Владимир Богомолов - Момент истины (В августе сорок четвертого)
Фомченко почему-то прибыл сюда без шинели, и я навязал ему свою, старенькую, без погон — Паша называл ее «инвалидской». Дорого бы я сейчас дал за эту изношенную старушку или за любую другую! Поверх гимнастерки на мне была только плащ-палатка, а холодало с каждым часом совсем не по-летнему, и уже к полуночи я дрожал как цуцик.
И тут я подумал, что мы здесь можем — за здорово живешь! — просидеть понапрасну до белых мух, и такая тоска ухватила меня за душу, просто выть захотелось…
Нет, я не мальчик и молчать не буду. Даже перед генералом!.. А Эн Фэ при случае обязательно спрошу: «Зачем меня запятили в эту засаду — блох задаром кормить?.. Или геморрой отращивать?.. А на большее я что — неспособный?..»
Я молчать не стану, я ему прямо скажу: «Некачественно вы ко мне относитесь! Что я вам — троюродный?! Это же всего-навсего тренировка на бездействие, на усидчивость! Зачем она мне?.. Это задание для прикомандированных, для стажеров!..»
55. ПЕРЕГОВОРЫ ПО «ВЧ»
Ночь кончалась, было без двадцати минут пять, когда в кабинете, где находились Егоров, Мохов и Поляков, в очередной раз зазвонил телефон «ВЧ», и Егоров взял трубку.
— Генерал Егоров? — раздался в сильной мембране слышный и в нескольких метрах от аппарата голос Колыбанова.
— Я вас слушаю.
— Где вы находитесь?!
— Не понимаю, — невольно усмехнулся Егоров. — Вы звоните мне сюда и спрашиваете — где?.. В отделе контрразведки авиакорпуса.
— Они работают у вас под носом!!! — возбужденно закричал Колыбанов; обычно невозмутимый, он задыхался от волнения. — Вот… передо мной текст последнего перехвата по делу «Неман»… Слушайте внимательно!.. «Личным наблюдением… на аэродроме в Лиде обнаружено самолетов… „ИЛ-2“ пятьдесят три, „ЛА-5“ сорок восемь, „ПЕ-2“ тридцать шесть, „ЯК-9“ пятьдесят один, „ЛИ-2“ семь, „ПО-2“ четырнадцать…» Вы слышите?! Они работают у вас под носом!!!
Егоров налился кровью и, тяжело дыша, молчал. Сидевший в метре от него Мохов пробормотал: «Этого еще не хватало!» — и огорченно покачал головой. Поляков, только что прилетевший из Вильнюса, сидя за приставным столиком, продолжал быстро писать, он не поднял головы, только часто пошмыгал носом.
В чувствительной мембране аппарата «ВЧ» голос Колыбанова звучал так интонационно отчетливо, будто он говорил не из далекой Москвы, а из соседней комнаты. И Егоров явственно представлял себе его, невысокого, худощавого, со спокойным смугловатым лицом, в генеральском кителе с орденскими планками и в брюках навыпуск. Выдержанный и корректный Колыбанов еще ни разу не был так резок с Егоровым, ни разу не был в таком возбуждений, и Егоров почувствовал, что дело тут не только в последнем перехвате и наблюдении за аэродромом; это наверняка не все.
Мохов помог Егорову открыть портсигар и, как только тот взял папиросу, зажег спичку.
— Генерал-полковник только что звонил из Ставки, — после недолгого молчания уже обычным спокойным тоном продолжал Колыбанов. — Он выезжает и приказал, чтобы вы ожидали у аппарата его звонка.
— Слушаюсь, — глухо проговорил Егоров; вид у него был довольно подавленный.
— Полагаю, предстоят серьезнейшие объяснения, и более того — неприятности! Делом «Неман» занимается сам… Вы меня понимаете?
— Да…
Колыбанов помедлил и неожиданно сказал:
— Алексей Николаевич, я не буду докладывать о последнем перехвате генерал-полковнику до его разговора с вами. Так, наверно, будет лучше.
Егоров сделался багровым.
— Товарищ генерал, — не принимая предложенного ему неофициального тона, строго произнес он. — Я не слабонервный и не нуждаюсь в одолжениях! Перехват по делу, взятому на контроль Ставкой, вы обязаны доложить генерал-полковнику немедленно!
— Ну смотрите, — примирительно сказал Колыбанов. — Я думал прежде всего о вас.
— Я это понял! Благодарю!
Егоров положил трубку, и буквально в следующее мгновение телефон «ВЧ» зазвонил опять.
— Егоров?.. Что нового? — послышался в трубке голос начальника Главного управления контрразведки.
— Результативного, товарищ генерал, к сожалению, ничего. Мы делаем все возможное…
— Я буду у вас днем. Какая еще помощь вам может быть экстренно оказана?
