Владимир Полуботко - Железные люди
И было ли Рымницкому под силу в нужную секунду толкнуть в бок заснувшего матроса Иванова? И сказать: «Закрой дырку, через которую сейчас хлынет вода!» Или передоверить это своим подчинённым: «Вы ж там смотрите! Разбудите вовремя матроса Иванова!»
И было ли в человеческих силах Рымницкого заранее постичь тайну особого закрывания какой-то дурацкой заслонки-задвижки, которая на самом деле должна была закрываться совсем по-другому?
И было ли ему под силу в нужную секунду проследить за движениями пальцев мичмана, выпустившего вхолостую сжатый воздух?
И было ли в его силах собрать экипаж из людей неслучайных?
Это Большие Вопросы. И потому — неразрешимые.
Его участь была, однако, облегчена тем обстоятельством, что отбывать срок его направили не в обычную колонию к обычным блатнягам и жуликам, а в колонию для несовершеннолетних. В качестве воспитателя. Заключённого, разумеется, воспитателя. Для каковой цели ему сохранили и звание и награды — вещь совершенно неслыханная для нашей страны — это за него похлопотали где-то в высших инстанциях могущественные покровители и сочувствующие и сделали всё, что было возможно.
В неволе он увидел и испытал немало. Общение с несовершеннолетними преступниками, многие из которых были самыми настоящими ублюдками, радости в жизни не может принести никому. А уж прирождённому моряку — тем более.
Но незаурядный ум, воля, физическая выносливость позволили ему выдержать и это испытание.
Прежде, на свободе, ему казалось, что он поддерживает существование своей страны тем, что где-то героически пронизывает глубины океана на своём боевом корабле. А теперь он увидел: вот — подрастает целый пласт общества, озабоченный только тем, как эту самую страну развалить изнутри! Несовершеннолетние преступники вскоре станут совершеннолетними, и многие из них так теперь и будут творить преступление за преступлением, и сделать ничего нельзя. Разве их перевоспитаешь, когда у них, как правило, и родители, и деды с бабками — такая же мразь, как и они!
А ведь были судьбы и трагические — случайные или малозначительные преступления, роковые стечения обстоятельств, несправедливые приговоры…
Там же, в неволе, Рымницкого застало известие о Чернобыле. Было время, когда он сам чуть было не потряс мир чем-то подобным, но тогда пронесло, а сейчас беда всё-таки случилась. Не там, так здесь она должна была где-то непременно произойти. Всё шло именно к такой развязке — это теперь Рымницкий хорошо понимал.
Чернобыль… Какое страшное слово. Чёрная быль! Чёрная пыль. Чёрная боль…
В том же чернобыльском 1986-м году окольными путями в тюрьму к Рымницкому пришло новое невероятное, но достоверное известие: третьего октября в Атлантике, в тысяче километров северо-восточнее Бермудских островов при загадочных обстоятельствах после взрыва и пожара затонула наша атомная подводная лодка. Лишь чудом не случилось второй за один год ядерной катастрофы…
Всё это — и подводные лодки, и тюрьма, и Чернобыль — нуждалось в каком-то переосмыслении. Рымницкий присматривался к жизни, делал для себя поразительные открытия, и времени для этого у него было очень много.
Ох как много!
* * *Начальником колонии для несовершеннолетних, где отбывал срок Рымницкий, был майор Альшанский Сергей Тимофеевич.
Капитан первого ранга (по-сухопутному — полковник) — в подчинении у майора! Аристократ из высших слоёв советского золотого фонда офицеров — под властью у малозначительного эмвэдэшного чиновника.
И всё же отношения у них сложились вполне дружественные. Альшанский более или менее понимал, кто попал к нему, и никогда не притеснял своего нежданного гостя. Тот же, в свою очередь, ничего для себя не требовал и в грудь кулаком себя не лупил, вспоминая о былых заслугах и привилегиях, а молча и спокойно делал своё дело как только мог добросовестно.
Со временем моряк и сухопутный офицер сошлись ещё ближе. Отношения стали теплее, непринуждённее. Часто засиживались в кабинете, беседовали. Страна пачками хоронила своих гениальных генеральных секретарей, и что-то в ней надвигалось-назревало. И было очевидно, что её надобно как-нибудь переделать, чтобы не повторять прошлых ошибок. И каждый, в том числе и Сергей Тимофеевич Альшанский, считал, что именно он — тончайший знаток именно в этой области. Например, майор Альшанский был сторонником того, чтобы произвести сплав чего-то из опыта атомно-подводного с чем-то из опыта исправительно-трудовых учреждений. Часто спорил с Рымницким на эту тему.
— Игорь Степанович, ведь вы же сами рассказывали о вашей тамошней технике, о том могуществе, которым обладают наши атомные подводные лодки. И ведь это же всё сделали мы сами! Не надо нам никаких японий и америк! Мы и сами — умные!
— Именно так я и считаю, — Рымницкий одною рукой помешивал ложечкой крепкий тюремный чай, к которому здесь приучился, а другою стряхивал пепел из сигареты в большую раковину, добытую им когда-то на архипелаге Дахлак в Красном море. — Русские — один из самых умных и талантливых народов на земле.
Толстый и грузный майор МВД аж подскочил с места от этих слов. Он побаивался резких движений, потому что врачи давно уже обещали ему инфаркт, и такое поведение для него было очень нетипично.
— Вот именно! Но русским не хватает чего? Хорошей дисциплины! Хорошей плёточки! Организованности! Собранности! — тут майор Альшанский мощно сжал свой пухлый кулак. — Представьте, Игорь Степаныч, что было бы, если бы все ваши порядки в атомном флоте, ваши достижения в науке и технике, да перенести бы на всю страну, на всех людей её, на весь быт её! Вот тогда бы мы и стали недосягаемыми ни для каких врагов!
Переутомившийся после такого выброса энергии майор снова погрузился в своё мягкое кресло.
Рымницкий горько рассмеялся.
— Фантазии. Пока что советский обыватель не дал себя подогнать под схему нашего атомного подводного флота. А наоборот — атомный подводный флот позволил себя подогнать под схему обывателя. Разве выродкам из нашей колонии можно доверять сложную технику? Разве можно на них понадеяться в бою? Большинство из них — готовые, уже сформировавшиеся предатели!
Сергей Тимофеевич тут-то и не возражал:
— Да согласен я! Согласен с вами на все двести процентов! Не воспитывать-перевоспитывать их надо, а — стрелять! Стрелять, стрелять и стрелять! Или: вешать, вешать и вешать! Вот тогда порядок и будет! А сажать надо лишь в виде величайшего исключения. Сажать или пороть. В виде одолжения! И то — не всех. Кого-то надо и прощать. Моя бы власть, так я бы ни минуты не держал вас, Игорь Степаныч, в неволе. Сколько всяких гадов у нас топчет землю, гуляя по свободе! И сколько талантливых, умных, нужных людей сидит не у дел!.. Эх, нету у нас настоящего хозяина!.. Нету!..
Рымницкий никогда не спорил с Альшанским на этот счёт. Знал: бесполезно. Стрелять и вешать — всё это уже было, «настоящий хозяин» — было… Что-то другое должно будет явиться на смену тому, что было. Но что? Рымницкий не знал.
А может быть, закон такой: что было — то и было; а что будет — то и будет… Как нельзя переписать прошлое, так нельзя переписать и будущее? История человечества — магнитозапись, на которой, что записано, то и воспроизведётся?
* * *Амнистий за потопленные атомные подводные лодки не полагается, но Рымницкому повезло, и он отсидел не все десять лет.
А лишь семь.
В стране начались всякие перемены, вот его и отпустили с богом. Тут такие старые преступления выявлялись, и такие задумывались новые, и были и те, и другие такого планетарного размаха, что загубленная атомная подлодка казалась по сравнению с ними просто маленьким пустячком. Перед Судом Истории были безжалостно поставлены и бородатый старец Карл Маркс, и кровавый вождь мирового пролетариата Ленин, и хитрый отец народов Сталин, и косноязычные Хрущёв с Брежневым…
Рымницкий смотрел на эти события и вспоминал свою встречу в южной части Тихого океана с чем-то светящимся, разумным и небесным. Как он тогда от этих существ удирал в полном смятении чувств и ума, выжимая из своего атомохода — и огромное по человеческим меркам погружение, и огромную по нашим наивным представлениям подводную скорость! А те, быть может, смотрели на это и смеялись. Вот так же и сейчас: бывшие мошенники и казнокрады спешно пересаживаются из одних кресел в другие, спешно меняют маски и одежды, а позорные столбы где-то уже врыты в землю и ждут их…
Вышел Рымницкий на волю постаревшим, поседевшим, без пенсии и без средств к существованию. Но — всё ж таки и выжил, и вышел! И на том спасибо Судьбе, что она не совсем доконала человека, который был рождён для больших дел, но так и не свершил их.
Впереди была новая дорога — туманная и неясная.
Страна всё более и более погружалась во что-то непонятное: взрывы, мятежи, танки на улицах, безработица… А из города Петропавловска-на-Камчатке до него доходили слухи о том, что в тамошней базе атомных подводных лодок и в её окрестностях, то есть непосредственно в военном городке со всеми его жилыми домами и семьями военнослужащих, свирепствуют чеченцы. Тихо и незаметно сплели свою таинственную паутину и теперь творят всё, что хотят, и нет на них управы, и все трепещут перед ними.
