Добрица Чосич - Солнце далеко
Павле станет большим человеком, наверно каким-нибудь народным комиссаром. Но он не должен забывать Вука. Вместе воевали, а Вук ведь не просто рядовой партизан. Быть сейчас командиром — это не маленькое дело.
Сын, конечно, спит… А она… Она вяжет. Что ей еще делать? Думает: где сейчас он? Где-то на Ястребце, в какой-нибудь избе, среди снегов. Она даже не представляет, что он здесь, рядом с родной деревней, недалеко от их виноградника, и сегодня вечером нагрянет домой. Хорошо, что она не ждет. Нет, она должна ждать, должна! Она не может спать! Она должна ждать его днем и ночью! Она всегда должна его ждать независимо от того, придет он или нет. Если кошка пробежит по снегу, и то она должна услышать… Сначала, наверно, испугается, когда он постучит в окно. Он не сразу отзовется. Нет, сразу скажет: «Открой. Это я, Милош!» Но если заплачет — рассердит его. А что он скажет, когда ее увидит? Не может он ей рассказывать, как когда-то. А почему не может? Сказать ей… Прилетит к ней неожиданно, как ветер… Если бы он мог на одну ночь оставить отряд… Эх!..
Через виноградники они вышли на откос, на котором, чуть влево, раскинулась его деревня. Ночь была лунная, и он отчетливо видел каждый дом.
— Товарищ Вук, нужно взять правее. Мы сильно подались влево.
— Знаю! — ответил Вук и остановился. «Время у нас есть. Сейчас десять. Может быть, я погибну ночью. Идти мимо дома и не зайти… Зайду!» — подумал он и сказал: — Я на полчаса забегу домой. Вы меня подождите вон у того леска. Блаже, идем со мной! — позвал он одного из партизан.
— А почему не после операции? — спросил подпольщик. — Лучше прийти раньше и спокойно добраться до трактира. У нас будет время получше подготовиться.
— Не хочу после. Сейчас зайду. Успеем, не бойся, — решительно сказал Вук и пошел с партизаном.
Вдвоем они быстро прошли через виноградник, спотыкаясь о торчащие из-под снега кусты, черневшие в лунном свете. Смерзшаяся лоза трещала им вслед. Достигнув деревни, они пошли задами, по сливовым садам, осторожно перескакивая изгороди и ловко перебегая улицы. Собаки, забившиеся от холода под сараи и амбары, молчали.
Так они дошли до дома. В первое мгновение Вуку показалось, что он ошибся и попал в чей-то чужой двор — все изменилось здесь с тех пор, как он ушел отсюда. Он остановился, посмотрел на соседний дом: вот толстые ветвистые вязы у дороги… От волнения его охватила дрожь, к горлу подкатил комок. Во дворе не было ни сарая, ни амбара, ни большого старого дома, ни стогов сена и осоки… Изгородь сломана, и во двор можно войти с любой стороны, словно в общинное хозяйство. Вот что значит дом без хозяина — пустой двор… В домишке, который поставили после пожара, было темно. «Уснула», — подумал Вук, и ему стало обидно.
— Подожди меня здесь, возле этой кучи листьев! — сказал он партизану и торопливыми шагами направился к дому.
Вук подошел к окну и тихо постучал.
— Бранка, открой! Это я, Милош! — шептал он. Постучал еще раз, сильнее, и прижал ухо к стеклу. В комнате тихо. Ни шороха, ни дыхания.
— Это я, Милош! Бранка! Открой! — громче шепнул он и снова, прижимая ухо, прислушался. От его дрожи затряслось стекло в окне.
Он подошел к двери и постучал сильнее. Никого. Взялся за ручку и начал дергать.
— Бранка, открой!
Опять никого.
Вук повернулся и толкнул дверь плечом. Она с треском и скрипом отворилась и, полуоткрытая, осталась косо болтаться — одна петля была сорвана.
— Ты где? Иди сюда! Это ведь я, Милош!..
Он остановился. В комнате было холодно. Чувствовалось, что в ней давно уже не хлопотали женские руки, что из нее ушла жизнь. Вук зажег лампу. Деревянная кровать аккуратно застлана покрывалом с белыми и красными полосами. У окна — простой кривоногий столик. На нем что-то завернуто в полотенце. Между ним и кроватью — кувшин с водой. На плите — котелок, а выше, на полке, стоит посуда. На окне какой-то замерзший цветок. Скамейка, два стула и больше ничего. Все это было ему незнакомо. Старые вещи сгорели, а эти собирались без него — у родственников и соседей. Вук поднял кувшин, собираясь напиться, хотя и не чувствовал жажды. Вода замерзла. Он со злостью отбросил кувшин, и тот стал, перевернувшись вверх дном. Потрогал плиту — она была холодная. Он посмотрел в котелок, но и в нем тоже замерзла вода. Вук поднял его и с силой ударил об пол. И Вук заметался по комнате. Замерзшим оказался и хлеб в полотенце на столе, испеченный, как видно, давно.
— Убили! — громко вскрикнул Вук и выбежал из дома. Дверь за ним протяжно заскрипела. Он перескочил через забор в соседний двор и постучал в окно.
