Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)
Иван Межуев, двадцатишестилетний колхозник из Ульяновской области, наконец отыскал объект атаки. Он не растерял навыки штыкового боя, которому обучали во время срочной службы, и сейчас это умение пригодилось. Штык вошел в живот автоматчику, только что уложившему очередью в упор воренка Антоху. Автоматчик ахнул и присел, зажимая рану ладонями. Жало штыка, испачканное кровью, описывало полукруг, выискивая новую жертву.
Сергей Маневич, расстреляв за минуту диск, выдергивал из подсумка запасной. Борис Ходырев никак не мог справиться с пулеметчиком. Елхов, лежа на боку, задыхался, кашлял и помочь не мог. Вражеский солдат одолевал. Он крепко придушил Елхова, теперь взялся за Ходырева. Борис нащупал под рукой железяку, это оказался противогазный футляр, и стал остервенело колотить по лицу пулеметчика. Через несколько секунд пальцы разжались, немец был оглушен.
Два вражеских солдата погибли под ударами штыков, третий заслонился винтовкой, которую не успел перезарядить. Его пырнули сверху вниз. Пока русский выдергивал застрявший в грудной клетке штык, другие солдаты растерялись и непростительно медлили.
Многие просто не ожидали от медлительных и неразворотливых славян такого напора. Происходила доисторическая азиатская драка, где не жалели ни свою, ни чужую жизнь. На месте убитого русского тут же возникал новый, который несся прямо на пули, выставив вперед узкое жало четырехгранного штыка. Это привело к замешательству. И все же у немецкого взвода, оседлавшего холм, еще имелись шансы выиграть бой.
Расчет на правом фланге перебросил «МГ-42» на задний бруствер. Пулеметчик открыл огонь, очереди с близкого расстояния смахнули группу штрафников из пяти-шести человек, все они свалились убитые или тяжело раненные. Закончилась лента. Второй номер мгновенно подсунул новую, лязгнула крышка, затвор послал в ствол желтый патрон, рука легла на рукоятку. В другом месте также организовали отпор. Там руководил унтер-офицер, который навскидку стрелял из винтовки, сумел свалить двоих штрафников и призывал камрадов не проявлять растерянность.
Моральный дух немецких солдат в тот период был очень высок, имелся опыт побед и отличное оружие. В то же время они очень ценили собственную жизнь. Пулеметчики и унтер-офицер уже нанесли неплохой встречный удар, уверенно перехватывая инициативу, но удача им не сопутствовала.
Молодой офицер с разрубленной челюстью потерял голову. Рот наполнился кровью, он не мог дышать, страх смерти гнал его непонятно куда. Возможно, искал санитара, он очень не хотел умирать. Вид бегущего командира всегда действует на подчиненных разлагающе. Возникла заминка.
В эти же минуты на пулеметчиков посыпались шестисотграммовые гранаты РГД-33. Чтобы такая штука взорвалась, требуется провернуть рукоятку, затем встряхнуть гранату, как градусник, и лишь затем швырять. Плохо обученные бойцы забывали сделать либо одну, либо другую операцию.
Гранаты летели как попало, не взрываясь, но их было много, нервы у расчета «МГ-42» не выдержали. Первый немец, так и не выстрелив, отпустил рукоятку и бросился на дно окопа. Одна из гранат все же взорвалась. Осколки разлетелись по траншее, ранив сразу нескольких человек. Из окопа выскочил солдат возрастом старше других и бросился вслед за офицером.
Это оказался переломный момент боя, который мгновенно использовали штрафники. Сергей Маневич стрелял налево и направо, опустошая диск. Ни в кого не попал, но усилил неразбериху. Капитан Степан Елхов, в порванной гимнастерке и ссадинами на лице, выкрикивал команды и всячески подбадривал взвод. В его командах люди сейчас не нуждались, но присутствие опытного командира усиливало моральный дух.
Унтер-офицер, светловолосый, скандинавского типа красавец, бежал к брошенному пулемету с заряженной лентой. Уже тянулся к нему пальцами, но еще быстрее приближался Борис Ходырев. На бегу дал одну-вторую очередь, затем остановился. Бывший сержант еще не привык убивать. Враг находился на расстоянии двух шагов, Ходырев видел его загорелое, хорошо выбритое лицо, глаза, глядящие в упор.
Унтер (тот же сержант) воевал раньше на западном фронте, а теперь уже полгода находился в России. Он не считал русских серьезным противником, но сейчас, оказавшись с одним из них, напряженно искал выход из смертельно опасной ситуации. Невысокого роста, смуглый, в обшарпанной форме, русский солдат медлил, словно давая шанс выкарабкаться из переделки. Унтер медленно поднял обе руки и заговорил.
