Виктор Николаев - Живый в Помощи(Записки афганца 1)
Интернациональный «долг»
Вопреки программному «интернационализму» бравые сибирские курсанты испытывали чувство законной гордости от того, что одолели беснующуюся орду непривычных для Сибири дебоширов. Челябинцам было слабо, а сибирцы-молодцы честь не уронили. Особым уважением к курсантам прониклись и местные жители. Но первый страшный опыт отнятой у кого-то жизни, пусть даже законным насилием, будил в их молодых душах иные чувства, далекие от гордости, неизъяснимые привычными житейскими понятиями, обыденными взаимоотношениями между людьми. Оправданная обстоятельствами жестокость вовсе не находила легких оправданий в сердцах будущих офицеров, каждый одолевал это противоречие внутри, накапливая таким переживанием особую воинскую мудрость защиты беззащитного, попечение о слабом против сильного…
Город не одну неделю зализывал душевные и физические раны от наглого и чудовищного погрома, впрочем память о нем среди сибирцев-старожилов жива и сейчас. Естественно, военная прокуратура тогда же возбудила расследование дикого ЧП. Но старый контрразведчик сдержал слово: ни один из курсантов не привлекался за «превышения мер обороны». Все случаи жестокости и даже смертельных исходов среди погромщиков были оправданны конкретными обстоятельствами, действиями, адекватными жестокости распоясавшихся, вооруженных ножами и заточками преступников. Не было ни одного случая, чтобы многочисленная группа курсантов набрасывалась на одного бандита. В происшедшей схватке силы были почти равны, даже дебоширов было человек на пятьдесят больше, и единственным преимуществом курсантов перед бунтовщиками в момент штурма эшелона была воинская организованность и сплоченность.
Через две недели полковник из контрразведки пригласил Виктора в числе десятка других курсантов, особо грамотно и хладнокровно проявивших себя в ночной операции, для передачи им уникального опыта проведения разведывательных, диверсионных и других спецопераций. В такие секреты воинского искусства старые вояки посвящали далеко не каждого юнца, кто решил надеть форму. Они знали, что доверять их слишком горячему или злобному, глупому или склонному к подлости парню, все равно, что создавать слепое орудие убийства. Но привокзальная операция позволила полковнику выявить наиболее способных ребят, из которых получатся настоящие ответственные офицеры. И как в будущее смотрел. Не раз потом спасали Виктора уроки опытного воина в боевых операциях, когда было по-настоящему страшно и мокрая от пота ладонь предательски скользила по перехваченной рукояти «духовского» штыка, примкнутого к винтовке М-16 и нацеленного в грудь для смертельного удара. В подобных случаях рука сама знала, как сконцентрироваться для решительного рывка и защитного приема, и сердце чувствовало, что безвыходных ситуаций не бывает. Вот главное, чему научил Виктора фронтовик-контрразведчик: безвыход — это когда человека уже нет! Пока он жив, всегда есть выход из любой ситуации, есть верная тропа к достойному офицерскому решению.
После училища Виктора направили служить в Закавказский военный округ. Сибирское кровавое столкновение отнюдь не озлобило его душу, не вызвало национальной отчужденности и предвзятой враждебности к кавказцам или восточным людям вообще. Напротив, он всегда умел находить общий язык с представителями местного населения, будь то грузин, армянин, ингуш, азербайджанец или лезгин, хотя и чувствовал разницу, скажем, между кавказцами-мусульманами и православными грузинами. С последними ему было легче, понятнее. Кстати, это потом подтвердил и личный опыт Афгана, На заключительном этапе войны военнослужащих из среднеазиатских и прочих мусульман начальство старалось не определять в зоны боевых действий, используя их в основном в тыловом обезпечении, а ребята-грузины среди боевых групп были не редкость, и воевать плечом к плечу с ними Виктору было легко.
Но вместе с тем, опыт службы на Кавказе говорил ему о том, что личная доброжелательность и открытость по отношению к местным отнюдь не гарантирует такое же отношение с их стороны. Восточное радушие нередко оказывалось показным и чуть что прорывалось неспровоцированной злобой или агрессивностью.
И безпредел в Сибирске, и служба на Кавказе привили ему понимание того, что более всего и искреннее всего восточный человек уважает превосходящую силу, и только потом у него следует почтение к собственным обычаям, понятие долга, уважение к страшим, культ чести и справедливости. В любой острой ситуации отказ от устрашающей демонстрации силы «противной стороной» рассматривается как однозначное проявление слабости, которой необходимо воспользоваться. Но неожиданный отпор всегда остужает наивного южанина и моментально возвращает его в «уважительное состояние».
