Михаил Алексеев - Грозное лето
– Опять, - признался сержант, кладя руку на ствол бронебойки.
– Зачем вы ее притащили сюда?
– Как зачем? - удивился сержант. - Надо же найти ей лучшее применение. Вот я и думаю, нельзя ли приспособить к ПТР[11] оптический прицел, использовать бронебойку как, скажем, снайперскую винтовку: бить по амбразурам вражеских дотов и других укреплений. Ведь скоро мы будем подходить к границе, а там, наверное, доты встретятся. Из винтовки их, конечно, не поразишь. Да и из орудия не всегда попадешь, особенно в амбразуру, а вот из бронебойки, если она будет с оптическим прицелом...
Фетисов замолчал и задумался.
– Вот только одну штуку не могу никак придумать... Надо посоветоваться с генералом. Напишу рапорт на его имя. Подам по команде. У него на этот счет голова хорошо работает. Он, говорят, книгу о войне пишет.
Не художественную, а свои соображения излагает насчет ведения современной войны. Ведь он ученый!.. У него будто какая-то степень имеется...
– Вполне может быть, - согласился Аким, вспомнив генеральский стол, заваленный книгами, и свою последнюю беседу с комдивом.- Солдат, ставший ученым... Ведь здорово!..
– Что ж, может, скоро наступит такое время, и солдаты все наши будут иметь высшее образование. К тому дело идет. А я с этой штукой обязательно обращусь к генералу, - Фетисов снова посмотрел на свою бронебойку.
Аким не стал допытываться, какая это штука тревожит старшину, -разведчику просто было некогда. Однако идея снайперской бронебойки понравилась и ему. Он, как и в тот раз, долго смотрел в простое и вечно озабоченное лицо Фетисова.
"Однако какой беспокойный ум у этого агронома,- подумал он про сержанта. - Будто новые сорта семян выращивает..."
Аким попросил дать проводника до немецкого переднего края.
– Только поскорее. Меня ждут, - добавил он.
– Сейчас дам. Переднего-то края у немцев почти нет. Отдельные узлы только. В случае чего, огоньком вас поддержим.
– Нет, огоньком не надо. У нас дело тихое.
Вышли на улицу. Натолкнулись на какого-то солдата.
– Ануфриенко, ты?
– Я, товарищ сержант!
– Проводи разведчиков. Куда - они тебе сами объяснят, - тихо приказал Фетисов и, пожелав Акиму счастливого пути, вернулся к себе в сторожку.
Боец-проводник указал разведчикам место, где, по его мнению, у немцев никого не было. Часа полтора разведчики еще наблюдали. Затем, ощупав на себе гранаты, автоматы, диски, ножи, поползли.
К селу они пробрались далеко за полночь. Где-то горлопанил еще не съеденный немцами петух, ворчали на грейдере автомашины.
Выбрали безопасное место. Здесь остался один Шахаев, а остальные разведчики поползли к селению.
Акиму досталась центральная часть села.
Он пробирался огородами, то и дело перелезая через плетни. Так он добрался до середины села. Услышал скрип колодезного журавля. Темным и узким переулком он вышел к улице и увидел у колодца женщину; наполнив деревянной бадьей белые цинковые ведра, она приподняла их на коромысле. Аким решительно направился к ней. Заметив его, женщина опустила ведра на землю. Очевидно, она очень испугалась, потому что долго не могла ответить на вопросы разведчика. Наконец, опасливо оглядываясь по сторонам, зашептала:
– Как же ты... милый, попал сюда?
– Потом об этом... Скажите поскорее, много ли в вашей деревне немецких танков?
Женщина приблизила свое лицо к Акиму и ничего не сказала: уж больно похож был на немца стоявший перед ней высокий и худой солдат.
– Что же молчите, мать? - вырвалось у Акима. И по тому, как он сказал это слово "мать", колхозница окончательно убедилась, что перед ней свой. Она ответила:
– Много, деточка...
– Говорите же быстрей - сколько, - нервничал Аким,
– Много их, окаянных, да вот без бензину стояли. Только сейчас цистерна их приехала...
"Должно быть, с соляркой",- подумал Аким.
– Где она? - горячо прошептал он, схватив женщину за рукав. Очки его блестели.
Колхозница рассказала, что бензовоз стоит у нее во дворе, а в хату набилось "видимо-невидимо" немецкой солдатни, они натаскали кур и теперь заставляют ее их жарить.