Русский слушал. Теперь следовало броситься на него и отнять оружие. Нужно просто сделать шаг, подобраться и прыгнуть. Немцу казалось, время остановилось, он осторожно двинул ногу вперед, продолжая оплетать русского паутиной слов. На самом деле время двигалось, как обычно, и Ходырев замер всего на несколько секунд. Палец надавил на спуск, последовала длинная очередь. Затвор автомата громко лязгал, подавая в ствол очередной патрон из круглого диска. Когда Борис отпустил палец, оружие дымилось, горячий металл обжигал. Унтер-офицер привалился к стенке окопа, на мундире набухало красное влажное пятно.
Немцы отступали по склону. Если в окопах штрафники одержали победу благодаря отчаянной смелости, то организовать преследование и добить врага умения не хватило. Вражеские солдаты из штурмовой 16-й дивизии, имевшие большой опыт, наконец опомнились и сумели организовать грамотное отступление.
Они откатывались перебежками, давая время уйти раненым товарищам. Расчеты двух пулеметов отходили последними, стреляя с пояса, не слишком метко, но с большой интенсивностью. Штрафники, бросившиеся в погоню, тут же легли, не желая больше рисковать. Сергей Маневич, гнавшийся за врагом с пустым автоматом, едва успел увернуться от веера пуль.
Бориса Ходырева спасла быстрая реакция. Он нырнул в окоп, пули разбили в пыль комья земли на бруствере. Немцы тем временем спустились с холма, добрались до грузовика и мотоциклов, стоявших у подножия холма. Бросали в кузов и коляски вещи, спешно грузились, водители газовали, ожидая команду. Степан Матвеевич Елхов, с помятым горлом и заплывшим глазом, был разозлен тем, что его чуть не задушили, как кутенка. Оттолкнул от трофейного пулемета Надыма и открыл огонь.
Незнакомое оружие сначала слушалось плохо. При каждом нажатии спуска скорострельный «МГ-42» выбрасывал длинную очередь, ствол подкидывало. Елхов быстро приспособился и даже всадил в кузов грузовика, стремительно уходившего из-под обстрела, несколько пуль. Солдаты хватались за борта, машину кидало на ухабах, следом тащилось облако бурой пыли. Капитан остался доволен, поднялся из-за пулемета и отдал распоряжение:
– Маневич, Ходырев, посчитать людей, доложить о потерях.
Над холмами и равниной повисла тишина. Лишь со стороны поселка Деде-Ламин немцы вели неторопливый обстрел высоты, занятой русскими штрафниками. Мины звенели, набирая высшую точку, затем срывались и стремительно падали вниз. Взрывались с большим разбросом, не оставляя воронок. Люди бросались вначале на дно окопов, затем привыкли и занимались делами. К вершине холма подтягивалась остальная рота, неторопливо шагали оба проверяющих из штаба дивизии.
Глава 2 Штрафные солдаты
Бориса Ходырева забрали в армию в апреле сорок второго года. До этого имел отсрочку как нужный специалист. Работал линейным мастером по обслуживанию линии электропередачи, немалая должность по сельским меркам. В конце зимы, когда выдохлось успешно начатое наступление наших войск под Москвой, а немцы ударили в ответ под Харьковом, подобрали и специалистов.
Ходырев закончил семь классов, курсы электриков, его собирались направить в военное училище. Пока готовили документы, положение под Сталинградом стало угрожающим. В учебном полку каждый день формировали маршевые роты, присваивали бойцам посмышленее сержантские звания и отправляли на фронт.
Можно сказать, Борису повезло. Его забрали представители инженерного батальона.
– У нас нормально, – говорили ему. – Электрики нужны. Лучше, чем в окопах сидеть.
– А я вам подойду? – простодушно сомневался Борис.
– Аккумуляторщиком будешь. Знаешь, что такое?
– Конечно, знаю.
– Вот и хорошо.
Пароход шел по обмелевшей за лето Волге к Сталинграду. По реке плыли мазутные пятна, деревянные обломки, иногда слышался отдаленный гул, от которого на душе становилось тоскливо. Яркий летний день вдруг сделался бесцветным. Солнце скрылось за пеленой дыма и облаков, запахло гарью, серая вода мелко рябила, словно ее подталкивали изнутри.
Новобранцы, чуя неладное, упорно лезли из трюмных помещений наверх. Их пытались спихнуть обратно, однако толпа смела командиров и растеклась по палубе. Трюмы с круглыми иллюминаторами на уровне воды казались людям мрачной ловушкой. Как позже выяснилось, так оно и случилось.
Зенитчики спаренной пулеметной установки пытались скрыть страх, но это удавалось плохо. Стволы «максимов» напряженно шарили рыльцами из стороны в сторону, выискивая цель. Иногда принимали за вражеские самолеты крупных чаек, во множестве летавших над рекой. Напряжение росло. Показалась одна из первых сталинградских переправ.
