Наполеон Ридевский - Парашюты на деревьях
До полуночи ждали прихода Ивана и Алексея, а затем, забравшись в землянку, рискнули разуться, обуть тапки. Нам показалось, что они, эти тапки, имеют какую-то чудодейственную силу, — мы быстро согрелись под одеялом и шинелями и уснули.
Утром проснулись — вставать не хотелось.
— Потеплело здорово в нашей норе, — прошептал Генка.
Он приоткрыл выход и ахнул от удивления — выпал первый снег. Наша елочка, которой мы маскировали вход, стала похожей на маскарадную. Вся сияла она в белых звездочках-снежинках. И все же не радость, а лишнюю тревогу принес нам маскарадный подарок матушки-зимы. Теперь и по воду к ручью не сходишь — сразу выдадут следы, оставленные на снежной целине.
— Он скоро растает. Первый снег никогда долго не держится, — как утешение для нас обоих высказал я свое предположение.
В тот день у меня созревал новый план.
Я долго не говорил о нем Генке, обдумывая варианты, возможность его осуществления. Он целиком зависел от того, придут к нам Иван Громов и Алексей Лозовой или не придут.
НЕ С КАЖДЫМ ХОДИТЬ В РАЗВЕДКУ
Что греха таить, где-то под сердцем всегда жила тревога, что мы оба можем погибнуть, не дождавшись своих. И сведения, собранные с такими трудностями, пропадут зря. А в том, что они могли принести пользу нашему командованию, мы не сомневались. Сложилась такая ситуация, что добывать разведданные нам стало проще, чем передать их по назначению. Вот я и подумал: если к нам присоединятся военнопленные Иван Громов и Алексей Лозовой, одного из них пошлю с Генкой за линию фронта, отправлю с ними собранный материал, а также письмо, чтобы были приняты меры к установлению связи. Как-никак, а мы закрепились с Генкой в очень важном районе. Мы сидели на магистрали Берлин — Бромберг — Кенигсберг — Тильзит. У нас появилась в Восточной Пруссии та точка опоры, о которой мечтал каждый разведчик из нашей, да и не только из нашей группы: мы завязали связи с местным населением, встретились с надежными немецкими друзьями.
За фронт следовало послать карту, переданную немецким майором, блокноты и другие записи. Конечно, копии всех этих материалов следовало оставить у себя. Шансы на успех моего плана были не очень велики — перейти линию фронта в момент ее длительной стабилизации не так просто, но в случае удачи выигрыш был несомненный. Прежде чем отправить Генку с одним из наших новых знакомых, нам следовало побывать еще раз на Земландском полуострове: мы должны были посмотреть своими глазами, что там делается.
Наконец, я поделился своими мыслями с Генкой. Тишина неприятным рубежом легла между нами.
— Пойдешь? — наконец нарушил я этот рубеж.
— Если прикажешь. Добровольно не пойду, — отрезал Генка. В голосе его чувствовалась обида. — Если идти, то вдвоем с тобой — и как можно быстрее.
Я ему ответил, что неразумно прерывать ведение разведки и нарушать те связи с немцами, которые так благополучно установились.
К вечеру первый снег сошел. Кое-где только белели небольшие пятна. Установилась, как говорят охотники, пестрая тропа. Все же, обходя эти белые островки, можно было двигаться по лесу, не оставляя четкого следа. Прежде всего мы проверили почтовые ящики. Теперь в одном участке располагалось их уже три, если не считать тот, что оставался за каналом Тимбер. Все они оказались пустыми. Почему молчат Громов и Лозовой?
— Может, их уже вывезли? — высказал предположение Генка.
— Могло быть и так. Подождем, — стараясь не терять надежды, ответил я.
Иван и Алексей появились днем позже несколько неожиданно. Было еще светло. Мы с Генкой на всякий случай готовили копии добытых сведений, когда услышали шаги над нашей землянкой, а затем удары палкой по стволу дерева, но не приглушенные, как мы уславливались, а изо всей силы, так, что эхо покатилось по лесу. Мы выглянули из своей землянки — Иван и Алексей стоят на открытом месте без всякой осторожности. Воспользовавшись моментом, когда они стояли к нам спиной, мы незаметно вылезли и окликнули их. Хлопцы вздрогнули от неожиданности.
— Тьфу, черт, испугался, — махнул рукой Иван. — Все равно как из-под земли выскочили.
— Так и есть, из-под земли! Хвоста за собой не притянули!
— Да нет, не должны.
— Значит, остаетесь с нами?
— Конечно! — в один голос ответили они.
