Олег Коряков - Странный генерал
– За этим леском. Командир уехал к генералу Бота.
– Всех на коней, скачите к комманданту Вилье. Он еле держится. Осмотрись там – если отходить, по-моему, надо левее, чтобы все время держать реку на прицеле. Ясно?.. А ты, – генерал повернулся к Каамо, – поедешь к Луису Бота. Сейчас я напишу записку…
Каамо был горд этим поручением. И белому-то доверят такое не всякому. Генеральское донесение – это надо понимать!
Он вообще считал, что жизнь его устроилась совсем неплохо. Можно быть вполне довольным такой жизнью. Она у него особая – не как у других негров. Другие негры и на войне остаются подневольными работниками, слугами, рабами. Они ухаживают за хозяевами и за скотом, готовят топливо для костров и таскают воду, они ютятся в обозе и во время переходов плетутся за фургонами, впрягаясь при нужде рядом с волами. А Каамо воюет.
Конечно, все это сделал Питер. Это он купил для Каамо коней и винтовку, он держался с ним как с равным, он всегда брал его в бой. И другие, глядя на Питера, уже не могли относиться к Каамо как к простому коноводу. А когда выручали Чаку и Каамо бесшумно и быстро прикончил часового, он слышал о себе даже похвальные слова. Правда, один старик сказал Питеру: «Ты зря потрафляешь ему. Не к чему приучать кафров резать белых. Это к добру не приведет». Питер тогда только усмехнулся: «Смотря по тому – каких белых». И все. Очень хорошо сказал Питер!
Каамо погнал коня быстрее…
…Бота действительно ожидал приезда президента Крюгера, мысли его были заняты этим, и Терона он слушал рассеянно. Впрочем, генерал всегда отличался умением схватывать все на лету, и намерения Терона были ему уже ясны.
– Хорошо, Губерт, я вас понял. – Бота нетерпеливо встал и, теребя пуговицу на френче, прошелся по палатке. – Вы хотите изменить мне. – Тут же генерал улыбнулся. – Не надо жестов возмущения. Я отлично понимаю, что к генералу Девету вы хотите перейти вовсе не потому, что он лучше генерала Бота. Просто там сейчас очень трудно, а это ваша стихия. Что ж, нам и так пришлось отправить к Блюмфонтейну немалую часть войска, и ваша полусотня бойцов, конечно, положения в Натале не изменит. Другое дело лично вы. С вами, Губерт, мне расставаться жаль. Но задерживать вас я не стану. – Он протянул руку.
– Спасибо, – с чувством сказал Терон, пожимая узкую длинную ладонь; тик подергивал его глаз.
У палатки послышалась негромкая, осторожная перебранка: кто-то подъехал и спорил с часовым. Бота выглянул. К нему шагнул бравый молодой негр и, протягивая небрежно свернутый листок бумаги, отчеканил:
– Вам от генерала Мейера. Бота узнал его:
– А, знаменитый грамотей и разведчик! Как воюешь? Он ведь у вас, Терон?
– Воюет отлично. Пока у меня, завтра – уже нет.
– То есть?
– Питер Кофальоф – вы помните его – остается здесь, у вас. Он хочет быть с трансваальцами. Ну, а Каамо там, где Питер.
Бота еще раз, искоса, глянул на юношу и развернул бумагу. Темные тонкие брови сошлись в переносице.
– Плохи дела… Вы сейчас к себе, Терон? Подождите минутку, я с вами.
Он отошел в сторонку, где его и Луки Мейера жены, обе молодые, в модных шляпках и длинных бурских платьях, хлопотали у костра. «Тоже готовятся к приезду Крюгера», – с неожиданной неприязнью подумал Бота.
– Анни, я еду на Тугелу. В случае чего пошлешь адъютанта.
– А президент? Вдруг он приедет без тебя?
– На войне, милая, бывают дела поважнее приезда президента, – сухо сказал Бота и, отвернувшись, крикнул: – Коня!..
4Армия буров отходила на север. Сначала начали отступать с Тугелы, затем сняли осаду с Ледисмита и теперь, огрызаясь, отплевываясь свинцом, отползали вдоль железной дороги на линию Данди – Гленко.
В конце февраля нежданно выпали дожди, и это было совсем некстати. Дороги размыло, ручьи превратились в речки, а речки – в реки. Обозы тянулись медленно и трудно.
Артур Бозе ехал верхом за фургонами своего коммандо. Белла несколько раз звала его прилечь в повозку – старик в ответ лишь рычал что-то невнятное. Третий день его мучил приступ ревматизма. Боль пронизывала все тело, казалось, скрючивала, заставляла яростно и бессильно скрипеть зубами.