Часто Виктору, оказывавшемуся свидетелем или невольным участником подобных ситуаций, хотелось сказать о горячих «нацменах»:
— Ну совсем, как дети!
Они и были детьми в семье народов великой Империи. Виктор не знал тогда, что именно так исподволь жизнь воспитывает в нем особое русское имперское самосознание, державную мудрость российского воина, всегда осознающего личную ответственность за мир и покой в громадном многонациональном Отечестве, в котором больше ни один народ не обладает таким свойством в должной полноте. Уже потом, десятилетия спустя Виктор узнал об особой битве духа, когда воюешь не с плотью человеческой, будь то афганец, русский бандит или кавказец, но воюешь с грехом, с духами злобы.
Заметно, весомо, с пользой для человеческого возрастания и офицерского опыта прошли первые годы службы Виктора в округе. И вот…
Авиационный гарнизон Закавказского военного округа.
Третье мая 1987 года. Двадцать часов ноль-ноль минут.
Полк построен по тревоге… Это не было неожиданностью. Все знают, зачем они здесь и что будет дальше. Двое молодых лейтенантов за сутки до боевого приказа перевелись в другие части. Их «спасли» отцы-полковники. Внутреннее напряжение глушит окружающие звуки, гарнизонный шум, обрывочные реплики военных… Рядом с командиром полка стоит крупный чин из штаба округа. Стараясь придать голосу твердость и значимость, соответствующую моменту, он четко произносит:
— Товарищи! Довожу до вашего сведения приказ Министра обороны для вашего полка. Вам предстоит выполнить боевую задачу по оказанию помощи дружественному народу Афганистана. Убываете составом полка. На сборы даю три часа. Никаких проводов! С семьями проститься дома. Допуск посторонних на аэродром запрещен. Брать с собой самое необходимое, что разрешено боевым приказом. Первый вылет на Кабул через Ташкент в двадцать три ноль-ноль. Вопросы есть? Нет. Это хорошо. Приступить к сборам и загрузке!
Вопросы, конечно, были. Официально отказчик оказался один. Пожилой капитан, которому оставалось дослужить до пенсии два месяца. Больная жена и трое детей ютились вместе с ним в общежитии. Без долгих церемоний его, словно изменника, исключили из партии, уволили из армии. За дискредитацию офицерского звания. В груди каждого однополчанина шевельнулась жалость к горемыке — капитану. Она смешалась с неким едким предчувствием чего-то рокового для всех.
Семьей Виктор обзавелся еще на четвертом курсе училища в восьмидесятом. В восемьдесят пятом родилась дочка. Неожиданное прощание с женой и дочуркой, конечно же, было тяжелым. Мать с отцом узнали о том, что их сын в Афгане только через полгода. Жена переправляла письма Виктора через свой адрес, и пересылала весточки от них ему. Но, как потом выяснилось, мама почувствовала опасность в тот же день, когда Виктор летел со своей воинской частью в Кабул.
Виктор вспомнил слезы ^жены и дочери при прощании дома, когда закрывшийся самолетный люк отрезал и оставил по ту сторону жизни и пучки света от фар многочисленных «Уралов», и безко-нечные погрузочные команды, и крики все-таки прорвавшихся на аэродром женщин с плачущими ребятишками, которым передался материнский страх:
— Мама, куда папа? Он завтра приедет? А мы летом поедем к бабушке?
Теперь уже казались нелепьми слова командира полка на плацу, когда об. ъявляли приказ министра:
— Головы сложим, а народ Афганистана защитим. Одну единственную у каждого голову давили простые, как правда, мысли:
— Что ждет меня там? Как мои будут без меня? В некотором смысле, Виктору повезло, в горячую военную страду он вступил не зеленым лейтенантом, а уже сравнительно бывалым офицером, набравшим опыта семилетней службы. У каждого, кто хоть на короткий срок пересекал в восьмидесятые границу с Афганистаном, «ленточку», как ее называли, там была своя война. Каждый ее прожил по-своему. И каждый по-разному вернулся. Один — в наглухо заклепанном цинке, другой — героем, третий — миллионером, четвертый там заработал политический капитал, а пятый — вообще не захотел возвращаться. Афганская война к каждому поворачивалась своим боком, и порой разнилась даже у лейтенанта и старшего лейтенанта одной части, у рядового и ефрейтора одного отделения. Это разное отношение войны к солдатам и офицерам одной воюющей армии определяло многое: родительское воспитание, должность, склад характера. Объединяло только одно — все, находясь за «ленточкой», стояли в общей очереди за смертью. И в кого первого ткнет она своим костлявым пальцем, не знал никто. Эту «ленточку» в мае 1987 года готовился пересечь и Виктор.
