Евгений Федоровский - Невидимая смерть
Яков Николаевич Федоренко занимал посты немалые. В Гражданскую войну комиссар и командир бронепоезда, затем полка бронепоездов мог бы считаться отцом броневой техники, как Чуковский в авиации. Мог бы, но не стал. В мирные дни учился в артиллерийской школе комсостава и Академии имени Фрунзе, быстро продвигался по службе, отличаясь дотошной исполнительностью и здравой осторожностью, что придавало известный вес в глазах вышестоящего начальства. С 1940 года он занимал пост начальника автобронетанкового управления, одновременно заместителя наркома Обороны и представителя Ставки ВГК.
Узнав о том, что Верховный трал видел и якобы остался доволен, Федоренко приказал вызвать настырного конструктора, который уже давно не давал покоя бронетанковым службам. Однако Клевцов по независящим от него обстоятельствам быстро прибыть не смог. Время шло. Стали назревать тревожные события. Ожидалось гитлеровское наступление в районах Белгорода, Орла и Курска. Главную ставку немцы возлагали на танковые дивизии СС и мощные машины нового поколения – «тигры», «пантеры», «фердинанды». Из агентурных источников наше командование знало, что когда германские танкисты столкнулись с тридцатьчетверками в массовом количестве, Гейнц Гудериан потребовал создать комиссию из работников Управления сухопутных сил, Министерства вооружений, танкостроительных заводов и конструкторских бюро, чтобы ускорить производство более мощного противотанкового орудия и делать, как это ни оскорбительно, сходную машину в немецком варианте.
Порше начал создавать 45-тонный средний танк 1-У, названный «пантерой». Покатую броню он скопировал с Т-34, в башне она достигала толщины 120 миллиметров, установил длинноствольную 75-миллиметровую пушку, скорость по шоссе превышала 50 километров в час. Однако дизель, какой устанавливался на тридцатьчетверке, моторостроители изготовить не смогли. Пришлось устанавливать тот, что работал на синтетическом бензине и, конечно, мгновенно вспыхивал, как только снаряд попадал в моторное отделение. В процессе эксплуатации выявились и другие недостатки, но устранить их не успели, поскольку Гитлер торопил, намереваясь бросить «пантеры» под Курск и Орел.
Одновременно немцы стали строить 56-тонный тяжелый танк Т-6, оснащенный 88-миллиметровой пушкой. В серийном производстве его назвали «тигром». Скорость по пересеченной местности едва достигала 30 километров в час, запас хода не превышал 110 километров. Для высокоманевренных операций он не годился, был слишком тяжел и неуклюж, зато мог использоваться при штурме укрепленных позиций или как стационарная огневая точка.
В конструкторском бюро Порше родился и 68-тонный истребитель танков «фердинанд» с экипажем в 6 человек, 88-миллиметровым орудием и боекомплектом в 50 снарядов. Лобовая броня достигала 200 миллиметров. Шел «фердинанд» со скоростью 20 километров в час, но быстрота и не требовалась – он предназначался для терпеливого прогрызания обороны противника и уничтожения контратакующих русских танков.
На счету бронетанкового управления был чуть ли не каждый танк, а тут еще надо было формировать подразделение тральщиков. Чтобы и перед начальством не опростоволоситься и конструктора заставить притихнуть, Федоренко решил переговорить с Клевцовым. Он принял Павла в здании наркомата Обороны у Красной площади. Не отрываясь от стола, на котором лежали переданные накануне бумаги по применению тральщиков, Федоренко без всяких предисловий сказал:
– Вы предлагаете организовать тральные соединения. А где взять танки? Их не хватает даже для укомплектования боевых частей.
– Тральщики продлят жизнь танкам на поле боя, сохранят машины от потерь на минах, – проговорил Павел, чувствуя, что произнесенные уже бесчисленное множество раз слова не производят должного впечатления, он устал тысячу раз объяснять одно и то же.
– Да разве я не понимаю?! Новаторские начинания всегда одобрял и поддерживал, – двойной подбородок генерала даже заколыхался от волнения. – Но уясните и вы. Сейчас, дай бог, нам прорехи залатать в танковых армиях, им предстоят решающие бои. А потом уж подумаем, где поискать резервы. – Федоренко показал глазами на папку с инструкцией, решил подсластить пилюлю. – И эта работа пригодится, дайте срок.
«Все же многолик и переменчив бюрократ, вездесущ, живуч, непобедим», – со злостью подумал Павел, выходя из кабинета начальника.
Воспользовавшись случаем, он решил зайти к Михалеву, по-прежнему работавшему в том же управлении. Александр Александрович странно засуетился, спрятал глаза.
– В-вы… – начал мямлить он.
– Жив и здоров, – договорил Павел. – Что со мной сделается?