Обоз был громоздкий и шумный. На все лады дребезжали и постукивали повозки, переругивались погонщики, разноголосо переговаривались негры и женщины, всплакивали детишки. Бозе привык к этому шуму и, когда боль чуток отступала, неторопливо, лениво размышлял.
Мысли были невеселые, но, как всякий бур, старик в глубине души был доволен, что пути повернули поближе к дому. «Дом мой – крепость моя» – это у буров впитывалось с первыми глотками материнского молока, это успокаивало и придавало сил. Он давно примирился с тем, что рудник его не работает, а взглянуть на родное детище все же хотелось. Что-то долго не возвращается Дик – говорят, послан со старым Брюгелем к Питу Кронье, а у Кронье дела, рассказывают, неважные. Скорей бы уж кончалась эта заваруха – вернуться домой и передать дела зятю, как свое пришлось передать коммандо Питеру…
Противно взвизгнул и ахнул недалеко сзади снаряд. Обозный шум разом стал сильнее, взволнованней. Второй снаряд разорвался впереди. Что же они, сволочи, делают – специально по обозу бьют?!
Началось столпотворение. Передние фургоны, как раз в это время преодолевавшие ручей с крутыми берегами, рванулись вперед. Затрещали оси, повалился один фургон, второй… На них напирали и бились быки следующих упряжек. Несколько повозок свернули с дороги в лес и застряли там. Ошалело метался скот. Кто-то завизжал предсмертным визгом. Бестолково суетились и кричали люди. А сзади напирали лошади, быки, повозки.
Коня Бозе сдавили с двух сторон фургоны, старик заорал, вдруг конь рухнул – Бозе еле успел выпрыгнуть из седла, что-то обрушилось на его ногу, она хрястнула…
Паника охватила весь обоз. Бросая фургоны, скот и припасы, люди убегали в лес, кидались в бурный ручей, карабкались по крутым осклизлым берегам.
Примчался Бота. Обычно сдержанный, хладнокровный, он разъярился, размахивал револьвером и даже выстрелил дважды в воздух. Но способности моментально ориентироваться в положении генерал не потерял. Быстро собрав группу негров, он приказал немедленно прорубать дополнительные дороги к ручью. Еще одна группа начала расчищать переправу – выпрягая быков, вытаскивая из ручьев поваленные фургоны. И уже летел гонец в коммандо Ковалева, прикрывавшее обоз, с приказом атаковать вражескую батарею.
Гонец опоздал.
Когда англичане перенесли огонь вглубь, Петр сразу сообразил, куда теперь полетят снаряды. Оставив коммандо на высотке, которую оно занимало, он с двадцатью бойцами метнулся к артиллеристам.
– Запрягай! – еще издали закричал Петр, и, видно, таков уж был его вид и так звучал голос, что прислуга тотчас кинулась к лошадям.
– В чем дело? – обескураженно спросил молодой фельдкорнет, командовавший орудиями.
– Слушать мой приказ! – изо всех сил рявкнул Петр. – За мной!
Лесной дорогой – всего каких-то полмили – он галопом вывел пушкарей во фланг наседающего на пятки буров английского батальона. Пушкари, с ходу развернув орудия, прямой наводкой хлестанули по вражеской батарее. Стрелки, естественно, присоединились к ним.
Внезапное и дерзкое нападение ошеломило англичан. Видимо, они решили, что в тыл им заходит крупный отряд. Батальон откатился назад, оставив два исковерканных орудия.
Бурский обоз, миновав злополучный ручей, по приказу Бота разделился на три части…
Вечером состоялся кригсраад. Жубер, высохший и желтый, был торжествен и ласков. Президент вызывал его в Кронштадт.
– Я покидаю Наталь, господа, в тяжелые для буров дни, – сказал главнокомандующий. – Богу было угодно ниспослать нам тягостные испытания. Но я уезжаю с глубокой верой в светлое провидение: оно не даст нам испытать горечь унизительного рабства, справедливая победа останется за бурами. Моим заместителем среди вас будет Луис Бота. Он еще молод, но, находясь здесь давно, хорошо изучил положение, таланты его вам известны, и я прошу вас исполнять его распоряжения даже и в том случае, если они будут в некотором противоречии с моими…
Все уже знали, что Бота официально назначен ассистент-коммандант-генералом. Это была последняя ступенька перед чином коммандант-генерала – главнокомандующего.
ОПЯТЬ ВПЕРЕДИ ВААЛЬ
С Конрадом Билке из лагеря Кронье пытались выскочить двадцать шесть буров – в Блюмфонтейн прискакали четверо. На загнанных, разом исхудавших конях они ехали по улицам города, и даже самый несмышленый мог догадаться, из какого пекла они вырвались. Обтрепанные, косматые и закопченные, с диковатыми воспаленными глазами, они ехали молча, и люди понимали: эти – оттуда.
– Что, очень плохо там, сынки? – спросил какой-то ветхий старикан.
