Георгий Красковский - На дорогах войны
— Итальянский трудящийся говорит: «Заведующий Западной Европой хорошо разбирается в делах», — под общий хохот Горбань продолжал разыгрывать роль бойкого переводчика с итальянского.
— Почему же ты побежал не к роте, а к противнику? — допрашивал старшина.
Федя не стал томить нас ожиданием и весело рассказал о своем приключении.
— Не к противнику я побежал, а к укрытию, к хате. До роты-то было метров триста, а до хаты меньше сотни. А когда он по мне дал очередь, я свалился за плетень и притворился мертвым. И так спокойненько пролежал до ночи. Кому нужен мертвый? Пока лежал, надумал скрыться в погребе. Здесь же в каждом дворе роют погреба для овощей и фруктов. Залез в погреб, думаю, отсижусь, а утром все равно наши возьмут станицу. На всякий случай приготовил гранату, больше-то никакого оружия при мне не было. Если вдруг обнаружат — даром жизнь не отдам… Должно быть, здорово пошарили в этой яме еще раньше меня. Зажег я свою «катюшу», посветил немного и ничего, кроме нескольких морковок, не нашел. Отер «фрукту» полой, сижу, похрустываю. Вдруг крышка погреба приоткрылась и прямо на меня свалился какой-то тип. Ну, я не люблю, когда гости вваливаются без приглашения. Я крепенько так притиснул его и самыми вежливыми словами справился, какой его бис тут носит. Он нисколько не обиделся и прохрипел жалобно так: «Русски товаррич, карошо». Надо, думаю, посмотреть, что это за «товарищ» и что в нем хорошего. Не выпуская гранаты из рук, засветил свою «катюшу». Увидел он, что имеет дело с советским солдатом, да еще с заведующим Западной Европой, так сразу поднял руки вверх…
Как они сумели объясниться на разных языках, трудно даже догадаться. Однако Федя сказал, что ему опять же помогла карта. У иностранца оказался фонарик. Прикрывшись полой шинели, Федя засветил его и стал «пропагандировать» чужеземного солдата с помощью карты. Когда пришелец увидел изображение Италии, он хлопнул себя рукой по груди и несколько раз произнес: «Итальяно, итальяно». Способности Феди вести такую двуязыкую беседу оказались прямо-таки феноменальными. Он вскоре выяснил, что итальянец крайне недоволен своими немецкими партнерами. Сами они ночью ложатся спать, а итальянцы несут боевое охранение. Сами едут в бой в танках, за броней, а итальянцев сажают десантом сверху, на броню. И вообще итальянец не понимает, как могут эти снежные степи служить каким-то жизненным пространством для них. Словом, Антон счел за благо «выйти из войны» и хотел в яме дождаться, пока русские возьмут деревню, и тогда сдаться в плен. Федя энергично разъяснил, что он не разделяет философию своего ночного собеседника. Пассивное сопротивление — это ерунда, интеллигентщина, можно сказать, поповщина. Не надо бросать оружия, а надо повернуть его против фашистов.
Федя пришел в негодование, когда узнал, что итальянец (кстати, тоже наводчик), пробираясь в спасительный погреб, бросил свое оружие под забор. Надо же быть таким дураком! Кругом враги, а у них тут единственная граната на двоих. Федя выразил свое возмущение в высокоэмоциональной русско-украинской тираде. Итальянец ничего не понял, но прошептал свое неизменное русское «карошо».
— Ах, хорошо, тогда пошли добывать твой пулемет.
Горбань вылез из ямы, заставил выбраться итальянца. Поползли вместе. Вдруг вспыхнула осветительная ракета. Федя прижался к земле, точно мертвый, а сам настороженно впился глазами в итальянца. А ну, как этот пацифист встанет, позовет своих и скажет: «Держите его, это я вам привел «языка». А у нашего храброго пулеметчика только одна граната. Однако «итальянский трудящийся», пока светила ракета, лежал не шелохнувшись, но как только вновь наступила тьма, сделал решительную попытку уползти обратно в яму. Федя своею властной рукой возвратил его на прежнее место. Еще не раз вспыхивали осветительные ракеты. «Итальяно» пугливо озирался и все время что-то шептал, не то проклятия, не то молитвы. Надо полагать, он тоже не был уверен в благожелательности намерений Горбаня: а вдруг этот русский, вооружившись пулеметом, возьмет и расстреляет его? Так, хоронясь от гитлеровцев и настороженно следя друг за другом, они вырыли пулемет и ленты из сугроба и возвратились ползком в яму.
