбы сбоку от затаившихся возле тропы товарищей, он приблизился к Вовку, вытер дном кубанки покрытый каплями пота лоб.
– Швабы в трех сотнях шагов от нас. Одиннадцать голов… Восемь эсэс и три топтуна – пехотинца. Девять забились в расщелину, а двое с пулеметом прикрывают их со стороны тропы. Пара очередей да пяток гранат – и принимай господь их поганые душонки.
Вовк, словно на пружинах, поднялся с земли, снял автомат с предохранителя.
– Веди…
Немцы расположились в глубокой узкой щели большого скального выступа невдалеке от тропы. Сверху их прикрывал нависающий каменный козырек. Свой костер они со всех сторон обложили валунами, и его огонь был почти не виден. Безлесая, заросшая высокой травой вершина горы была совсем рядом. Резкие порывы холодного ветра, время от времени налетавшие оттуда, достигали и облюбованного немцами места, подхватывая дым костра и унося его вниз по склону. Бели бы не это обстоятельство, то можно было пройти В двух шагах от спрятавшихся фашистов и не обнаружить их присутствия.
– А дозор там, – указал ефрейтор на груду камней в полусотне метров от расщелины. – Держат сразу под прицелом тропу и вершину.
– А ведь твой казак прав: фрицы в ловушке, – зашептал взводному на ухо старший лейтенант. – Две очереди до дозорным, полдюжины гранат в расщелину – и все кончено. Ни одна сволочь не уйдет.
Уставившись куда-то вдаль и теребя усы, Вовк не торопился с ответом.
– Послушай, ротный, ты не забыл, как погибли мои хлопцы? – неожиданно для старшего лейтенанта спросил он.
– Нет. А что? – поинтересовался в свою очередь тот, чувствуя, что в словах пластуна заключен какой-то неясный ему пока смысл.
– Зачем швабам нужно было нападать на них? Разве казаки чем-то им угрожали или мешали? Ничуть… А поэтому любой на месте фашистов пропустил бы машину и пошагал спокойненько своей дорогой дальше. А швабы заместо этого подняли ненужную и опасную в их положении стрелянину и обнаружили себя. Дурость какая-то…
– Почему? Одиночная машина в безлюдном глухом лесу – легкая и лакомая добыча. Прежде чем было бы обнаружено ее исчезновение и организованы поиски, выслана погоня – немцев и след уже простыл бы. Вот и получается, что та засада – прекрасная для фрицев возможность дать выход своей злобе. Ведь фашист – тот же зверь, который пуще всего лютует перед своей кончиной.
– Ты говоришь только о нападении на машину. А если этот факт связать с другими? С событиями у моста, когда швабы могли незаметно перейти речку вброд, а не ввязываться с караулом в бой. Или с их появлением у ваших складов, которые они могли обогнуть десятой дорогой? Везде один и тот же почерк: швабы словно понарошку лезут нам на глаза. Зачем?
У старшего лейтенанта гудели уставшие ноги и ныла от тяжелого вещмешка спина. Холодный, пронизывающий ветер с вершины горы, насквозь продувая гимнастерку, леденил тело. Каким соблазнительным казался представившийся сейчас случай разделаться в ближайшие минуты с немцами, oкончательно поставив этим точку над событиями сегодняшнего столь хлопотного дня! Но пластун прав: мысль, только что высказанная им, не раз приходила в голову и самому старшему лейтенанту. Действительно, почему немцы все время будто специально обнаруживают себя? Ведь в их положении необходимо как раз обратное, любой ценой сохранять скрытность. Но, вместо того чтобы вести себя тише воды ниже травы, они словно задались целью посадить на свой след погоню. Ясно, что подобное делается неспроста. Каков же истинный смысл этих, на первый взгляд не поддающихся объяснению поступков? Ведь существует же он?
– Согласен с тобой, пластун; хитрят фрицы. Знаю также, что ты сейчас предложишь – брать «языка». Но как? Их вдвое больше, и они настороже.
– Пара дозорных на отшибе. Мы с Миколой подползем – травинка не шелохнется. Глазом моргнуть не успеют, как мы им кляпы в глотки вгоним, а затем с их дружками-приятелями у костра разделаемся. Вот и вся операция. Чем плохо задумано?
– А тем, что все три солдата-пехотинца возле огня. Значит, в дозоре только эсэсовцы. А какой прок от таких «языков» – сам знаешь.
Вовк зло дернул себя за кончик уса.
– Дело молвишь, друже. Надобно придумать щось иное.
– Может, дождаться Кондру с его группой? – предложил старший лейтенант. – Сравняем с фрицами силы и сможем действовать смелее.
