Алексей Волынец - Окопная правда чеченской войны
На первое разминирование они, новоиспечённые сапёры, шли под командованием 23-х летнего лейтенанта. Тот был бестолков, но в минном деле знал многое. Правда, почему-то никого этому не учил.
В полку меняются командиры. Ещё чаще меняется личный состав. Те, кто говорит, что на войне тяжело, ни хрена не понимают о том, что творится в 42-ой дивизии. 71-ый полк называют «придворным» — он расположен непосредственно перед штабом дивизии. Основная беда — построения: их много и часто. Чаще, чем много. И больше чем часто. Гимн страны РФ, который исполняют всем полком на поверке (не путать с проверкой), за вечер звучит несколько раз.
Так было и в тот вечер, когда сапёры вернулись с очередного разминирования дорог, чтобы поесть, помыться, а утром встать в пять часов и вновь идти до Петропавловска (есть такой посёлок недалеко от Грозного). Сапёры ужинали, когда к ним в казарму зашёл заместитель командира полка. Замкомвзвод объяснил ему причину непоявления на «вечерухе» возвращением с боевого задания и подготовкой к предстоящему. Заместитель командира полка ушёл молча, и вернулся через пятнадцать минут в сопровождении двух рот — вывести нарушителей на плац. Сапёры вышли сами, так как выводить их силой личный состав двух рот отказался. На следующий день замкомвзводу вручили бумаги, где стояла печать на записи «уволен за нарушение условий контракта».
Теперь он судится за восстановление в должности — дочь, жена и мать за плечами. Его друг, который сидел с нами в кафе, стал замком того же взвода. Из полка он ушёл в самоволку на поезде «Грозный-Москва». Отдохнуть от дурдома.
Кормят плохо. Столовые котлы не рассчитаны на такое количество людей. Хлеб недопечённый, т. к. пекарня не успевает выдать норму хлеба — приходится сокращать время приготовления, чтобы накормить всех. Кормят старыми окорочками, такой же рыбой — старой и безвкусной. Часто дают сало. Чтобы приучить мусульман к свинине, командование полка включило сало в ежедневный рацион почти на месяц.
Постоянные строевые смотры и комиссии из штаба округа, а также из Москвы, вносят бесполезную суету в жизнь полка. Чтобы личный состав не маячил перед приезжими генералами, его отправляют жить в палатки. А бывает и в Шали отправят на недельку-другую-третью.
Младшие командирские должности практически полностью заняты выходцами из Дагестана. С ними конкурируют, заметно уступая, другие народы Северного Кавказа. Недавно за воротами части случилась массовая драка между осетинами и дагестанцами (кумыки, даргинцы, аварцы и проч. выступили единым фронтом). Комендатура ловит контрабасов с синяками и стрижёт с обидчика купоны до последнего.
На боевых выездах среди механиков не принято наезжать на авто местных жителей. В таких случаях собирается местный люд и механов часто отдают чехам, чтобы не было проблем. Недавно, «десятка» ведомая чехом, подрезала путь БМП. Механик-водитель БМП, спасая целость «десятки», а значит и свою жизнь, резко дал вправо. Результат: БМП полетела с моста на железнодорожные пути и перевернулась.
Или вот ещё случай. Два сапёра подошли к висящему на дереве пакету, а пакет повёл себя, как и подобает пакету, висящему на дереве в Чечне. Двумя подчинёнными стало меньше у Сергея Иванова. Просто их никто не учил тому, о чём раньше знал любой срочник в Чечне — вдвоём к подозрительному предмету не стоит подходить.
Чтобы отправиться в отпуск, нужно подписать шесть бумаг. Первая — это просьба об отпуске, а зачем пять других? А в них контрактник расписывается во всех смертных грехах… В общем, если человек не вернётся из отпуска, то весь этот собственноручный компромат, окажется в его личном деле. Если же контрактнику пришла из дома телеграмма о смерти близкого, то командование будет рассматривать её так тщательно, что успеет смениться время года.
Деньги, правда, дают. Две тысячи рублей на руки в месяц, а остальное перечислят в Россию. Но не сразу. Сначала покрутят немного. Самую малость. «Финики» — так называют военных финансистов, любят сгонять на выходные в Ростов. Погулять там на пяток-десяток тысяч — процентов, накрученных с бабок контрактников. А в это время мать, дочь, жена этого человека, не может дождаться денег в России.
Отношение командиров к подчинённым нормальное, но хуже чем было при срочниках. Старшие шакалы пробивают души младшим шакалам прямо на разводе. При личном составе. Младшие шакалы пробивают души сержантам и солдатам. Кто-то молчит, а кто-то даёт сдачи. Ну, тут уж и комендатура с прокуратурой на подхвате… Если майор 37 лет от роду говорит рядовому из Дагестана, что он чурка, а тот доказывает, что ни дня не пас коз, а работал водителем на стройке и имеет троих детей, такого бойца «увольняют». Рвут личное дело и выставляют за ворота части.