Он сел на стул рядом с огромным письменным столом, не спрашивая разрешения, как полагается младшему у старшего по званию. Михалев оправился от неожиданности:
– Слышал, у вас были неприятности?
– Да уж не вы ли посодействовали?
Одутловатое лицо Михалева налилось краской, пухлые же руки наоборот побелели. Тонким голосом он прокричал:
– Как вы смеете?!
Некоторое время Павел сидел неподвижно, потом как бы нехотя встал, посмотрел на Михалева, пытаясь встретиться с его взглядом, проговорил с печалью:
– Я-то думал, мы с вами конструкторы, люди, так сказать, одного полета…
Не прощаясь, он хлопнул дверью, быстрым шагом пересек коридор, сбежал по лестнице, сунул разовый пропуск дежурному в проходной и выскочил на улицу. Недавно проморосил торопливый дождь, показалось горячее солнце, колюче заблестело в лужицах. Сдавило грудь. Павел замедлил шаг, чтобы восстановить дыхание.
– Клевцов! – услышал он позади.
Его нагонял знакомый по испытаниям трала инженер-майор Ворошилов.
– Увидал тебя из окна, мчишься, словно кто гонится. Как живешь?
– Хвастаться нечем. Хотел хотя бы батальон тральщиков организовать. Федоренко ответил: танков нет.
– Сколько ж можно упорствовать?! Должен же понять – тральщики фронту нужны дозарезу!
– Плетью обуха не перешибешь.
Ворошилов задумался, потом произнес неуверенно:
– Не люблю к отцу обращаться, но придется. За тралы и я болею. Вместе же испытывали, отчеты сочиняли…
– Спасибо, Петр Климентьевич.
– Плюнь через плечо! Веришь ли, суеверным стал. На днях был на Ленинградском фронте, на самолет опоздал, поехал товарником. Жив. А самолет над Ильменем сгорел… Ты в академию? Как Ростовский?
– Вроде ничего.
– Поклон ему. От того, что такие люди есть, жить хочется.
На том и расстались. Через день Павла вызвали в Кремль к Климентию Ефремовичу Ворошилову, занимавшему пост члена Ставки ВГК. Маршал времени на расспросы тратить не стал, к предложению создавать специальные формирования наземных тральщиков отнесся одобрительно. Тут же соединился с заместителем начальника Генерального штаба Антоновым.
– Алексей Иннокентьевич? Прошу принять конструктора противоминных тралов майора Клевцова. У него, по-моему, есть дельное предложение. Когда? – Ворошилов вопросительно взглянул на Павла, но ответил за него. – Готов в любой час дня и ночи.
…Для солдат, офицеров, генералов – всех окопников Центрального и Воронежского фронтов, для партизан в тылу врага, для работников Генерального штаба эти дни были полны жесточайшего напряжения. Оправившись после сталинградского разгрома, гитлеровская машина готовилась к еще более крупному наступлению на орловско-курском и белгородско-харьковском направлениях. Наши войска зарывались в землю, ставили минные заграждения, создавали сеть оборонительных сооружений. В небе барражировали свои и неприятельские самолеты, то и дело вступая в яростные схватки. За линией боевого соприкосновения день и ночь гудели танки, ревели тягачи с тяжелыми орудиями, урчали грузовики, развозящие боеприпасы и горючее, живую силу и продовольствие по многочисленным пунктам.
В конце июня 1943 года участились воздушные бои. Иногда в воздухе на сравнительно небольшом пространстве сходилось одновременно больше сотни самолетов с обеих сторон. В Ставку поступали все более тревожные донесения о крупных передвижениях бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений, подтягивающихся к переднему краю. Наземная и воздушная разведка засекала скопления вражеских танков в низинах и рощах непосредственно у передовой.
В начале июля накал ожидания наступления достиг критической точки. В этот момент Павел получил приказание прибыть в Генеральный штаб. Генерал Антонов принял его 5 июля в 4 утра. То и дело звонили телефоны, входили офицеры с короткими докладами. По обрывкам фраз, по нервным репликам, какой-то общей напряженности Павел понял, что за полтысячи километров от Москвы стала разгораться битва. Ей суждено было войти в историю под названием Курской.
Уже были захвачены немецкие саперы, назвавшие час наступления, уже более часа в предрассветных сумерках грохотали орудия, минометы, реактивные установки, стараясь ослабить изготовившегося к атаке противника. В этой атмосфере сообщение Павла об опыте применения тральщиков на фронте, в наступлении, прозвучало диссонансом. Из всех, кто в этот момент находился в кабинете, один Антонов остался невозмутимым и спокойным. Когда Павел замолчал, Алексей Иннокентьевич быстро написал проект решения Ставки: сформировать на базе одного из танковых батальонов опытный отдельный инженерный полк противоминных тральщиков.
