Яков Кривенок - За час до рассвета
Василий потер левый глаз, выделяя слова, заговорил:
— Я Метелина не встречал.
— Где живут родители Насти?
— Умерли.
— Адрес родственников?
— С ними никогда не виделся. Кто они — понятия не имею. Спросите у моей жены.
Ссылкой на Настю Василий надеялся узнать что-нибудь о ней и Метелине: Рейнхельт как раз о них ничего не говорил.
— Кто из родственников Насти знаком вам?
— Кроме Бугрова, никто.
«Зачем понадобились ее родственники: неужели ей удалось бежать?» — осенила надежда.
— Гм… говоришь, кроме Бугрова? Выходит, только с липовыми родственниками знаетесь? Нескладно получается… Под домом вашей жены обнаружена типография. Кому вы должны были отвезти листовки?
«Полный провал, — внутренне ужаснулся Василий, — теперь не отвертеться, это конец».
— Смелей, Трубников. Бугрова в природе не существует. То был Метелин. С ним вы фабриковали листовки. Видите, мне многое известно. Ну, давайте его адрес — и вы свободны.
Василий поднял на офицера красные глаза, глухо, с присвистом, сказал:
— Я ничего не скажу.
Подойдя к окну, Рейнхельт забарабанил пальцами по стеклу. Главный вахмистр бросал ему в спину полные иронии взгляды: «Ну как, умная башка, поставил на колени? А ведь этот — не коммунист, его выгнали из партии как непригодного».
Гауптштурмфюрер вернулся к столу. Налил рюмку и стакан коньяку, приподняв рюмку, спросил:
— Хотите?
Василий судорожно вылил из стакана коньяк в рот, вытер губы рукавом. Темные пятна на лице побагровели, он часто задышал, глаза заблестели. Крякнув, с вожделением взглянул на недопитую бутылку. Перехватив его взгляд, Рейнхельт налил еще, пододвинул стакан.
— Спасибо за угощение, — отвернулся Трубников, — больше не могу: душа меру знает.
Рейнхельт вкрадчиво проговорил:
— Со смертью шутишь, Трубников. В доме вашей жены под фамилией Бугров скрывался Метелин. Я требовал самую малость: назвать адреса распространителей листовок. Теперь придется сказать, где Метелин.
«Ага! — подумал Василий. — Семен на свободе».
— Это последняя ваша возможность… или немедленно отправитесь в мир теней.
Не поднимая головы, Василий повторил:
— Я ничего не скажу.
Гауптштурмфюрер позвонил. В кабинете появились два дюжих верзилы. Одеты они были в черные мундиры с черепами и костями на рукавах.
— Не понимает моего языка, — мягко обратился Рейнхельт к молодчикам. — Может, с вами станет сговорчивей.
Приветливо махнув Василию рукой, он скрылся за обитой войлоком дверью, где помещалась комната отдыха.
— У нас мертвый заговорит!
Верзилы в черном шагнули к Василию. Один вывернул ему руки, другой саданул кулаком в солнечное сплетение. Охнув, Трубников свалился. Его подняли под мышки словно куль, набитый отрубями, поволокли из кабинета. Как только за ними захлопнулась дверь, вернулся Рейнхельт.
— Послушаем, что скажет милосердная сестра. Давайте ее, — приказал он главному вахмистру.
Ввели Полину Филипповну — медсестру из привокзального медпункта. Была она в разорванной кофточке, с синяком под левым глазом.
— Ирину Трубникову знаешь? — спросил Рейнхельт, не предложив ей сесть.
— Вместе работали.
— Кто к ней ходил?
— Больные железнодорожники. Чаще других кто посещал?
— Регистрационная книга у вас. В ней все обозначены.
— Из тех, кто не записывался?
— Как можно не записывать! Без надобности к нам не заходили. Как есть всех регистрировали.
— Что о ней вам известно?
— Ничего плохого. Доктор душевный.
— Пошла вон! — взревел Рейнхельт. — В третью ее!
□Надежда Илларионовна, крестясь, вошла в кабинет. Рейнхельт внимательно осмотрел ее сухонькую фигурку, морщинистое лицо. «В чем только душа держится?» — удивился он.
— Когда последний раз видели Метелина? — глуша раздражение, спросил Рейнхельт.
Давно видела, — охотно ответила Надежда Илларионовна, — еще когда в городе вас, супостатов не было.
— Он — жених вашей дочери?
— Каждая мать мечтает о таком зяте.
— С кем дружили сыновья?
— На Урал эвакуировались их дружки. Теперь дома сидели: к нам — никто, мы — ни к кому…
— Или скажете, где Метелин, или уничтожим всю вашу семью с корнем.
Надежда Илларионовна пожевала губами:
— Уж как водится — не пощадите. О Семе я ничего плохого не скажу.
