Аурел Михале - Тревожные ночи
Нам снова одним предстояло отражать яростные атаки немцев. Остальные подразделения нашей части были остановлены противником на линии домов позади нас. И только справа от нас наши занимали еще одно здание, откуда ночью мы могли получить помощь. Вторая штурмовая группа была уничтожена немцами еще во время их первой контратаки. «Каменный дом» таким образом стал передовой позицией на нашем участке фронта; он глубоко вклинился в извилистую линию обороны немцев.
Я напряженно прислушивался, ожидая момента, когда со второго этажа заговорит пулемет Бурады. Сигнал к открытию огня всегда подавал он. Через пролом в стене было видно, как, извиваясь, все ближе и ближе подползали немцы. «Что бы они ни делали, — думал я, — все равно им не одолеть нас, не захватить «каменный дом». Правда, нас осталось маловато, всего только семь человек. Однако у каждого, за исключением снайпера Василия Цупы, был пулемет и много пулеметных лент. А поскольку участок, на котором скапливались гитлеровцы, не превышал в длину и двухсот метров, никому из них не удавалось живым выйти из развалин. Каждый раз немцы откатывались с огромными потерями. Перед нами лежали вражеские трупы, число которых увеличивалось с каждой атакой; их было так много, что мы не знали, в кого стрелять, — трудно было отличить, где живые, а где мертвые.
— Чего тут разбираться? — горячился Бурада. — Живые с винтовками!
— А я стреляю во всех без разбору, чтоб им пусто было! — проговорил сержант Ангелаке.
Именно так мы и поступали — били по немцам напропалую, били до тех пор, пока или не уничтожали всех до единого, или не заставляли отползти их за здания, откуда они выходили в атаку. И вот теперь немцы в четвертый раз устремились в атаку. На этот раз ожидание уже не показалось нам столь томительным и лихорадочным, как прежде. Я лежал за пулеметом, опершись на локоть и повернув голову в сторону товарищей. В каждой из разделявших нас стен зиял пролом, через который мы подавали сигналы или при необходимости могли перебежать из одной комнаты в другую. В третьей комнате за пулеметом лежал капрал Аврам Винтилэ. Он был такого маленького роста, что едва доставал до ручек пулемета. Его большая шапка-ушанка из вывороченной овчины постоянно сползала ему на лоб, закрывая глаза. В средней комнате сержант Ангелаке и солдат Ион Букура прилаживали еще один пулемет. Букура был призван в армию недавно. Здесь, в Будапеште, ему впервые пришлось принять участие в бою. Как и мы, он был сапером. В штурмовую группу его взял сержант Ангелаке.
— Разбитной парень… соображает что к чему! — расхваливал его Ангелаке.
И в самом деле, неделю назад во время штурма казармы «Франц Иосиф» Ион Букура, перемахнув через железнодорожную насыпь, под огнем противника подложил заряд тротила под бетонную стену и зажег запальный шнур. С тех пор Букура всегда был там, где Ангелаке. А в бою ни на шаг не отходил от него.
Сержант Ангелаке, немного хмурый, неразговорчивый, был самым сообразительным среди нас. Мы ничего не предпринимали без его совета; даже командир отделения не принимал ни одного сколько-нибудь важного решения, предварительно не поговорив с Ангелаке. А разве сумели бы мы без него овладеть «каменным домом»? Вечь немцев было в пять раз больше нас! А какая прочная у них была оборона! На окнах — мешки с песком, в амбразурах — крупнокалиберные пулеметы, вход охраняло отделение альпийских стрелков!.. Ну как тут прорвешься? Но Ангелаке, как всегда, нашел выход. Накануне он весь день простоял с биноклем в подвале одного из зданий, занятых нашим полком. Вечером Ангелаке позвал меня и Бураду в подвал.
— Есть только один путь овладеть «каменным домом», — сказал он. — Ночью пойдем в обход, осторожно подберемся вон к тому месту, а на рассвете атакуем немцев… Возьмем гранаты и тротил.
