Теренс Робертсон - Подводный ас Третьего рейха. Боевые победы Отто Кречмера, командира субмарины «U-99». 1939-1941
— Не стоит. Я знаю, как это было. Вы все находились в шлюпках, потопившая вас лодка подошла очень близко, и ваш капитан получил бутылку бренди и немного еды. А потом, если я правильно помню, ваш капитан встал и поблагодарил нашего капитана.
Теперь настала очередь водителя удивляться:
— Откуда ты знаешь?
— Кому же еще знать, если не мне, — слабо улыбнулся Кассель. — Это была моя лодка «U-99», а ваше судно было первым или, может быть, вторым, что мы потопили в Атлантике. Как же я мог это забыть.
В какой-то момент Касселю показалось, что солдат вот-вот вцепится ему в горло. Но тот быстро взял себя в руки, немного подумал, потом мрачно ухмыльнулся и полез под водительское сиденье, откуда извлек две бутылки пива. Новые знакомые прикончили их еще до того, как к машине вернулись офицеры-проверяющие. Кассель потом еще долго стоял и смотрел вслед удаляющейся машине, пока она не скрылась в клубах дорожной пыли.
В конце 1946 года началось грандиозное перемещение пленных. Узники снова возвращались в Англию. На борту парохода «Аквитания» команда «U-99» встретилась со своими офицерами. Судно шло в Ливерпуль. По прибытии на место Кречмер и другие офицеры отправились в лагерь Лодж-Мур возле Шеффилда, а остальные моряки — в Олдхэм. Британское правительство осуществляло тщательную проверку пленных. Следовало обеспечить, чтобы первые пленные, которым предстояло вернуться домой, не были нацистами. Власти автоматически занесли всех без исключения командиров немецких подводных лодок в список самых опасных преступников, поэтому у них не было надежды быстро покинуть Англию.
В начале 1947 года 40 немецких капитанов-подводников, носящих ярлыки нераскаявшихся милитаристов, были отправлены в Шотландию в лагерь Уоттен. Там они оказались в одной команде с летчиками люфтваффе и офицерами СС, обвиненными в симпатиях к нацизму.
Проведя два месяца в Уоттене, Кречмер заболел и попал в один из госпиталей, расположенных в Уэльсе. Там он узнал, что вокруг него снова бродит призрак полузабытого суда чести, который вполне может убить надежды на скорое освобождение.
Глава 17. Родной порт
В самом начале 1947 года тысячи немецких военнопленных по непонятной причине решили, что могут ускорить свое освобождение, разоблачив как можно больше своих товарищей как тайных нацистов, донося и каясь одновременно. Пленных, считавшихся нацистами, отсылали в специальные лагеря, и их дела должны были рассматриваться властями в последнюю очередь. В основном это правило применялось к армейским офицерам и летчикам люфтваффе, которых было подавляющее большинство. Но, с другой стороны, существовали инструкции и приказы союзников, в которых командиры подводных лодок тоже объявлялись милитаристами, не имевшими надежды на скорое освобождение.
Для допроса 40 немецких капитанов, содержавшихся в Уоттене, был назначен один следователь из Адмиралтейства. Рамлов не отказался от линии зашиты, которой он придерживался ранее, и в очередной раз заявил, что дальнейшее сопротивление его лодки было бессмысленным.
После нескольких недель постоянных допросов список «опасных» капитанов несколько уменьшился. Теперь в нем было только 25 человек. А следователь Адмиралтейства принялся разыскивать по лагерям свидетелей, которые должны были подтвердить, что гибель старшего лейтенанта с «U-570» произошла по вине Кречмера.
На этой стадии представлялось весьма вероятным, что дело о судьбе лодки «U-570» само по себе заглохнет и вместо него возникнет вопрос о личной вражде двух капитанов. Тем более, что вряд ли стоило сомневаться в милитаристских пристрастиях Кречмера, с самых первых дней войны проявившего себя блестящим капитаном, отвага которого зачастую граничила с безрассудством. Что же касается Рамлова, симпатии гуманистов были, без сомнения, на его стороне. Возможно, он даже не подозревал, что своим поведением топит товарищей. В общем, любому заинтересованному лицу не приходилось долго ломать голову, чтобы понять вполне очевидный, лежащий на поверхности факт: между храбрым, бескомпромиссным, способным сунуть голову в пасть тигра Кречмером и «тюфяком» Рамловом, который в минуту опасности подчинился инстинктивному порыву, могут существовать только трения.