— Экстренно?.. Оперативный состав контрразведки и прежде всего чистильщики. Очень желательны опознаватели! В первую очередь по Варшавской и Кенигсбергской разведшколам, особенно по радиоотделениям.
— Обещаю! В ближайшие часы на других фронтах будут собраны и доставлены на аэродромы Вильнюса и Лиды до трехсот офицеров контрразведки… И не менее пятидесяти чистильщиков… Опознавателей много не обещаю, но всех, кого сможем безотложно собрать, немедленно доставим… Все прибывающие должны быть задействованы с ходу, без малейшего промедления! Офицеров контрразведки используйте только в качестве старших оперативно-розыскных групп смешанного состава.
— Мы так и сделаем.
— До их прибытия все привлекаемые в состав этих оперативных групп должны быть собраны в Вильнюсе и Лиде на аэродромах и тщательно проинструктированы.
— Слушаюсь.
— Чем еще вам можно помочь?
— Очень желательны подвижные пеленгаторные установки. Хотя бы еще десяток.
— Обещаю! Какова готовность войсковой операции?
— Плюс два с половиной.
— Не позже утра сделайте — час, максимум полтора.
— Товарищ генерал, я должен еще раз заявить: мы против войсковой операции в течение ближайших двух суток. Мы настоятельно…
— Не надо мне это повторять! — В голосе генерал-полковника почувствовалось раздражение. — Я и сам не склонен ее форсировать… Но обстоятельства могут вынудить… Ваши соображения по «Неману» в настоящий момент? Что думает Поляков? Согласен ли с вами Мохов?
— У нас мнение единое, и за последние три часа оно не изменилось. Мы полагаем, что возьмем их сегодня или завтра.
— Завтра — исключается! В нашем распоряжении сутки, и ни часом больше!
— То есть как исключается?! Это уменьшает наши даже ограниченные предположительные шансы вдвое! Товарищ генерал-полковник, мы категорически возражаем!
— Срок установлен не мною. Понимаете?
— Не могу! — после короткой паузы заявил Егоров. — Даже если мы возьмем к вечеру ядро: старшего группы и радиста, а Матильда, а Нотариус? Тут не может быть дилеммы — «хватать» или «все концы»! Тут единственное решение: «все концы»! Отдавать завтрашние сутки невозможно! Если это указание Ставки, то, извините, там могут недопонимать специфики розыска и деталей дела, но мы-то с вами профессионалы! И я прошу… считаю необходимым немедля обратиться туда и разъяснить…
— Кому разъяснить, кому?!! — оглушающе загремел в трубке грубоватый голос генерал-полковника. — Заткните им глотку!!! Выбейте хотя бы ядро группы, возьмите рацию! Сегодня же!!! «Все концы»!.. Не до жиру! Вы не представляете всей серьезности ситуации!.. Это личное приказание, понимаете, личное! И категорическое! Речь идет о судьбе операции стратегического значения. Никакие отсрочки невозможны! Если мы их в течение суток не возьмем, то завтра вас на этой должности не будет и меня здесь не будет! Мы обязаны принять все возможные и невозможные меры, подчеркиваю — невозможные! — и взять их сегодня! Не удастся — ничем не смогу помочь: завтрашних суток у нас не будет!..
— Понял…
— Раньше меня, очевидно, прибудет начальство… первые заместители из обоих наркоматов. Обеспечьте их всем необходимым. Но времени с ними не теряйте, а делайте спокойно свое дело! И никаких споров, никаких пререканий! Что бы вам ни говорили — «Да, товарищ комиссар!», «Хорошо, товарищ комиссар!», «Слушаюсь, товарищ комиссар!..». Однако любые действия, с которыми несогласны вы или Поляков, категорически запрещаю!.. Чьим бы именем ни оказывалось на вас давление!.. Полякову создайте оптимальные условия! И прежде всего оградите от ненужных дискуссий и всякой говорильни с кем бы то ни было. Вы меня поняли?
— Так точно!
— Что бы ни делалось у прибалтийцев, более всего мы надеемся на вас! Передайте это Полякову… Вы оба и ваши подчиненные должны сегодня показать, на что способны… У меня все! Вопросы?
— Нет.
— Я буду у вас не позже… четырнадцати часов. Держите постоянный контакт с Колыбановым. И действуйте самым активным и решительным образом! Все!
Егоров положил трубку и, еще осмысливая и переживая закончившийся разговор, невидящими глазами посмотрел на Мохова.
— Нервничают, — сказал тот понимающе. — На них тоже жмут…
— Нервничать — это привилегия начальства, — подняв голову от документа, заметил Поляков. — А мы должны работать без нервов и без малейшего шума!.. Главное сейчас — не устраивать соревнования эмоций!.. Главное для нас — работать спокойно и в полном убеждении, что сегодня, завтра… или позднее… но если мы не поймаем, никто за нас это не сделает…
