Алексей Матиясевич - В глубинах Балтики
Следующая ночь была темная, изредка сквозь тучи проглядывала луна, море спокойное. Со мной на мостике, как и всегда, нес вахту командир отделения рулевых С. М. Корниенко. Он заметил на горизонте светящуюся точку. Сразу же я изменил курс, и мы пошли по направлению к ней. Вскоре вырисовался силуэт транспорта. Он был не больше 5 тысяч тонн водоизмещения.
На транспорте нас заметили, но, по-видимому, приняли за катер, включили ходовые огни и передали сигнальным фонарем какое-то слово. Не получив ответа и опознав в приближающемся корабле подводную лодку, транспорт изменил курс, увеличил скорость хода и выключил все огни.
Я объявил боевую тревогу. Полным ходом под дизелями пошли на сближение. На мостик вынесли ночной прицел. Из первого отсека Ошерович доложил о готовности выполнить двухторпедный залп. Легли на боевой курс. Обычно на дизель-электрических подводных лодках торпедная стрельба в надводном положении производилась на ходу под электромоторами. Когда до залпа оставалось две минуты, я скомандовал:
— Стоп дизеля, перейти на электромоторы! Моторной группе Грачева и группе электриков Тронова надо было действовать четко и быстро. От их работы во многом зависел успех атаки.
Шум работающих дизелей лодки на море слышен далеко. Как только перешли на электромоторы, сразу наступила необычная тишина. В это время из-за туч выглянула луна, стало видно, как на транспорте бегают люди, готовят шлюпки и спасательные плоты. [237]
Форштевень транспорта подошел к нити прицела.
— Залп!
Две торпеды вышли из аппаратов в момент, когда нос лодки приподняло волной. Торпеда из левого аппарата пролетела несколько метров по воздуху и зарылась в воду, а из правого пошла хорошо, было отчетливо видно, как она шла к цели.
По всей вероятности, после того как заглох шум наших дизелей, на транспорте были настороже и он стал быстро поворачивать влево. Мы ясно увидели, как торпеда прошла по его правому борту. Транспорт удалялся на юг, — как нам показалось, с неимоверной быстротой. Запустили дизели, и я попросил Моисеева выжать из них все, что можно, чтобы его догнать.
Через полчаса лодка и транспорт шли параллельными курсами на расстоянии примерно 2 кабельтовых друг от друга со скоростью около 14 узлов. На мостик доложили, что Продан слышал SOS транспорта и принял радиограмму на немецком языке. Капитан передавал, что его преследует подводная лодка.
Вот так мы и шли, приближаясь к вражеским берегам. А как выполнить торпедный залп на параллельных курсах? Послал Михайлова на центральный пост, чтобы он рассказал о сложившейся обстановке и передал Моисееву и Грачеву, что от мотористов зависит исход атаки. Надо выжать из дизелей еще пол-узла хода.
...Молодцы мотористы! Мы начали обгонять транспорт. Вот лодка уже настолько впереди, что можно разворачиваться для залпа.
— Левый дизель полный назад! Правый средний — вперед! Аппараты товсь!
От такой работы дизелей враздрай корпус лодки затрясся так, что, казалось, развалится на части. Такая тряска могла повлиять и на выход торпед из аппаратов. Но раздумывать было некогда. Лодка начала медленно циркулировать влево. Дизели грохотали вовсю. Транспорт продолжал идти прежним курсом. Вскоре его форштевень показался на нити прицела... [238]
— Залп!
Обе торпеды попали в щель.
Транспорт от взрыва переломился надвое. Через две-три минуты на поверхности воды остались только спасательные плотики с командой. С юга: быстро приближались три катера. Они шли по направлению к огням плотиков транспорта. Не дожидаясь, пока катера заметят нас, полным ходом пошли курсом к выбранному мною месту покладки лодки на грунт для перезарядки торпедных аппаратов.
Этот боевой успех несколько улучшил настроение всего экипажа после неудачи с атакой крейсера «Нюрнберг».
До рассвета закончили зарядку аккумуляторных батарей и легли на грунт. Работа предстояла нелегкая. Надо было перенести торпеды со стеллажей в отсеке лодки на центральные направляющие, проверить их зарядку и задвинуть в аппараты. На помощь торпедистам, как и всегда, пришли друзья из других боевых частей — мотористы, электрики, трюмные. Как и прежде, на торпедах писали слова возмездия. А на одной торпеде моторист, лезгин Абдул Садыхов, написал: «Адольфу от Абдула».
У командира минно-торпедной боевой части лейтенанта Якова Ошеровича, впервые после окончания училища участвовавшего в походе на подводной лодке, было праздничное настроение.
Сразу после залпа по транспорту Ошерович попросил разрешения выйти на мостик, но не успел к моменту взрыва торпед, и все же он законно чувствовал себя именинником. Оружие, приготовленное его боевой частью, сработало безотказно. Но надо отдать должное и группе мотористов Грачева — Шеханину, Бакулину, Шестакову, Садыхову. Они выжали из дизелей все возможное и даже невозможное, чтобы догнать транспорт и развернуть лодку для боевого залпа. Их действия решили исход атаки.
Через два дня еще одна ночная атака увенчалась успехом. Торпедой с «дарственной» надписью Садыхова был потоплен фашистский тральщик.[239]
В то время мы не знали названий и водоизмещения судов, потопленных торпедами и подорвавшихся на заминированном нами фарватере. После войны стало известно, что от торпед погибли бывший датский транспорт «Хельма Лоу» и тральщик. На минах, выставленных в этом походе, подорвались и затонули буксир «Пионер-5» и транспорт «Шванеск», подорвалось и получило большие повреждения пассажирское судно «Берлин».
18 октября мы вернулись в Хельсинки. Почти одновременно с нами возвратились с моря подводные лодки Щ-310 под командованием капитана 3 ранга С.Н. Богорада и Щ-407 под командованием капитан-лейтенанта П.И. Бочарова. Они действовали вдоль побережья от Ирбенского пролива до Мемеля и потопили семь фашистских транспортов.
Лодки ошвартовались у причала торгового порта неподалеку одна от другой. Каждую лодку посетил член Военного совета КБФ контр-адмирал Смирнов. Он поздравил экипажи с благополучным возвращением и боевыми успехами. Затем Н. К. Смирнов и командиры лодок собрались на «Лембите». Мы доложили члену Военного совета о своих нуждах, о том, что нужно сделать, чтобы быстрее подготовить лодки к новому выходу в море. Надо было получить боезапас. Также мы считали, что, поскольку Финский залив форсировать не приходится, можно снять устройство против антенных мин: оно ухудшало маневренные качества лодки.
Н. К. Смирнов сказал, что ремонт можно производить и на заводах Финляндии, боезапас доставят в Хельсинки, но снимать противоминное спецустройство лучше дома, и дал «добро» для следования в Кронштадт.
Лоцманы помогли нам пройти шхерными фарватерами на восток. На выходе из шхер встретили эскорт, в составе которого были плавбаза «Иртыш» и несколько лодок. Тральщики, освободившись от своих подопечных, приняли нас для проводки в Кронштадт. [240]
Целый месяц мы пробыли дома. В спокойной обстановке отпраздновали 27-ю годовщину Великого Октября. Личный состав, хотя и был загружен работой, хорошо отдохнул.
В один из ноябрьских вечеров в дверь моей каюты постучали и попросили разрешения войти. Дверь отворилась, и на пороге появился молодой лейтенант — комсомольский работник нашего политотдела Андрей Можеренко. Я с ним однажды встречался на комсомольском собрании, которое проводил секретарь комсомольской организации лодки Алексей Масленников. Теперь познакомились ближе. Оказалось, что лейтенант был уже обстрелянным. В 1938 году по комсомольскому набору его призвали на флот. Он служил на Тихоокеанском флоте торпедистом подводной лодки типа «Малютка». А воевать ему довелось комсоргом батальона морской пехоты Волжской военной флотилии. Затем — на канонерской лодке заместителем командира по политчасти и в отряде катерных, тральщиков на Волге, под Сталинградом.
Потом Можеренко, как коренного подводника, откомандировали в бригаду подводных лодок на Балтику. Он доложил, что по приказу командования бригады ему необходимо идти в боевой поход на подводной лодке, к чему он давно стремился для приобретения опыта работы в боевой обстановке в море и вместе с тем для помощи мне в партийно-комсомольской работе. В то время на лодке было четырнадцать комсомольцев, шестеро из них шли в море впервые. Приход на лодку опытного комсомольского работника оказался очень кстати. С меня и секретаря партийной организации П. Н. Ченского снималась большая нагрузка. Забегая вперед, скажу, что за время похода я не мог уследить, когда лейтенант Можеренко спал. Вахты сменялись, а он постоянно находился с людьми. Он рассказывал о боях на Волге. Комсомольцы под его руководством выпустили несколько «боевых листков» и стенгазету. Рассказы Можеренко и «боевые листки» поддерживали необходимый настрой в экипаже лодки на протяжении всего [241]похода. Думаю, что и Андрей Николаевич получил много полезного для дальнейшей работы с людьми.
