Василий Ажаев - Далеко от Москвы
«Кто ты сейчас? — спрашивал он себя с негодованием.— Кто ты, беспечно прогуливающийся среди мирной природы, когда твоя подруга и товарищи воюют за родину, когда самое родное и дорогое, без чего немыслимо жить — будущее твоего народа, Москва каждую минуту подвергается смертельной опасности?..»
Случилось так, что Беридзе сумел переубедить его в Данилове! Из Новинска уехать труднее, всякая попытка, наверное, будет воспринята Батмановым и Беридзе неверно, враждебно, скандально, они не поймут истинных его побуждений, не поверят, что он просто не может поступить иначе. С другой стороны, ссора с Беридзе может пойти на пользу: Батманов не станет задерживать его, поскольку Беридзе уже отступился...
На повороте Ковшова обогнала, обдав едкой пылью и газом, легковая машина. Немного отъехав, машина остановилась. Когда Алексей поравнялся с ней, сидевший за рулем человек окликнул его и предложил подвезти.
Машина шла на большой скорости, ловко избегая неровностей дороги.
— Вам куда? — спросил шофер.
— К управлению строительства, где начальником Батманов. Известно такое?
Шофер кивнул головой и внимательным быстрым взглядом окинул Ковшова.
— Вас я почему-то не знаю, — сказал он, перекидывая папиросу из одного угла рта в другой. — Никогда не видел.
— Разве вы обязаны всех знать?
— Обязан. Во всяком случае, я запомнил бы вас, если бы хоть раз увидел.
— Вы правы, я здесь всего три дня. Приезжий.
— Из Москвы? Тогда я знаю, кто вы. Инженер Ковшов?
— Почему же именно Ковшов? Нас трое приезжих. Один из троих, действительно, носит такую фамилию.
Шофер бросил папиросу и улыбнулся, золотой зуб во рту сверкнул, как огонек. Взгляд его живых глаз снова скользнул по лицу Алексея.
— Я определил вас по методу исключения. Вы не Батманов.
— А может, Батманов?
— Батманов — человек моего возраста, с такими вот печальными признаками увядшей молодости,— шофер коснулся рукой своего тронутого сединой виска. — Батманов — популярная личность.
— Значит, я Беридзе.
— Какой же вы Беридзе! — засмеялся шофер. — Судя по фамилии, Беридзе — грузин. Вы же русский, к тому же москвич. Вас выдает московский говор и вздернутый русский нос, у Беридзе нос с горбинкой, черная борода. И хотя говорит он чисто, без акцента — все-таки не по-московски.
— Откуда же, однако, вам известно про черную бороду и речь Беридзе? Успели познакомиться?
— Признаюсь: Беридзе и Батманов старые мои знакомые. Три года назад я провожал их с Дальнего Востока на запад. Уже тогда Беридзе носил бороду, а Батманову стукнуло сорок лет. Ну, сдаетесь, товарищ Ковшов?
— Сдаюсь. Вам остается назвать себя — и мы можем считать себя знакомыми.
Машина, подскакивая, проехала по бревенчатому мосточку.
— Не буду называть себя. Догадайтесь сами, — шутливо предложил шофер.
Алексей рассматривал человека за рулем. Серый костюм, свежая, расстегнутая на две пуговицы, серая шелковая сорочка. Черные тусклые волосы мелким каракулем, посеребренные лишь на висках. Темное от загара лицо, чистая улыбка. От улыбки возле глаз собираются лучики, и лицо добреет.
Уловив на себе изучающий взгляд, человек за рулем рассмеялся.
— Хорошую задал загадку?
— Мне разгадать вас трудно, не за что зацепиться. Одно ясно: вы не шофер, хотя отлично ведете машину. Наверное, вы руководящий товарищ, имеющий какое-то отношение к строительству.
Человек за рулем снова засмеялся. Он, по-видимому, любил пошутить.
— Вы в городе были? Понравился вам Новинск? — спросил он после минутного молчания — он выводил машину на дорогу, к зданиям вокзального района.
— Нет, — не задумываясь, ответил Ковшов с некоторым раздражением. — Не понравился. Разве это город? Несколько тысяч одинаковых деревянных домов, вытянутых в шеренги. Ничто не радует глаз, все, по существу, придется ломать, если строить настоящий город. Зря его расхваливали в газетах, ваш Новинск.
Замечания Ковшова заметно не понравились его спутнику.