Разбились мы на группы по два человека. Еще засветло каждый выбрал себе дорогу среди развалин. Потом все вместе поползли, огибая кучи мусора, застывая при каждом взлете немецких осветительных ракет; временами мы останавливались, вслушиваясь в тишину ночи. Из пятнадцати человек только одиннадцать достигли уловленного места по другую сторону «каменного дома». Мы заметили, что в доме накапливаются для новой атаки немцы. Тогда мы приняли решение заминировать здание и взорвать его. Мы осторожно добрались до окошечка, которое находилось сзади дома. Но тут немцам что-то пришло в голову и они вдруг открыли такой ураганный огонь из всех пулеметов, что даже стены задрожали. Я уж подумал, не обнаружили ли они нас; а Бурада, отличавшийся умением молниеносно принимать решения, подал нам знак войти в дом…
Ангелаке, Ион Букура и еще один гренадер [13], который вскоре был убит, остались у входа. Они должны были уничтожить гранатами отделение немцев, засевших за дверью дома… Да, совсем забыл сказать, что, добравшись до условленного места, мы разулись. Свои шинели и продовольственные сумки мы оставили в полку. Мы влезли в дом через окна и тихо, на цыпочках, с автоматами и гранатами в руках стали подниматься по лестнице. Надо сказать, внимание немцев было отвлечено, а трескотня пулеметов заглушила наши шаги…
Прямо с лестницы мы ворвались в первый и во второй этажи, забрасывая врагов гранатами и расстреливая их из автоматов. В тот же момент Ангелаке атаковал группу немцев у входа. Схватка была короткой: немцы, не приняв боя, разбежались. Большинство из них выпрыгнули в окна и бросились наутек. Со стороны Венгерской улицы по ним открыли огонь свои же.
Рассвирепев, немцы начали отчаянно бить из минометов и пушек по крыше и третьему этажу, куда мы еще не проникли. Под шквальным огнем несколько солдат во главе с Бурадой пробрались и на третий этаж. Завязалась ожесточенная схватка, с обеих сторон полетели гранаты. В этом бою были убиты еще двое наших… Бурада вытащил ракетницу и выпустил из окна в нашу сторону белую ракету. Ракета проплыла над покрытыми снегом развалинами и, померкнув, падающей звездочкой скользнула вниз. Наши роты, находившиеся в домах позади нас, пошли в атаку. Но им удалось пройти всего лишь несколько десятков метров. Шквальный огонь и контратака засевших слева от нас немцев полностью уничтожили вторую штурмовую группу.
Так мы и остались одни защищать «каменный дом». Поскольку нас было мало, мы покинули третий этаж, на который обвалилась горящая крыша, и закрепились на первом и втором этажах. Мы перетащили в нижние комнаты немецкие пулеметы, коробки с пулеметными лентами, гранаты, мешки с песком. В одной из комнат я наткнулся в углу на немецкого ефрейтора, который никак не мог подвязать к шее забинтованную руку. Когда я направил на него автомат, он поднял левую руку и его всего затрясло. Подталкивая в спину стволом автомата, я привел ефрейтора на второй этаж, где Бурада торопливо устанавливал пулемет.
— Ну вот, этого еще нам недоставало! — гневно вырвалось у него…
Потом он поднялся на ноги и с остервенением ударил немца в челюсть своим костлявым кулаком, так что у того лязгнули зубы.
— Ну, — процедил он. — Почему не убежал с другими? Почему не застрелился?
Гитлеровец побелел и задрожал как осиновый лист. Он хотел что-то сказать, но из горла у него вырвались лишь бессвязные гортанные звуки. Бурада, укрепив сошки в стене, снова лег за пулемет. Я же, насупившись, продолжал стоять около него. Мне, собственно, было непонятно, чем я провинился, захватив в плен немца.
— Что ты будешь с ним делать? — помолчав, спросил Бурада. — Он твой, вот и избавляйся от него, как знаешь!
По тому, как к гитлеровцу отнесся Бурада, мне было ясно, что пленного следует расстрелять. Я сделал ему знак подойти к стене и медленно стал взводить автомат. Мне стало противно смотреть на этого безвольного, дрожащего от страха перед дулом автомата солдата. Движением автомата я приказал ему идти, и мы спустились на первый этаж, в комнату, где я должен был установить свой пулемет. Потом я попросил Ангелаке помочь мне привязать немца к радиатору водяного отопления. Я обыскал его карманы и нашел в них лишь галеты, несколько дорогих сигарет и маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Пистолет мне понравился, и, довольный находкой, я сунул его в карман. Затем достал из кармана немца большие карманные часы и оставил их висеть на цепочке, прицепив к пуговице мундира. Галеты гитлеровца мы поделили с Ангелакй, а сигареты я заботливо завернул и положил в карман.
На другой день в промежутках между атаками Ангелаке, томясь в ожидании нового штурма, иногда кричал:
— Букура, пойди-ка к немцу Добрицы и посмотри, сколько времени!
Иону Букуре очень нравилось это. Улыбаясь, он пролезал в пролом стены и шел к привязанному у радиатора ефрейтору. Он щелкал его по носу, чтобы тот поднял голову, и только после этого громко, чтобы все слышали, объявлял время. Так было и перед четвертой атакой немцев. Бурада через пролом, проделанный нами в потолке, спросил, который час. Как сейчас помню, было тогда двадцать пять минут пятого. Спустя пять минут немцы пошли в атаку.