Дорога домой по-прежнему вызывает уважение у экстремалов. Страдать приходится кошельку, телу и психике человека. Если в Чечню тебя запустят без запинок, то на обратном пути кадыровцы будут застенчиво просить штуку рублей в поезде или езжай за бешеные деньги на такси. А впереди ещё Моздок и Минеральные Воды. Кто-то вписывается на вертушку, но сейчас это запрещено, а значит готовь бабло за «проходку» на вертолёт.
…За весь разговор я услышал мало нового про жизнь 42-ой дивизии. Такая же безумная работа по строительству парка для разваливающейся техники. Такие же придурки у руля. Жаль, что знамёна 42-ой гвардейской, краснознамённой, евпаторийской дивизии так подло обосрали. Теперь в ней служат бывшие боевики, которые не скрывают это. Однажды они приезжали на склад, и я беседовал с одним из них. Он довольный был, боец батальона «Восток». А потом «восточные» устроили Бороздиновскую…
По сути дивизия стала полицейской. Есть ударные отряды: батальоны «Запад» и «Восток», есть артиллерия прикрытия, есть пушечное мясо. Есть всё. Только нет памяти о том, что в своё время 42-ая дивизия разбила прославленный «Totenkopf».
КонтртеррористЧеченская сабля
«Лимонка» № 292 март 2006 г.
С самого утра ветер стал набирать силу. Толпы облаков то закрывали все небо, то вытягивались в длинные перекрученные жгуты — тогда на мгновение выглядывало зимнее солнце. Механики-водители и наводчики БМД зябко поеживались и лишь имитировали ремонт своей техники. На всем СПМ (стоянка поломанных машин) реальная работа велась лишь на машинах первой роты. Зампотех, гвардии старший лейтенант Васильев, разогнулся и достал из кармана пачку сигарет. «Рахим, перекурим» — позвал он меня из полуразобранного БМД-Т. Мы обогнули машину и уселись с подветренной стороны на снятые катки. Многие удивлялись нашей дружбе, весьма странной для современной российской армии. Хотя мы оба были в ней чужаками. Что я — пролетарий с разоренного завода из Казахстана, что он — бывший спецназовец из «украденной», как он выражался, бригады спецназа ВДВ из-под Гарболово, что в Ленинградской области. Оба оставались советскими людьми… Потому-то Иваныч, единственный из зампотехов, приходил каждый день со своими солдатами чинить свою бронетехнику, а я, единственный из ремроты, кто работал по должности. При том, что бронетехнику не знал ни он, ни я.
В перекурах нам было о чем поговорить. Я рассказывал о рабочей жизни, он — об офицерской. И оба прекрасно понимали друг друга. В Псковской дивизии Иваныч не приживался. Его ровесники давно имели майорский чин и выше, а он прочно застряла в старших лейтенантах. Хотя имел наград больше чем многие. Правда, о наградах он распространяться особенно не любил. Травил байки о жизни в Гарболове, в своей незабвенной «бригаде на УАЗиках». Рассказывал, как снимался в кино. Не в главной роли, конечно, а в массовке. В фильмах «Чистилище» и «Операция Новый год». Последний фильм по-нашему мнению не стоил гроша ломаного. И сам Иваныч промелькнул в нем всего секунду, в начале фильма. Там, где десантники бьют в барабан, а бородатый офицер (Иваныч) ведет роту. Еще он любил вспоминать о своем военном училище в Петрограде (ныне закрытом), как курсантами ходили гулять около фонтанов. «Нас, когда выпускали, построили раздельно. Граждан России — в военной форме, граждан СНГ — в штатском. Мы тогда, когда расставались, поклялись, что воевать друг с другом не будем, а если кого в прицеле увидим — оружие опустим. Молодые были, наивные…»
Иногда Иваныч заходил в нашу палатку. Солдаты-ремонтники наливали ему стакан водки — честь редкая! Особенно в современной армии, где офицеров иначе, чем «шакалами» не называют. Иваныч «шакалом» не был… Мы садились на нары и читали «Лимонку», которую присылали мне товарищи по Партии.
Но в этот день перекур не удался. Со стороны саперной роты раздались крики. Мы обернулись и увидели, как соседняя гора скрывалась в снежном вихре. Там творилось нечто неописуемое. И это нечто приближалось к нам со скоростью курьерского поезда. По площадке забегали солдаты, загремели съемные листы, закрывая двигательные отсеки, захлопали крышки люков, задраивая прячущихся в машине людей. Убедившись, что все укрылись, мы с Иванычем кинулись бегом к палатке. Ветер выл, как в кино. Мелькнула мысль: «Вот так и попадают в метель». Можно было пройти в метре от жилья и не найти его.
