Богдан Сушинский - Стоять в огне
Отыскав тайник, лейтенант умышленно не отходил от него далеко еще и потому, что о нем знали Мазовецкий и Крамарчук. И Андрей втайне надеялся, что кто-то из них обязательно наведается сюда. Однако в течение четырех дней, которые Громов провел неподалеку, соорудив себе в густом ельнике небольшую землянку, он не встретил ни одного человека – ни из группы, ни из соседних отрядов.
Только однажды вблизи его пристанища прошли двое мужичков с кошелками, но Андрей даже не решился окликнуть их – слишком ухоженными и бодрыми показались они ему. Можно было не сомневаться, что они из тех мужичков-предателей, которые в мгновение ока могут извлечь из кошелок шмайсеры.
В эти осенние дни держалась теплая тихая погода. Настоянный на сосновой живице лесной воздух дарил ему крепкий сон и понемножку исцелял. И вообще эти несколько дней могли бы показаться Громову райскими, если бы не постоянное ощущение своего бессилия и своей бесполезности; не тоска по солдатскому братству, по ребятам, с которыми свыкся за эти два года и которых навсегда потерял. В его положении куда логичнее было бы пройтись сейчас по соседним лесам и попытаться отыскать отряд Иванюка. Но Громов понимал, что эти поиски отнимут еще немало дней, превратив их в дни блуждания. К тому же очень хотелось встретить кого-либо из бойцов своей группы. Он не верил, просто не мог поверить в то, что все они погибли. Хоть кто-нибудь, хоть один – обязательно жив. И бродит где-нибудь поблизости. Но, как и он, Громов, к лагерю подходить боится. Понимает, что на какое-то время немцы обязательно окружат его засадами-патрулями.
Вероятность того, что полицай, которого он отпустил с плато восвояси, придет в условленное место возле Залещиков, тоже была ничтожна. Да к тому же лейтенант понимал, что и ему не стоит идти туда. Панащук очень даже просто мог предать, и тогда не миновать засады. Но все же, поразмыслив, Громов решил, что не наведаться туда будет нечестно. Вдруг этот человек действительно решится уйти в лес, а придя к условленному месту, не встретит его. В их потомственно-офицерском роду «слово чести» и «слово офицера» были понятиями, на высоком смысле которых его воспитывали так же настойчиво, как в семьях верующих – на азах Ветхого Завета. Именно слово офицера и повело его в этот дальний рейд к Залещикам, хотя появление вблизи его землянки «грибников» говорило о том, что, разгромив партизанские базы, фашисты решили какое-то время полностью контролировать все подходы к Подольску. И пока что это им удавалось.
49
Андрей тронулся в путь ранним утром и со всеми возможными предосторожностями начал пробираться к шоссе в обход лагеря, замирая каждый раз, когда до него долетал треск ветки или появлялась фигура человека. Дважды ему в самом деле удавалось обнаруживать полицейские патрули, притаившиеся по обе стороны разбитой лесной дороги. Взяв под наблюдение просеку, гитлеровцы как бы расчленили весь лесной массив на две зоны. А ему во что бы то ни стало нужно было попасть в ту, другую зону.
Проследив путь очередного, на этот раз конного, патруля, Громов подполз к изгибу дороги, незаметно преодолел ее и потом еще долго полз, подбираясь к небольшой каменистой впадине, в которой мог бы чувствовать себя в безопасности. Но как только он поднялся, чтобы, пробравшись через каменный завал, вскочить в нее, откуда-то с вышины до него вдруг донеслось:
– Эй! Эй, слышь?!
Лейтенант упал за ствол сосны, навел автомат на крону ближайшего дерева, приготовившись к стрельбе, и только тогда увидел прямо перед собой мальчишку лет тринадцати-четырнадцати.
– Партизан? Ты кто, партизан? – без особого страха поинтересовался этот лесной абориген.
– Допустим. А ты кто? Чего на дереве? – мальчишка сидел на развилке двух толстых веток дуба, словно в седле, и держал в руке длинный немецкий тесак. – Чего забрался туда, спрашиваю? – негромко допытывался Громов, угрожающе поведя стволом автомата.
– Тебя выслеживаю.
– Что?!
– Ну, тебя жду, партизана, – ничуть не испугался его автомата мальчишка. – Кукушка я.
– Что значит: кукушка? Ну-ка слезай!
– Если слезу – можешь убить. А тут не достанешь. Стрелять тебе нельзя. Рядом полицаи.
– Я не собираюсь тебя убивать, – сказал Громов, поднявшись с земли и быстро оглядываясь по сторонам. – Тебя что, действительно?.. Чтобы следил?
– Говорю же: кукушка, – все лицо мальчишки было покрыто какой-то красновато-коричневой сыпью, а кисть руки, в которой держал тесак, опоясана грубым ожоговым шрамом. – Нас таких одиннадцать. По всему лесу. Приказано: увидите кого – сразу кричите. Убегайте и кричите. Что угодно, лишь бы орать. И вся служба.