Аким схватил у женщины ведра и побежал в переулок. Авдотья - так звали колхозницу - поспешила за ним. Аким лихорадочно обдумывал план действий. Сердце разведчика боролось с разумом. Сердце требовало немедленных действий, разум останавливал. Первым желанием Акима было тотчас же побежать во двор Авдотьи и гранатами подорвать бензозаправщик. Но холодный и спокойный ум бывалого разведчика отвергал это намерение: ведь во дворе, наверно, много немцев, они не подпустят его к цистерне. В конце концов родилось одно, может быть самое правильное, решение.
– Где ваша хата? - спросил он Авдотью.
– А вон, через два дома отсюда.
– Ну, спасибо вам, мать!
Через несколько минут Аким находился возле Шахаева и горячо излагал свой план. Сенька, вернувшийся из поиска, попросил Шахаева:
– Я пойду вместе с Акимом.
Но Аким холодно заметил:
– Не нужен мне помощник. Я и один справлюсь.
Решено было повторить вариант, примененный когда-то разведчиками при уничтожении вражеского моста.
Час спустя после встречи с русским солдатом Авдотья услышала в другом конце селения, где-то на его южной окраине, два гранатных взрыва, за которыми последовала бешеная автоматная стрельба. Немцы, сидевшие в ee хате, побросали недоеденных кур, похватали автоматы и выскочили на улицу, направляясь в сторону перестрелки.
Авдотьин двор опустел. Только огромной тушей чернел бензовоз. Но недолго было тихо и тут. К хате колхозницы подбежал тот самый красноармеец, с которым Авдотья встретилась у колодца. Он был без пилотки. Волосы мокрыми прядями прилипали к высокому лбу. Боец тяжело дышал. Должно быть, до этого он много и быстро бежал. Поняв, в чем дело, женщина заторопила его:
– Пали, родной, пали!..
Она даже не подумала, что бензовоз стоит прямо под соломенной крышей ее хаты.
– Пали же!..
– Скорее уходи отсюда, мать!..
Авдотья выскочила из хаты и побежала через улицу. Она уже была далеко от своего дома, когда раздался взрыв. Мощное пламя плесканулось в черное небо. По улице, освещенной пожаром, бежали немцы. Потом стрельба началась где-то совсем близко. Авдотья поняла, что стреляют на ее огороде. Сердце ее похолодело: "He попался бы, бедненький!"
Аким отбежал в огород и остановился: захотелось еще раз увидеть горящий бензовоз. Он понял, что совершил непростительную ошибку, но понял слишком поздно: немцы уже заметили его и теперь охватывали со всех сторон. Он видел их перебегающие фигуры. "Это - конец",- подумал он с необъяснимым спокойствием. Поднял автомат и с каким-то, не испытываемым ранее злорадным наслаждением пустил длинную очередь по первым попавшимся ему на глаза немцам. Двое из них упали, Аким торжествующе крикнул и снова дал очередь. Враги ответили огнем. Аким кинулся в подсолнухи, задыхаясь от свирепой ненависти к своим преследователям. Сухие, колючие шляпки больно колотили его по лицу, царапались, но всего этого Аким не чувствовал. Не слышал он и того, как над самой его головой вспорхнула стайка воробьев и с веселым, шумным чириканьем перелетела на другое место, в вишни.
Акиму показалось, что он может спастись. Он углублялся в подсолнухи все дальше и дальше. Но вот - тупой удар в спину, что-то сильно рвануло грудную клетку, и он упал, чувствуя, как гимнастерка наполняется теплой и липкой жидкостью.
– Убит,- просто и в полном сознании прошептал он. Язык его ощутил соленый вкус крови. Кровь клокотала еще где-то в горле.
– Обидно...- вновь прошептал он и, путаясь в мыслях, как в паутине, хотел понять, отчего же ему обидно, зачем произнес это слово. И, нe найдя ответа, повторил опять: - Обидно...
Воробьи снова защебетали где-то рядом, звонко, шумливо. Теперь он услышал их. Но это длилось недолго. Постепенно щебет воробьев сменился каким-то новым звуком, похожим на далекий звон колокола, но и этот звук стал затухать. А потом и вовсе стало тихо.
6
Перед Наташей - дневник Акима. Боже мой, как знаком ей этот почерк -мелкий, неторопливый, ровный... "Аким, родной мой, славный мой! Ну почему ты должен был погибнуть сразу же после нашей встречи? Почему?.. Почему вражеская пуля щадила тебя, когда меня не было рядом с тобой? Зачем ты ушел от меня? Ведь ты сказал мне, что все будет хорошо и мы никогда больше не расстанемся".
Она перевернула еще одну страницу и увидела стихи. Это о них, должно быть, говорил ей Аким при встрече.
Первую строку Наташа не разобрала. Прочла дальше:
Так почему же я один
Среди родных, среди друзей
Остался жив и невредим?
– Остался жив и невредим,- машинально повторила она.