Нам хотелось торжественно оформить возвращение из плена Ивана Громова и Алексея Лозового. Я обратился к ним примерно с такими словами:
— Вы принимали присягу верно служить Родине. Никто не снимал с вас этой священной обязанности. После позорного плена вы вновь вступили в ряды Красной Армии. Будете продолжать нелегкую и почетную службу в разведгруппе.
Иван Громов слушал меня внимательно, а Алексей, переминаясь с ноги на ногу, теребил пальцами затылок, словно хитроумный мужичок на рынке приценивался к товару, за который запросили слишком высокую цену.
У меня тут же созрела мысль вооружить Алексея своим автоматом, дать ему одну гранату. Сам я решил остаться на сутки с пистолетом. Следующей ночью мы сможем забрать запасные автоматы с боеприпасами, которые захоронены у «Трех кайзеровских дубов».
Я снял автомат, протянул его Генке:
— Вручи оружие Алексею.
— Поздравляю тебя с возвращением в ряды Красной Армии, — пожимая руку, сказал Генка.
— Молодец, хорошо ты говоришь, — похвалил его Алексей, принимая автомат.
— Нужно ответить: служу Советскому Союзу! — поправил его Генка.
Иван Громов, которого мы тут же вооружили Генкиным пистолетом, отнесся ко всему более серьезно. Одним словом, торжественности не получилось.
Всю ночь расширяли землянку, укрепляли стены и потолок древесными чурками, взятыми из штабеля. Утром разместились в ней вчетвером.
— Ребята в лагере не пострадают из-за вашего побега? — спросил я.
— Не должны. Охрану всю заменили. Группу нашу распустили: лес больше не валят. Мастера Шиллата призвали в армию, а Райчук заболел. Немцев словно подменили — помягче стали, поговаривают, что даже новый приказ появился относительно перемены отношений к пленным, — пояснял Алексей.
Алексей весь день не умолкал. Рассказывал о своей рыбацкой жизни в Таганроге, на Петрушиной косе. Говорил о своих братьях, тоже рыбаках, о своей матери, о том, как она вкусно могла готовить блюда из рыбы.
— Хватит тебе, — прервал его Иван. — И так слюнки текут, а ты лезешь в душу со своей рыбкой жареной, вяленой. Только аппетит разжигаешь.
О посылке за линию фронта кого-либо из новых членов нашей группы я им еще не говорил. Решил сначала попытаться захватить «языка» на хуторе Шмаленберг, где, по словам Алексея, размещалась какая-то шпионская школа. Во время похода на хутор Шмаленберг можно было проверить и боевые качества Ивана и Алексея.
Дня через два решили перенести в землянку радиостанцию, забрать автоматы, боеприпасы.
— А почему вы только вдвоем? — спросил Алексей.
— Люди ушли выполнять задание, — уклончиво ответил я.
— За радиостанцией сходите втроем, — распорядился я. — Старшим назначаю Юшкевича. Заберите из этого тайника все. Попутно проверите почтовый ящик.
До «Трех кайзеровских дубов» было недалеко, менее пяти километров. Я полагал, что трех часов на весь поход и возвращение им будет достаточно, провел их до первой просеки, а сам вернулся к землянке: в любой момент мог подойти Райчук.
Прошло более трех часов, но ребят не было. Я начал беспокоиться — не случилось ли чего-либо в пути. Тем более что в той стороне, куда они пошли, слышались отдаленные выстрелы, хотя на выстрелы мы привыкли не очень-то обращать внимания — так часто в любое время дня и ночи они слышались со всех сторон.
Вернулись Генка с Алексеем только к утру. Они ничего не принесли. Не было с ними и Ивана Громова.
— Где же Иван? Куда он девался! — спросил я.
— Не знаем, — первым развел руками Алексей. — Жив ли он?
Генка рассказал, что они осторожно шли по знакомой просеке, по которой мы уже неоднократно ходили. Неожиданно напоролись на шлагбаум. Справа от него, за кюветом, увидели полосатую будку. Часовой крикнул: хальт! хальт! Сразу же раздался винтовочный выстрел, за ним — второй. Генка и Алексей бросились влево, а Иван — вправо. Генка залег и дал очередь по часовому. Пару раз окликнули Ивана и спешно отошли. Что случилось с Иваном Громовым, узнать не удалось. Когда Генка кончил рассказывать, Алексей заметил:
— Так и погибнуть можно…
Эта реплика резанула мне слух.
— А как ты думал, — со злостью ответил ему Генка. — На войне такое случается.
Я не придал замечанию Алексея особого значения: он был расстроен исчезновением друга.
Не пришел Иван Громов ни следующим днем, ни ночью. Я написал записку Райчуку с просьбой, может он что-либо узнает о судьбе нашего Ивана Громова — бывшего военнопленного. Отнести корреспонденцию и проверить почтовые ящики послал одного Генку.