Слухи о происходящих событиях застали Кречмера в госпитале. О грядущих неприятностях больному сообщил старший офицер британской медицинской службы. Он сказал прямо, без обиняков:
— Кто-то жаждет твоей крови, парень. Меня недавно спрашивали, можно ли тебя допросить по серьезному обвинению.
Кречмер чувствовал себя вполне нормально, но он знал, что не получит пенсии в Германии, а значит, не будет обладать средствами, чтобы оплатить расходы на лечение. Поэтому он пока оставался в госпитале, тем более что платило за это правительство Великобритании. Следователю сказали, что пациент готов к допросу. Спустя неделю в маленькой комнатушке, выделенной для этой цели администрацией госпиталя, встретились два человека. Следователь не терял времени на выяснение формальностей.
— Вы посылали военнопленного из Грайздел-Холл в Барроу с заданием потопить немецкую подводную лодку?
— Нет, я его не посылал. Его спросили, не хочет ли он выполнить эту миссию добровольно.
— Почему вы организовали суд военного трибунала? Вы же знали, что это незаконно!
— Я не организовывал ничего подобного. Заседание суда чести проводилось только для нас. Мы хотели понять, добросовестно ли выполнили свои обязанности офицеры с подводной лодки «U-570». Кроме того, еще никогда подводная лодка не сдавалась в плен самолету, и нам хотелось узнать, как это произошло.
— Понимаете ли вы, что, если я найду вас виновным в гибели офицера, предстанете перед военным трибуналом, который может вынести вам смертный приговор?
— С этим я ничего не могу поделать. Думаю, вам бы следовало понять, что офицер желал выполнить свой долг. Если бы он не предпринял попытку побега от отряда местной обороны или хотя бы остановился, когда ему приказывали это сделать, он был бы жив и по сей день. Причем мы бы все его уважали, несмотря на неудачу. Он сам принял иное решение. Этот случай в свое время расследовался военным министерством, которое решило не предпринимать никаких действий.
— А что вы можете сказать о Рамлове? Почему он подвергся наказанию в Боуменвилле?
— Я не имел никакого отношения к его изоляции. Его тогда выслушал независимый комитет, куда меня не допустили.
После этого следователь несколько поумерил свой пыл и предложил Кречмеру назвать имена офицеров, которые могли бы подтвердить его показания. Тот назвал несколько имен в полной уверенности, что эти люди досконально знают вопрос и не станут лукавить. Следователь уехал. А несколько дней спустя Кречмер испытал настоящее потрясение, узнав, что один из названных им офицеров, которого он к тому же считал своим близким другом, заявил, что суд чести всегда и во всем руководствовался указаниями Кречмера и гибель несчастного пленного была запланирована именно им. Остальные «заседатели» являлись не более чем марионетками Кречмера.
(Я не называю имя предателя по личной просьбе капитана Кречмера.)
Следователь вернулся в госпиталь и сообщил Кречмеру, что, очевидно, ему придется предстать перед британским военным трибуналом. И даже если ему удастся избежать виселицы, он наверняка окажется среди последних военнопленных, которые вернутся в Германию. Кречмер мужественно принял очередной удар судьбы и ничем не выдал свои чувства.
В феврале 1947 года Кречмер в компании еще 24 «опасных» капитанов прибыл в лагерь Фезерстоун. И первым, кого он там встретил, был предавший его друг. Этот офицер признавал, что подписал соответствующее заявление, но утверждал, что сделал это по личным причинам.
По его словам, будучи отпущенным из лагеря «под честное слово», он познакомился с английской девушкой, вместе с которой часто гулял по окрестностям. Офицер считал, что в Германии для него нет будущего, и рассчитывал жениться на этой девушке и обосноваться в Англии. Когда его вызвали на допрос, он решил, что признание в одобрении решения суда чести снизит шансы на то, что ему разрешат остаться. Поэтому он и возложил вину на Кречмера, будучи уверенным, что если кто-то и способен вынести груз ответственности и не сломаться при этом, то только Кречмер. Последнее утверждение при желании можно было рассматривать как комплимент, хотя и сделанный при весьма сомнительных обстоятельствах. Тем не менее Кречмер принял объяснение и предложил офицеру написать другое заявление, опровергающее первое. Когда это было сделано, Кречмер молча спрятал бумагу в карман.
А тем временем его вероломного друга постигло немалое разочарование. Он попросил свою девушку выйти за него замуж, если ему разрешат остаться, и получил решительный отказ. Очевидно, прогулки при луне показались ветреной красотке значительно более привлекательными, чем поход к алтарю.