Офицер выразительно кивнул главному вахмистру, и тот вышел. Верзилы ввели избитого Василия. Волосы у него были мокрые — только что отливали водой, из носа сочилась кровь.
Главный вахмистр снова занял место за столом.
— Ой, что сделали, аспиды! — ужаснулась мать. — Васенька! — И кинулась к нему: — Сынок мой!
Один из молодчиков швырнул ее к стене. Поднимаясь с пола и зажав ладонью разбитые губы, Надежда Илларионовна с ненавистью глядела не на того, кто ее ударил, а на Рейнхельта — главного мучителя ее сына.
— Не сладко, Трубников? — спросил Рейнхельт. — Будет еще хуже. Себя губишь и мать не щадишь. Отвечай, где Метелин?
— Не знаю…
— Приступайте, — бросил Рейнхельт и поспешно скрылся за обитой дверью.
— Подойди сюда, волчица, — обратился главный вахмистр к Надежде Илларионовне. — Встань тут. Положи руку на стол. Так. Понятливая, — похвалил он. — Сейчас проведем маленький опыт, — и ударил кулаком по большому пальцу старухи.
Она не поморщилась. Главный вахмистр достал из ящика стола небольшой молоток с железной ручкой, улыбаясь, обратился к Василию:
— Такая штучка легко дробит кости. Верьте мне, вашей матушке будет очень больно. Скажите, что требуется, и я оставлю ее в покое.
Василий поймал суровый взгляд матери. В нем он прочел: «Молчи».
Эсэсовец поднял молоток:
— Отвечай!.. Иначе я сделаю с нею такое, что тебе во сне не снилось. Ну, говори!
Он ждал слов. Ждал терпеливо. И не дождался. Треснула кость, палец расплющился. Стол обагрился кровью. Василий рванулся к палачу. Двое верзил схватили его за руки, удержали. Надежда Илларионовна сдавленно ахнула и плюнула в лицо мучителю.
— Не поверю, — крикнула она. — Женщины таких не рожают!
Эсэсовец достал платок, спокойно вытер лицо.
— Не нравится! Опыт продолжим. — И в сторону Василия: — Отвечай, или тебе не жалко родной мамочки? Ну!
Мать, вскинув голову, ласково взглянула на Василия и, словно бы за него, внушительно сказала:
— Не дождешься. Мой сын не предатель!
Не спеша четыре раза поднялся и опустился молоток. Старуха не издала ни единого стона. Подняла руку. Вместо пальцев висели кровавые куски. У Василия закружилась голова.
— Вторую руку на стол, — приказал старухе эсэсовец.
— Перестаньте, скажу, все скажу! — крикнул Василий — Не бейте маму!
— Давно бы так, — обрадовался Рейнхельт, входя в комнату.
Мать, обернувшись к сыну, с презрением крикнула:
— П-про-кли-наю тебя, Василий, на веки вечные!
Застонав, Василий, как подрубленное дерево, рухнул на пол.
В ПУТИ
Семен Метелин проснулся оттого, что кто-то рядом примащивался на сене.
— Кто здесь? — спросил он.
— Это я, экипировку тебе доставил, утром провожу.
— А, мой заместитель! — Семен по голосу узнал Юрия Маслова.
Позавчера на заседании подпольного комитета Маслова избрали заместителем Метелина, а во время его отлучки он возглавит горком комсомола.
На пахнущем лугами сене клонило ко сну. Сюда, на чердак, из квартиры рыбака доносилась приглушенная колыбельная песня: это младшая сноха хозяина укачивала сына. Метелин помолчал, слушая песню. Потом спросил с надеждой и страхам одновременно:
— Что слышно?
Юра понял, чем интересовался друг. Максим Максимович предпринял еще одну попытку проникнуть в казематы, узнать, что с Трубниковыми. В конце рабочего дня Маслов заглянул в мастерскую секретаря подпольного горкома партии. Максим Максимович беспомощно развел руками: ничего не получилось.
— Пока утешительного мало. Спи, надо как следует отдохнуть, завтра день будет трудный…
Юра с умыслом произнес «пока»: не отчаивайся, мол, не теряй надежды…
Проснулись поздно, был воскресный день, Маслову не требовалось спешить на работу. На полутемном чердаке Семен разобрал принесенные Юрием вещи: ватные брюки, фуфайку, шерстяные носки, теплое белье, резиновые сапоги, шапку-ушанку.
— С миру по нитке, а тебе — тепло, — пошутил Юра, заметив, что Метелину пришлись по душе обновки.
— Перестарались, куда мне столько добра.
— Одевайся, не лето, купель основательная предстоит. Да и путь не близкий. А вот харчишки, Ружа собрала, — и подал Семену стянутый шпагатом пакет.
Рыбак принес поесть. Тому, что Семен не один, не удивился. Последнее время такое частенько происходит. Гости квартиранта неожиданно появляются и незаметно исчезают.