Горбань немедленно изложил обширный план нападения на гитлеровцев с тылу, но итальянец наотрез отказался. Он молитвенно складывал руки, поднимал глаза к небу. То ли на бога ссылался, то ли еще на какие-то высшие инстанции. Федя понял, что ему в этом пункте без знания языка ничего не добиться и, сердито послав своего подопечного пацифиста к бису, сказал: «Ну, добре, я сам все сделаю. Только ты не мешай мне».
Итальянец охотно рассказал устройство своего пулемета и показал, как надо вести из него огонь. Впрочем, магнитогорский горняк уже повидал немало всякого оружия и мог бы разобраться сам. Но он все же внимательно проследил за всеми манипуляциями итальянца и в точности повторил их. Тот удовлетворительно закивал головой, радуясь понятливости своего ученика. «Эх, темнота, — пробормотал Горбань. — Что же ты, не знаешь, что техника в период реконструкции решает все».
Утром, ориентируясь по звукам боя, Горбань улучил момент, выбрался из ямы и занял огневую позицию. Итальянец лег рядом и расторопно подавал ленты. Это они и нанесли тот дополнительный встречный удар, который окончательно поставил в тупик фашистскую пехоту…
Рассказывая все это, Федя дружелюбно похлопывал итальянца по плечу, стараясь всячески рассеять еще не выветрившееся чувство страха перед русскими.
— Рота знала, кого назначать заведующим Европой. Вот так, друг Антон! Когда и вы будете знать, кого выбирать заведующими, тогда и у вас все будет в порядке. А пока, хлопцы, дайте итальянскому трудящемуся котелок каши, а я пойду разыскивать остатки своего пулемета, а то старшина снова нацелился на меня…
— Отставить! — скомандовал старшина. — Сначала приведи себя в порядок, потом пойдем к командиру. Доложишь по форме, чем ты занимался в расположении врага.
Федя пристально посмотрел на старшину, усмехнулся, сбросил соломенные боты, сел на них, вынул из вещевого мешка свои сапоги и, тщательно наматывая портянки, вполголоса запел:
Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет…
Л. Кузьмин
ОГНЕННЫЙ СЛЕД
Кыштым, площадь Освобождения Урала, 17. Этот адрес приведет к небольшому дому, что стоит на берегу озера. Почти каждый вечер сюда на огонек приходят пионеры, учителя, рабочие. Приветливо встречает гостей среднего роста широкоплечий человек. Из потемневшего шкафа он достает большую папку с письмами. На конвертах знакомые имена. Это письма писателей, офицеров Советской Армии, видных общественных деятелей, адресованные хозяину дома.
Кто он такой?
Алексей Андреевич Бородулин — прославленный партизан, ветеран Великой Отечественной войны, чье имя знакомо каждому в городе. Он рассказывает о своих однополчанах. И когда слушаешь его, читаешь письма боевых друзей, потрясают подвиги простых советских людей, свершенные ими в годы войны.
РЯДОМ С ВРАГОМВ один из ноябрьских дней 1941 года Советское Информбюро передало важное сообщение: «Сегодня ночью бойцы отряда особого назначения Западного фронта и партизаны Угодско-Заводского района Московской области разгромили штаб 12-го армейского корпуса отборных частей СС». Об этой дерзкой операции писали многие зарубежные газеты.
А вот что было за этими скупыми строками.
…Бородулина вызвали в штаб ночью. Генерал испытующе посмотрел на Алексея в упор и спросил:
— Уралец, значит? Скажите, согласны ли вы действовать в тылу врага? — Тут же предостерегающе поднял руку. — Подумайте. Это не приказ. Запомните, там опасно, — и добавил: — Очень опасно.
Наступила пауза. На столе будильник отсчитывал напряженные секунды. Переборов волнение, Алексей твердо сказал:
— Готов, товарищ генерал.
Генерал одобрительно кивнул головой.
Несколько месяцев проходили специальную подготовку. Обучал старый чекист, полковник Иовлев.
Однажды глубокой ночью полторы сотни человек, как призраки, перешли линию фронта и растворились в подмосковных лесах. Это был отряд особого назначения, сформированный по указанию Комитета Обороны для выполнения важных заданий. Повел отряд капитан Жабо, высокий русоголовый латыш, человек, не знающий страха.
…Чернильно-черное небо освещалось багровыми вспышками. Ноябрьский ветер качал обледенелые верхушки берез. Вот уже несколько часов отряд Жабо пробирался по намеченному маршруту. Двигались небольшими группами. Рядом с Бородулиным шел, прихрамывая, невысокий мужчина из Башкирии. Это был Султанов Галей. Часто в свободные минуты вспоминали они родные края. Душой привязался к нему Алексей. Спали с ним под одной шинелью, ели из одного котелка.