— Люба! Открой, не бойся, это я, Милош. — В доме послышался скрип кровати и испуганный женский шепот.
— Открой, я тебя только спрошу…
— Никому я ночью не открываю… Я не знаю, кто ты такой! — отозвался мужской голос.
— Открой, не бойся, это я, Милош. Я сейчас же уйду!
Было слышно, как мужчина и женщина в доме испуганно переговариваются, решая, что делать. В нетерпении Вук застучал сильнее. Мужчина осторожно выглянул в окно.
— Нет, ради бога не входи в дом! За мной следят — вырежут детей… — испуганно говорил сосед, глядя в окно.
— Я не войду, открой, тебе говорят, я не немец и не четник, я за тебя воюю.
— Не губи ты меня, Милош, братец!
— Где Бранка и сын?
— Мать твою убили. Об этом ты, наверно, слышал…
— Знаю, о Бранке тебя спрашиваю.
— Бранку два дня назад увел какой-то майор из корпуса. Ночью ее взяли, а что потом было — не знаю.
— Чего ж это она сама ушла с ними? — спросил потрясенный Вук.
— Заставили, чуть было не убили… Беги куда знаешь. Слышишь, собаки лают, это патрули, полна деревня четников. Из-за тебя за нашим краем больше всего смотрят.
— А сын мой где? — голос Вука дрожал, он не мог говорить.
— Сына взял бранкин отец. Вот они идут, кажется, прячься!
Вук опустил голову, прислонился к стене и замолчал. Он едва держался на ногах. Крестьянин просил и заклинал его спрятаться, быстрее уходить, потому что тут его могли застать четники. Вук не слушал. Ему только страшно хотелось пить.
— Дай мне воды! — с трудом проговорил он.
— Не могу, Милош, беги! Погибнем и я и ты…
— Дай мне воды. Почему не можешь, чертов трус! Как ты мне в глаза будешь смотреть, когда я вернусь!
— Не сердись на меня. Я не из-за своей головы… На вот, бери кувшин, в окно подам.
Он открыл окно и протянул Вуку кувшин. Вук закинул голову и надолго припал к нему, пока в кувшине ничего не осталось и в горлышке не засвистел воздух. Вук бросил кувшин прямо в снег и молча вернулся к своему дому. Вошел и сел на кровать. Он был в состоянии тупого отчаяния, не в силах о чем-либо думать. Ручной пулемет, который он поставил, прислонив к ноге, упал и загремел. Вук не поднял его. Сорвав пилотку, он схватился за голову и несколько минут сидел так, вцепившись руками в волосы. В пустой комнате слышалось его тяжелое, прерывистое дыхание.
Перед домом, на дороге, пронзительно и испуганно залаяла собака, послышались голоса. Потом затрещала изгородь и заскрипел снег под тяжелыми шагами нескольких человек. Собака взвизгнула и продолжала громко лаять. Ничего этого Вук не слышал, он бросился на кровать, зарыл голову в подушку. Зашуршала кукурузная солома, подушка пахла чем-то знакомым. На ней спала Бранка, это был запах ее волос. Он с жадностью вдыхал его. Схватив подушку, он прижал ее к щеке. В окно струился холодный свет луны, отражаясь на стали его пулемета. Лунный свет проникал сквозь открытую дверь и падал на пол, словно разорванный лист белой бумаги. Вук заплакал. Горячие крупные слезы закапали на подушку. Плечи его вздрагивали.
Вдруг он вскочил, поднял пулемет и со злостью отбросил его к плите. Послышался глухой гул металла. Под ноги ему откуда-то попался кувшин, Вук пнул и его, и тот разбился о ножку стола. Он снова схватил подушку и несколько минут прижимал к лицу, а потом бросил на кровать.
— Пустой дом… Мой дом пустой… — зарыдал Вук, стоя посреди комнаты. Лунный свет освещал его до пояса, как бы рассекая на две части. Лицо оставалось в тени. Так он постоял недолго, словно что-то припоминая, потом схватил пулемет и выбежал во двор.
В последний раз скрипнула дверь в пустом доме и осталась, полуоткрытая, хлопать на ветру.
Вук снова постучал к соседям.
— Кто там?
— Я, Милош! Подойди к окошку!
— Ой, да беги же ты, ради бога, сейчас четники прошли по двору. Наверно, тебя ищут. Погубишь ты меня, — застонал хозяин.
— Эй, ты! Послушай, что я тебе скажу: Милош вернется с партизанской дивизией! Изничтожит четнический род, бурьяном зарастут их дома. Запомните меня и вы, трусы, что кормите их да по домам сидите. Рассказывать будут, что здесь когда-то была деревня, передай это всем. Понял ты, всем! Я скоро приду, знайте! — крикнул он и, не простившись, ушел.
Не чувствуя страха и забыв об осторожности, он вскочил на плетень — затрещали ветки — и быстро, не оглядываясь на дом, прошел своим двором. Навстречу ему с поднятой винтовкой вышел партизан. Он испуганно шептал:
