Игорь Афанасьев - Сапёр, который ошибся
Мы со всех ног бежали к БТРам, которые ждали нас поблизости за хребтом. Вскоре подтянулась пехота, быстро загрузились, и когда колонна тронулась, миномётный огонь стали вести по расположению бронетехники. Но колонна уже вытягивалась в линию и быстро скрылась за поворотом. Духи торопились, а нам сегодня везло, и поэтому мины не достигли цели, по крайней мере, в нашей роте потерь не было.
Уходим.Мы ехали в полной темноте по дороге в сторону брони и, когда подъехали, никто на броне не ожидал такого стремительного отступления. Мы подъехали под залпы «градов», они на прощание обстреливали базы душманов на территории Пакистана под Пешаваром. Мы быстро свернули палатку, распихали вещи по десантам (так сокращённо называли десантные отсеки в БМП) и минут через 30 стали вытягиваться в колонну.
И тут нашего слуха достигло знакомое курлыканье журавлей — это в нашу сторону летели ракеты. Мы выехали на дорогу, когда первые ракеты упали в расположении полка. Раздались мощные разрывы, слившееся в общий гул, и яркие вспышки огня озарили окрестности. Но мы уже уходили, и разрывы постепенно удалялись. Духи видно били через хребты в ответ на наши залпы и не видели, что мы уже оставили свои позиции.
Колонна торопливо уходила из района боевых действий. Я ехал на месте командира БМП. Было холодно, но горные пейзажи, залитые лунным светом, действовали успокаивающе. Правда, тревога долго ещё не отпускала меня. Не верилось, что на сегодня наши злоключения кончились, и самое худшее уже позади.
Гордез.Примерно к часу ночи мы достигли Гордеза и стали сворачиваться в боевой порядок, занимая свои позиции. Ставили палатку, печку, разогревали паёк и к 2-м часам уснули. Мне посчастливилось дежурить в первую часть ночи: в голову лезли разные мысли о том, что в моём отделении большие потери среди молодых и в полку будут большие разборки по этому поводу, что на носу новый год (это было около 25 декабря).
Вспоминал прошлое и думал о будущем — всё крутилось в голове по кругу и не давало уснуть. Поэтому, отпустив спать молодого солдата, остался дежурить и в следующую смену. Ходил между машин, поднимался на броню и смотрел на ночной Гордез, совершенно серый и не броский город, состоящий из прямоугольников, дувалов, без архитектурных излишеств, без высоких мечетей и минаретов.
На следующий день мы отдыхали и фотографировались. Когда показал эту фотографию матери, она удивлённо спросила: «Это ты сфотографировался с офицерами?». Нет, это были мы, простые солдаты бородатые и злые, закопченные у костров и под жёстким южным солнцем.
Утром колонна выдвинулась домой. Выдался хороший солнечный денёк, и так хорошо было загорать на командирском месте, пока мы не подъехали к валидадской зоне. На самом подходе к перевалу, на склоне, по обе стороны дороги, стояли полуразбитые брошенные дувалы.
Засада.Когда наша колонна вошла в кишлак, духи пропустили сапёров и разведроту, а потом обстреляли пехоту из гранатомётов и стрелкового оружия. Одному бойцу граната попала в бок и оторвала большой кусок. Развернули башни и открыли огонь по позициям душманов, прикрывая отход пехоты. Духи перенесли огонь на нас, но мы уже пятились к выходу. Выскочив на окраину, попытались обойти духов с флангов, но встретили сопротивление, и одна машина нарвалась на фугас. Зацепили подорванную машину, и отошли в исходную позицию. Смеркалось, и приняли решение отойти, переночевать, а с утра начать наступление с тем, чтобы разбить закрепившихся духов и уйти домой.
Раненый.Когда мы расположились на отдых, офицер-медик подходил к бойцам и просил, чтобы ему помогли найти ватное одеяло. Но все занятые неотложными делами проходили мимо. Он подошёл ко мне: «Помоги, сержант, у нас тяжёлый раненый, надо найти ватное одеяло, вымочить в солевом растворе и замотать раненого, иначе он до утра не доживёт».
Парень лежал с краю от других раненых, перевязанный, в окровавленных бинтах, казалось, что бок у него вырван по самый позвоночник. Он был в полусознании. С тяжелоранеными спокойней, у них сил нет стонать и шевелиться, жизнь их в равномерном спокойном дыхании. Побежал к своим, взял трофейное бабайское одеяло, сказал им, зачем оно мне надо. Взводный утвердительно кивнул головой, и меня отпустили к медику помочь раненому, и не поставили в ночное дежурство.
Сбегал к горному ручью, набрал воды, принёс к машине и развёл соль. Воду было не согреть т. к., опасаясь ночных обстрелов, костры не разводили. Тщательно вымочил одеяло, намокнув, оно, стало тяжёлым. Положили на него раненого и плотно завернули, как мумию. Он был тих и слабо постанывал, когда его вертели. Какое — то время посидели с медиком, поговорили о том, что ранение очень тяжёлое, требует срочной операции, и если бы его доставили сразу на операционный стол, у него был бы шанс. А так… Мы поговорили ещё, и я отправился отдыхать.
Весной перед самым дембелем, когда проходили сан. инструктаж перед очередным рейдом, узнал от этого врача, что парень тот выжил и прислал врачу благодарственное письмо. До чего удивительно устроен человек, он может умереть от небольшой царапины, и выжить среди невероятных разрушений тела, среди не совместимых с жизнью страданий.
Возвращение.Ещё до рассвета наша рота выдвинулась разведать подходы к позициям душманов, не встретив никакого сопротивления, вошли в кишлак. Кишлак был пуст, о чём сразу же доложили на броню. Минут через тридцать колонна въехала в кишлак, и, когда она прошла, мы поехали за ней.
Обогнали колонну, и первыми выскочили на перевал. На спуске открылся чудесный вид на нашу долину, на живописное озеро Сарде с островом посередине. Вдали белел кишлак, за которым и располагался наш полк. Машины рванули — впереди нас ждал родной полк и долгожданный отдых.
Мы мчались, обходя знакомые кишлаки: продушманский Сартосан, прокоммунистический Рабат, невдалеке от которого была крупная перевалочная база моджахедов Бумбашер. Вот небольшой кишлак Паджак перед входом в полк, проезжаем сквозь минные поля и видим, как на КПП машут наши ребята.
В полку.Колонна при въезде в полк начинает распадаться, все подъезжают к своим палаткам. Подъезжаем и мы к расположению нашей роты, разгружаемся, и машины уходят в парк.
В полку оставалось 3 человека из разведроты. Позже к ним присоединился парень с разбитой рукой, тот самый, который сорвался, когда несли раненых. Ещё один разведчик, у него во время нашего рейда умер отец, и ему дали две недели отпуска, чтобы проститься. Горячо обнялись, сели на свои заправленные койки, стали читать пришедшие за это время письма, слушали рассказы про полковые новости.
После обеда отдых, а ближе к вечеру поход в баню. У нас была трофейная гармонь (а м.б. аккордеон), и один разведчик Володя Балашов здорово и зажигательно на ней играл. Мы вдохновенно подпевали, так с песнями пошли в полковую баню. В бане заняли свой угол, подвинув всех остальных.
Разведчиков никто в полку не задевал, потому что на выручку приходила вся разведрота. Баня состоит из 2-х отделений, большого и маленького, где-то на 10–12 душевых кабинок. Выгнали из маленького зала пехоту и заняли его полностью. Вдохновенно плескались, намывались, дрались мочалками, обливались холодной водой. После затянувшейся операции в зимних горах — это было просто наслаждение. Бесконечное множество тёплой воды!
Потом готовились к ужину. После ужина офицеры пошли к себе, а у нас начался свой праздничный ужин, тем более что, разведчик, который вернулся из Союза, с большим трудом привёз настоящей русской водки. Впереди нас ждал долгожданный праздник, короткий отдых.
Вот так закончилась короткая зимняя операция из жизни русского полка, волею судеб занесенного на горное плато, в самое сердце Афганистана, одного из 100-тысячного контингента, несущего свою нелёгкую службу вдалеке от родины.
Да, странная исповедь стареющего интеллигента: «Были когда-то и мы рысаками!?» Конечно же, трудно перенести дух и мысли того времени, когда был молод и полон сил, жил порывами, а не рассудком, когда легко было рискнуть и начать всё сначала.
Щенок
Приближался Новый 1985 год, и разведка готовилась широко его отметить.
Тем более только что вернулись из затяжной операции в Хосте.
Мяса было достаточно, потому что свежую баранину купили в Газни, свинины надыбали в столовой, но в чьей то голове созрел план — полакомиться собачатиной.
Тем более у Коли Зинченко болела спина, и он хотел выделать собачью шкуру, чтобы привязывать к пояснице.
У пехотинцев с операции, был приведён рослый щенок среднеазиатской овчарки, и они его держали в вольере возле оружейного склада. Послали молодых разведчиков, и поставили задачу — принести щенка.
К вечеру щёнок уже был в нашей палатке. Он был очень весёлый и, извиваясь всем телом, бегал между наших ног. С благодарностью принимал ласку, щуря весёлые глазки и добродушно виляя хвостиком.