— Слишком резко, я бы сказал — тенденциозно разделались вы с Новинском. Предубеждение, пожалуй, понятное: вы приехали из Москвы и сравниваете с ней. Я полагаю, мнение о нашем городе у вас скоро изменится. Вы, например, не видели действующих заводов — они сделают честь любым предприятиям в мире — кстати и нефтеперегонного, к которому вам придется тянуть нефтепровод. Вы не видели строящихся заводов. Не видели ни театра, ни Дворца пионеров. Новинск расхвалили справедливо. Города вырастают столетиями — нашему Новинску нет и десяти годиков, он подросток. Вы, молодой человек, избалованы, вам и в голову не приходит сопоставить: что было — и что есть теперь. Разве можно не оценить размаха, с каким строился и будет дальше строиться город после войны? Мы с вами минут пятнадцать едем по диаметру будущего города. Вам неизвестно, что всего несколько лет назад на этих местах нанайцы ставили ловушки на соболей. Эту огромную ровную площадку вырвали у тайги, а ее загнали на тот берег. Вам надо бы посмотреть проект будущего Новинска. Разве прежние градостроители знали заранее, что у них получится?
— Слишком усиленно защищаете Новинск. Вы что, архитектор или заведующий горкомхозом?
— Поживете — узнаете. Я вам еще припомню злое слово о Новинске.
— Не страшно. У вас ничего не выйдет: я собираюсь в обратный путь, на запад.
Машина остановилась около четырехэтажного широкого кирпичного дома управления.
— Я схожу, а вы следуйте дальше по диаметру вашего города. И больше мы, наверное, не увидимся. Спасибо, что подвезли. Прощайте,
Незнакомец рассмеялся.
— Прощайте... прощайте...
Но он тоже вышел из машины и пошел вслед за Алексеем. Тот задержался.
— Вы к нам?
Незнакомец кивнул головой и спросил серьезно, почти сердито:
— Насчет обратного рейса вы к чему сказали? Пошутили или есть такое распоряжение?
— Никакого распоряжения! По собственной инициативе буду изо всех сил добиваться отправки меня на запад. Три дня живу здесь — и три дня у меня уши горят от моего постыдного благополучия.
Они остановились у подъезда.
— Теперь вы мой враг, — сказал незнакомец мрачновато. — Человек, охаявший Новинск и удирающий с Дальнего Востока, мой личный враг.
Алексея осенило.
— Я догадался: вы — Залкинд, секретарь новинского горкома? Мне Беридзе рассказывал про вас. Его вы тоже однажды объявили своим личным врагом.
Лицо Залкинда просветлело:
— Рассказывал про меня Беридзе? Значит, не забыл. Ну, с ним я больше не враждую: он вернулся. А вам — беспощадный враг. Между прочим, учтите, со вчерашнего дня я не только секретарь новинского горкома, но и парторг строительства.
Вечером Ковшов написал рапорт Батманову. На двух страницах инженер настойчиво доказывал, что должен безотлагательно вернуться на запад. Вручив бумагу секретарю начальника строительства, Алексей приготовился ждать ответа.
Комнаты общежития выходили в коридор. Комната Алексея оказалась самой крайней. Комендант распахнул перед ним дверь.
Железная кровать с тощим матрацем, плоской подушкой и серым солдатским одеялом. Больничного типа тумбочка. Маленький стол, два стула. На стене — портрет Димитрова, на столе — кабинетная черная лампа, изогнутая вопросительным знаком. На окне — полуспущенная штора из синей светомаскировочной бумаги.
Зашли в комнату вдвоем, и стало тесно. Комендант с сомнением посмотрел на Алексея и удивился его словам:
— Роскошно... Больше мне ничего не надо.
Новый жилец с полотенцем прошел по коридору, тускло освещенному единственной лампочкой. Открыл крайнюю дверь: увидел большую кухню — грязную и неудобную, какие часто встречаются в коммунальных квартирах. В широком тамбуре нашел умывальник — два железных корыта — одно над другим. Из верхнего торчали вниз соски. Стараясь не громыхать, Ковшов умылся.
Не все жильцы спали. С шумом распахнулась входная дверь, вошла девушка в кожаной куртке и сапогах. Она не очень-то соблюдала тишину и, отпирая свою комнату, напевала: «Спят курганы темные...»
— Тише! Люди спят кругом, а не курганы, — сказал Алексей.
— Ой! Я вас не заметила. Вы новый истопник?
— Новый жилец, заинтересованный, чтобы здесь было тихо ночью.
Она подошла к нему, приглядываясь с любопытством.
— Значит это для вас готовили утром комнату? Комендант сказал — для нового главного инженера или его заместителя. Вы и есть?
— Признаюсь.
— Я ругала коменданта. Вам дали холодильник вместо комнаты. Сейчас — и то прохладно, а каково будет зимой? В ней только овощи хранить, живой человек не выдержит. Вы отказывайтесь, пусть дают другую.
Ковшова обрадовало нарушение его тягостного одиночества, он с удовольствием слушал болтовню девушки. Она на минуту забежала к себе и вернулась без кожаной куртки, в легкой шелковой кофте. Поправляя волосы, она закинула голые по локоть полные руки за голову и опять принялась уговаривать его.