– Уже даже приказано? – зло сплюнул Громов сгусток слюны. – И вы что – всю ночь просидели на деревьях, высматривая нас?
– Только днем. Вот сейчас, утром, залез сюда. Завтра тоже придется. Дня три, наверно. По мне – хоть неделю. За паек ведь.
– За паек, говоришь? – кивнул Андрей. – И сразу нашлось столько добровольцев?
– Почти все – дети полицаев. Из двух сел. Отчим мой тоже в полиции. Да только пропивает он все, в доме голодно.
– Понял. Кукушки из детей полицаев – это что-то новенькое. Оккупационные власти начали приспосабливаться к партизанской войне.
– Повезло тебе, другой бы сразу закричал.
– Благодарности требуешь? – поиграл желваками Громов. – Ну-ну… Потом разберемся. Там дальше есть еще какие-нибудь немцы-полицаи?
– У скалы. Скалу обходи. Тропинки тоже, – рассудительно советовал парнишка. – Тебе что – в село нужно?
– Да вроде.
– Только ты меня тоже не выдавай, если попадешься. А то ведь повесят. Или забьют. Сам отчим прибьет. Лютый он на меня… почему-то.
– Значит, тебе тоже несладко, – смягчил тон Андрей. – Ясно. Что в селе говорят про партизан? Отчим что?..
– Да разбили вроде вас всех. А те, что не погибли, ушли в другие леса. А еще говорят-байкуют, что где-то недалеко, в долине, за лесом, нашли два парашюта. Вроде как десантники наши.
– Что-что там нашли?!
– Я сам слышал. Десантники. Вроде к партизанам пробиваются. Они-то думают, что партизаны еще здесь, в этом лесу.
– Слушай, про парашюты – это что, точно?
– Ну.
– Сколько ж их было, парашютистов? Всего двое? Что люди говорят?
– Может, двое, а может, больше, просто эти двое от своих отбились. Отчим говорит-байкует, что за парашютистами немцы будут гоняться до тех пор, пока не выловят. Это партизан они еще терпят, относительно парашютистов приказ другой. Брать-ликвидировать – и все тут.
– Понятно. И на этом спасибо. Кукуй дальше. Если еще кого увидишь, тоже не выдавай. И на вот, возьми, – достал из подсумка банку консервов.
– Нельзя мне, – растерянно оглянулся мальчишка. – Спросят, кто дал.
– В лесу нашел. Вот здесь, в этом распадке. О Беркуте что-нибудь слышал?
– Ну. За главного у них был. Беркут и еще Иванюк. Отчим говорил. Он когда выпьет – байкует, байкует… Мать просит, чтобы молчал, слушать – и то ведь страшно, а он все-все… И кого убили, и кого повесили, и как вешали… И как в участке бьют…
– И что говорят о Беркуте? Где он сейчас?
– Убили. На Змеиной гряде. И зарыли тайком, в чащобе, чтобы партизаны не нашли его могилы.
– Вот как? Уже и зарыли? Лихо это у них получается. Держи!
Мальчишка поймал банку и быстро засунул себе за пазуху.
– Что в ней? – спросил. – Мясо? Рыба?
– Тушенка. Бельгийская.
– Мясо! – радостно похлопал мальчишка рукой по банке на животе. – Хорошо! Завтра тоже попрошусь на это дерево. Будешь возвращаться – иди смело.
– Об этом и хотел тебя просить. И поинтересуйся у отчима о парашютистах. Тяни из него все, что знает. Завтра расскажешь.
«Десантники! Неужели действительно высадили, как обещал Украинский штаб партизанского движения? – размышлял Громов, уже беспечнее направляясь к Залещикам. Места здесь были знакомые, и ему не стоило особого труда пробраться к селу, минуя тропинки и лесные дороги. Тем более что он старался избегать их даже в те времена, когда немцы боялись сунуться в этот лес. – Конечно, германцы могли и выдумать этот десант, чтобы получить право стянуть сюда все имеющиеся военные силы. Мол, большой десант, поэтому и партизаны будут сражаться особенно упорно. К тому же самолеты сбросили им большую партию оружия. Что ж, неплохое оправдание перед командованием. Ну а если парашюты действительно обнаружены?..»
Громов знал, что в последнее время Иванюк несколько раз связывался с Большой землей по рации, имеющейся в небольшом отряде Корчака, базирующемся в соседнем районе, и тоже просил прислать в свой отряд радиста. Кстати, после одного из таких сеансов он под большим секретом сообщил, что в штабе партизанского движения очень интересуются им, Беркутом. Там, оказывается, уже слышали о таком «партизанском лейтенанте» от Корчака, имели сведения о нескольких его операциях, поэтому просили немедленно выяснить, откуда он взялся, настоящую фамилию, действительно ли в совершенстве владеет немецким, сколько людей в группе…
