Николай Прокудин - Романтик
— Чертов «ара», сейчас будет Серого обжуливать, — вздохнул Ветишин, — а он как без замены?
— На месяц ты его заменишь, затем замполит, — ответил Эдик. — Если разрешат, я слетаю, думаю: там будет как в доме отдыха.
Механики отправились в парк, а вся оставшаяся рота двинулась на стрельбище. До полигона два километра, сегодня по плану пристрелка оружия — начинается десятидневная программа боевой подготовки. Эти планы все время меняются: то недельные, то восьмидневные, то десятидневные, то двухнедельные. Расписание под копирку писать не получается, все время что-то новое.
Не успели мишени расставить, примчался посыльный за мной и за Грымовым. Срочно на плац!
Быстрым шагом вернулись. Целая толпа тыловых и штабных вокруг трех групп пехоты.
— Вы где болтаетесь? Все брошено на старшину и этого лейтенанта! Полный развал! — орал заместитель командира полка.
— Не лейтенанта, а старшего лейтенанта! — огрызнулся Сергей.
— Как, старшего лейтенанта? — сбился с мысли майор Губин.
— А так, приказ пришел два месяца назад, а ни зачитать, ни погоны вручить ни полк, ни батальон не соизволил. Строевик сказал номер приказа, вот и все.
Слегка смутившись, заместитель, тут же вновь перейдя на крик, «перевел стрелки» на меня.
— А почему упущение такое, замполит, эта вина ваша!
— Да нет, я два раза напоминал в батальоне, а сам лично Острогина поздравил!
— А где приемник для заставы, где боевые листки, где походная лен-комната? Бездельничаете?
— Мы на стрельбище убыли, на занятие, — вступился Грымов. — Я лично его забрал работать с людьми, занятия плановые, Ростовцев на учебном месте руководитель.
— Обоим будет взыскание сейчас за пререкания. Быстро устранять недостатки!
Пришлось отдать единственный приемник роты «Маяк», батарейки Серега купил сам. Вручил сержанту целую пачку листовок, газет, брошюр, боевых листков и ящик с походной ленкомнатой.
Улетели… Уф-ф-ф.
Совсем обезлюдела рота. На следующий день Голубев, так как его заменщик в дивизии пристроился, решал вопрос об отъезде домой. Комбат согласился его отпустить, если мы подберем в полку себе нового взводного. Эх-ма, где ж его найти, балбеса, на такой взвод!
Пред обедом мы со старшиной повели солдат наполнять фляжки отваром из верблюжьей колючки — профилактика от гепатита и дизентерии.
У котла орудовал черпаком здоровенный прапорщик. Я знал, что он недавно прибыл и служит в нашем батальоне, зовут Игорем, а какую должность занимает, не знал.
— Игорь, ты чего тут черпаком в котле мешаешь?
— Да вот, бурду варю, всем раздаю.
— Игорек! Ты кто по должности?
— Техник взвода обеспечения, а вообще, «куда пошлют» и «что изволите». Надоело, хуже некуда! Еще по пьянке комбату нагрубил, теперь живым съест.
— Старшина! Возьми черпак, я с человеком одно дело обсудить хочу, пожалуйста!
— Вах! Возьми черпак! Он больше меня, мне делать нечего что лы? Сэржант! Дубино! Разливай чай!
— Игорь! Пойдешь к нам в первую роту взводным ГПВ? Голубева мы домой отпустили, а где замену найти, не знаем. Выручай! В рейд скоро идти некому будет, — сказал я.
— А из АГСа пострелять дашь?
— Настреляешься, хоть завтра стреляй!
— А из ПК и «Утеса»?
— Из всего, что стреляет!
— А в горы их таскать мне придется?
— Игорь! Для тебя это ведь как автомат или пистолет, ты такой здоровый!
— Шахтер потомственный, из Донбасса! Кайло, кувалда, отбойный молоток — все знакомо! Уговорил! Только забери меня быстрей отсюда, ради бога!
— Сейчас же пойду решать вопрос, только извини, как твоя фамилия, а то все Игорь да Игорь.
— Бодунов — моя фамилия, Игорь Владимирович.
— Бодунов от слова «бодаться» или от «бодуна».
— Нет-нет. Я к пьянству не то чтобы равнодушен, но все в меру. (Понятие «мера» впоследствии оказалось у каждого свое.).
Начальник штаба, зам. по тылу не возражали, комбат сморщил нос,
Скривился.
— Что, одного пьяницу решили поменять на другого?
— А есть варианты? Есть другие кандидатуры пулеметы таскать на себе? Он, можно сказать, добровольно, с желанием идет.
— Ну, что ж, бери-бери. Потом не жалуйся, на полную катушку будешь получать за него. Забирай, в штабе полка я все утрясу.
— Игорь, бросай черпак, марш в роту, — заорал я, подбегая к полевой кухне.
— Что, все? Так быстро? Я думал: шутка и треп.
— Мужчины шутят всерьез, особенно распоряжаясь чужой жизнью.
— Сержант, бери черпак! Моей жизнью распорядись! Колесо фортуны крутанули в неизвестном направлении. Может, к счастью и удаче.
***
Полегчало. Из четырех взводов командирами укомплектовали три. Осталось решить вопрос с командиром роты. Не хотелось, чтобы Эдик стал ротным. Злопамятный и недобрый, самовлюбленный человек.
***
На совещании офицеров батальона нас ошарашили:
— Всем офицерам и прапорщикам перейти на казарменное положение, чтоб за личным составом следили, были ближе к людям. Поставить койки в расположении и спать рядом со своими взводами, — зачитал комбат приказ командира полка. — Новое веяние эпохи. Перестройка! Всем перестраиваться!
— А зачем эта глупость, — заорал командир второй роты, — совсем втоптали в грязь офицеров! За сержантов работаем, везде ответственные, солдат яму копает, рядом — офицер. Ответственные, старшие, надсматривающие, проверяющие. Надоело!
— Надоело, пишите рапорт, что вам тяжело с личным составом, и поможем перейти на должность с меньшим объемом работы.
В минометной батарее, второй и третьей ротах офицеры поселились в бытовках, а в нашей бытовке организовали показуху для проверяющих. Жить там не получалось, ключ находился у зам. по тылу батальона.
В итоге Ветишин так и спал на длинном металлическом ящике, сворачивая на день матрас, старшина жил в каптерке, технику и Бодунову поставили койки в расположении, но спать они в казарме отказались. Эдик промолчал, он ночевать уходил то в свою комнату, то к танкистам. Я же надувал резиновый матрас и стелил поверх спальный мешок. Свинство — жить в полку и спать в спальнике. Правда, ночью было прохладно, поэтому в спальном мешке ночью лучше, чем в кровати.
***
Спустя неделю, получив продукты и воду на взвод, я вылетел на пост. Вертолет взлетел с площадки от штаба армии и забросил нас через ущелье на плоский хребет. Внизу скакали и кричали чумазые солдаты.
— Ура!!! Ура!!!
— Ник, что привез? — закричал радостный Острогин. — Чем обрадуешь, дорогой?
— Привез все, что просили: воду, еду, патроны, мины, — ответил я, улыбаясь. — Сергей, как я рад тебя видеть, морда!
— А уж как я рад!
— Сережка, какова жизнь отшельника? Уже одичал?
— Да, почти. Что в полку нового?
— Дурдом, как всегда. Боевых вообще не предвидится недели две. Как рота тремя взводами действовать будет — ума не приложу. Ободрали батальон, словно липку. Я у тебя отдохну дня три, устал как собака, выпускали агитацию, документацию снова и снова делал и переделывал. Только напишешь, заставляют переделывать, а еще и за батальон пишу. Нет ведь ни замполита, ни «комсомольца» батальона. Эдик бирки в оружкомнате переделывает в третий раз за неделю, представляешь? В третий раз! Старшина газоны перекопал, все, что можно, покрасил: табуретки, кровати, двери. Обои собирается клеить и казарму снаружи красить.
— А что случилось, что такое?
— А-а-а! Ты же не в курсе! Комиссия Министерства Обороны едет, смотреть быт и все остальное, а что именно — никто не знает. Вот все переделываем и обновляем полк.
— Ну, почему опять мы? Почему! Мало что ли войск в сороковой армии?
— Войск-то много, но туда же надо ехать, рисковать, а тут сразу из штаба армии — в войска.
— Точно, и без риска, и кайф на всю катушку — поиметь вояк боевых.
— Инспектирующие, наверное, становятся участниками боевых действий. Ладно, Серега, меня будут иметь через неделю, дай душу отвести, поиметь тебя. Я ведь какой-никакой, а проверяющий! Показывай позиции, район обороны, секторы обстрела, жилье.
Острогин с бойцами за неделю вырыл и построил два блиндажа: в одном — жилое помещение, во втором — столовая, штаб, склад.
Солдаты выложили на каждого по СПСу, капонир миномету, окоп для установки ЛТТТК.
— Сергей, предлагаю проделать ходы к СПСам, а то под огнем не пройти, ну и стенку возвести по периметру из камней, все лишнее укрытие. Сделаем два рубежа обороны.
— Давай, как раз твоих рук рабочих не хватало.
Целый день солдаты прокапывали траншею к своим укрытиям. Мы с Сергеем складывали стену дугой вдоль блиндажей. С одной стороны пост стоял на обрыве глубиной метров тридцать, а вот к югу склон был более пологий и хорошо просматриваемый. Над постом возвышалась небольшая высотка, и хребет делился посередине: одна половина уходила все выше, другая — сходила на ноль к дороге.
