Марин Ионице - На крутом перевале (сборник)
Как ему было страшно вначале! Его буквально бросало в дрожь, когда он думал, что одно из сотен и тысяч колесиков, составляющих эту сложную систему, может не сработать, а кнопка под его пальцем в любой момент может оказаться деталью испорченной машины, которая не слушается его команды. Если хотя бы один боец не выполнит свою операцию только так, как ее следует выполнить, работа всего коллектива окажется бесполезной!
Сейчас, когда Пауль понял, что цели в воздухе не учебные, он почувствовал, как его бросило в жар, как в горле пересохло от напряжения. Что-то непонятное было в этом противоборстве. Самолеты-перехватчики ушли без боя, оставив ракетчиков один на один с противником. Цели не отвечали на запросы с земли, поэтому им нельзя было дать пересечь установленный рубеж. Пауль нажал на кнопку, вызывая на связь своего начальника:
— «Журавль», у меня все готово.
— Ждите сигнала! — приказал полковник Ули.
Аппаратура пункта управления гудела под напряжением, операторы замерли в ожидании перед светящимися экранами. Пауль в последний раз мысленно проверил боевую цепочку: от ракет на пусковых установках до колонны снабжения. Все готовы к пуску. В этот момент в наушниках раздался голос полковника Ули:
— «Стриж», цель — четыре, азимут — сто сорок восемь, расстояние — сто семьдесят.
Пауль сразу успокоился. Все мысли его были о выполнении боевой задачи. Глаза напряженно искали на экране цель. Один круг луча, другой — и вдруг на экране справа появился необычайно яркий световой импульс. Пауль подождал, пока луч поиска еще раз высветит цель, и отчеканил:
— Вижу цель четыре. Азимут — сто сорок восемь, расстояние — сто пятьдесят, угол возвышения — пять.
Сколько времени офицер-наводчик искал в воздушном океане цель? Мгновение, два, три — не больше. Но Паулю эти мгновения показались вечностью. Он даже вздрогнул, когда услышал взволнованный голос:
— Цель четыре засечена, азимут — сто сорок восемь, расстояние — сто сорок.
— Две ракеты к бою! — приказал Морару.
В этот момент сомнения тех, кто все еще считал, что тревога учебная, рассеялись. Громче зазвучали голоса операторов:
— … Эпсилон — десять, бета — сто сорок восемь, расстояние — сто двадцать…
Неотступно следя за целью на экране, Морару все еще надеялся, что она оказалась вблизи границы по ошибке, которая сейчас выяснится. Он нажал кнопку связи с начальником:
— «Журавль»! Цель приближается к зоне пуска. Подтвердите боевую задачу.
«Журавль» не ответил. Между тем цель приближалась. Вероятно, решение открыть огонь придется принимать самостоятельно.
— «Журавль», — повторил он, — подтвердите пуск.
— «Стриж», — отозвался полковник Ули, — сопровождайте цель.
В наушниках — шорох эфира. Паулю казалось: потеряй он секунду, и будет непоправимо поздно. Он провел рукой по лбу и почувствовал липкий холодный пот. Приказал приготовиться к пуску первой ракеты. И тут же слева послышалось:
— Угол возвышения — девять, азимут — сто сорок пять, расстояние — сто.
Остались считанные мгновения.
— Уничтожить цель при входе в зону!
Секунда, другая… На командном пункте, на стартовых площадках все замерли. Офицер-наводчик поймал импульс цели в перекрестие визира.
— Разрешите пуск?
— Пуск разрешаю! — ответил Пауль.
Еще момент — и ракета взвилась бы над лесом, но неожиданно прозвучал резкий голос полковника Ули:
— «Стриж», я — «Журавль». Пуск отменяю: в зоне контрольные цели. Молодцы, действовали отлично!
Пауль повторил приказ. Разгоряченным лбом прислонился к столу. Мысли его начали постепенно успокаиваться. Он чувствовал удовлетворение от своей работы. Ракетчики всегда начеку. Теперь на свежий воздух. Он с трудом поднялся, повернул ручку — и зеленовато-желтый глаз экрана погас.
Поднимаясь по лестнице, Пауль заметил, как дежурный офицер включил голубоватую лампочку под потолком, услышал оживленный разговор сбросивших напряжение операторов. Он вышел в тихую осеннюю ночь.
Снаружи на землю по-прежнему давили свинцовые тучи. Лес был погружен в темноту, словно в темную воду. Пауль жадно хватал прохладный и сочный лесной воздух, с трудом приходя в себя. Прежде такой усталости не было. «Наверное, дают о себе знать годы!» — подумалось вдруг. Он направился к ближайшей стартовой площадке, захотелось поговорить с ракетчиками, с кем был связан все это время тревоги невидимой цепью. По площадке поспешно двигались люди. Ракета, подхваченная транспортерами, исчезла в подземном хранилище. Оставалось только натянуть чехол на опущенные направляющие пусковой установки. Он подождал, пока бойцы развернут над шахтой редкую проволочную сетку с позвякивающими жестяными листьями, но не стал отвлекать их. На стартовую площадку опустилась тишина и темнота.
Со стороны равнины небо начало светлеть. Облака сползали к югу. Ночь уходила. Звонить домой было слишком поздно, а возвращаться — слишком рано… «Нет смысла будить Сабину», — подумал Пауль и направился в штаб. Дежурный офицер сообщил ему, что жена несколько раз звонила, последний раз — час назад. «Ну теперь-то уж заснула!» — прикинул Пауль.
Он решил отдохнуть на диване у себя в кабинете. «Когда рассветет, махну домой пить кофе. Никто не варит кофе так, как Сабина». Потом они вместе выйдут из дома, как обычно, дойдут до развилки: она отправится в школу, а он снова к своим ракетам.
5
Любовь Сабины — самое дорогое, что есть у него в жизни. Разве он стал бы ракетчиком без ее помощи и понимания? Сабина ради него от многого отказалась. Почему он до сих пор так мало думал о ее самопожертвовании?
— Моя жизнь имеет смысл только рядом с тобой, — говорила Сабина.
Она не отчаивалась даже в первые годы, когда ей было особенно трудно. На такую самоотверженность вряд ли способна другая женщина.
«Как мы, мужчины, особенно военные, должны быть признательны нашим женам! — думал Морару. — Правда, таких женщин, как Сабина, немного».
Тогда, в годы их молодости, важным и почти единственным условием было, чтобы двое любили друг друга. Тогда женщина ехала в любое место — на край света, в глубину гор или в глушь лесов, в любую пустыню, — и всегда они оставались неразлучными, неразделимыми… «Не знаю, но и сейчас должно быть так же!» — заключил Пауль Морару. И все же нынешние девушки как-то самозабвенно любят город, надеются найти там более полнокровную и красивую, а на самом деле более легкую жизнь. О какой любви может идти речь, если они отворачиваются, как только узнают, что офицеру суждено служить не в городе, а в другом месте? «Куда? Туда? Почему я должна губить там свои молодые годы? Давай останемся в городе!» И вот добираются бедные молодые офицеры, только что вышедшие из училищ, преодолевая столько километров, иногда пешком, в город, к ним. В промежутках между тревогами или после суточного дежурства в подразделении, поздно вечером или рано утром они в пути. Больше времени проводят в дороге, чем дома. Сколько же времени они бывают вместе? И что это за жизнь, если он мучается здесь, в гарнизоне, а она ждет его в городе? А ведь здесь теперь квартиры в новых домах со всеми удобствами, с цветами под окнами, выходящими прямо в лес!
«Я слишком суров! — упрекал себя Пауль. — Почему все должны пройти через то, через что прошли мы?» И потом, жизнь не стоит на месте, она все стремительнее летит вперед. У каждого поколения свои представления о любви и долге. «Все это так, — продолжал размышлять Пауль, — но в действительности сейчас, как и тысячу лет назад, любовь требует жертв, иначе…»
Он вспомнил о старшем лейтенанте Пушкашу, своем однокурснике. Любовь к пустой и взбалмошной девушке выбила его из колеи, измучила, отняла у него ощущение радости жизни. Он инженер-электронщик, готовит диссертацию, но его мало интересует окружающая жизнь. Живет одиноко, с книгами и канарейками, мастерит диковинные телеуправляемые летательные аппараты. До сих пор он не встретил свою, только ему предназначенную женщину, «Несправедливо распорядилась жизнь, — горько подумал Морару. — Вот и Петре Драгомиру, — продолжал размышлять он, — женщина принесла несчастье… «Ты хочешь служить в лесу? Хорошо, я поеду с тобой…» Но она стала скучать и захаживать к другим молодым офицерам, только что прибывшим из училища, и Драгомиру вынужден был искать ей занятие. Как раз в другом конце леса открылся санаторий, и ей предложили работать там… «Что ж, я согласна и в санаторий», — сказала она и получила специальность лаборантки. Но там она спуталась с одним из врачей-лоботрясов, затем с одним из больных и уехала с ним… После этого Петре Драгомиру запил, и напрасно ему говорят, что та женщина была не для него. Он служит через силу и сохнет по ней… Уж не лучше ли было, если бы он вовсе не привозил ее сюда?»
