Андрей Колганов - Йот Эр. Том 2
Жокеи кажутся какими-то лишними придатками к этим могучим и одновременно грациозным животным, готовым положить все силы на то, чтобы первыми оказаться у финиша. Кони наматывают круг за кругом, и вот уже пройден экватор трехмильной скачки. Как бы ни было велико желание победить, но усталость начинает сказываться. Вот один жокей уже подбадривает своего скакуна ударами пяток, а другой пустил в ход шпоры… У Нины на сапожках нет шпор, и она не бьет своего друга пятками. «Молодец, Гвяздочка, молодец!» — ласково шепчет она на ухо коню и поглаживает его по шее. И с каждым ударом копыт соперники отдаляются — сначала едва заметно, но затем разрыв растет и растет…
Последний круг! Гвяздка выигрывает у ближайшего преследователя уже полкорпуса, выходит на финишную прямую и кажется, что уже не скачет, а летит над дорожкой ипподрома.
Финиш! Нина постепенно переводит разгоряченного жеребца на шаг, и тут в уши ударяет гул трибун, который до этого оставался за пределами восприятия. Подъезжая к главной трибуне, она отыскивает глазами отца. Да, вот он, в ложе дирекции. Рядом с ним — директор ипподрома, отставной генерал бригады Леон Букоемски, один из тех немногих офицеров, кто не захотел сбежать с армией Андерса в Иран, а остался в СССР и затем был заместителем командующего артиллерией 1-й армии Войска Польского.
Последние участники пересекают финишную черту. Судья соревнований подходит к микрофону, и над ипподромом разносится его голос, усиленный динамиками:
— Derby wygrał ogier Nocny Wezuwiusz dosiadan przez Janiny Recznickiej! [17]
— Мы выиграли, Гвяздочка, мы выиграли, — Нина легла на шею вороного и горячо зашептала ему прямо в ухо, а тот в ответ мотнул головой, выгнул шею и довольно всхрапнул.
На следующий день девушка, само собой, отправилась в конюшню, чтобы проведать, как там поживает ее Гвяздка после скачки. Одетая в свой неизменный замшевый костюм и черные лайковые сапоги со шпорами (которые она непременно снимала перед тем, как сесть на коня), Нина проследовала через широко распахнутые ворота конюшни внутрь. Навстречу ей по проходу шел человек в костюме жокея. Зрелище привычное, но девушка сразу насторожилась. Лицо было незнакомым. Не то чтобы она хорошо знала в лицо всех здешних жокеев, да и появление среди них нового человека само по себе тоже не должно было взволновать, но… Что-то в нем было не так. Может быть, походка? Да, точно, жокеи двигаются иначе. А этот… Этот похож скорее на гимнаста… Или на ее тренера по джиу-джитсу.
Пока эти мысли проносились у нее в голове, они успели поравняться, жокей прошел мимо, и Нина уже была готова посмеяться над своими страхами, как вдруг жокей ловким движением, буквально с кошачьей грацией сцапал ее рукой за косу и рванул назад, опускаясь сам и опрокидывая девушку на подставленное колено. В руке его мелькнул нож, устремившийся к животу жертвы.
Нине был известен этот прием — сложный, непрактичный, своего рода изыск фантазии для ножевого боя. Опрокидывая жертву на свое колено, нападающий полосовал ножом мышцы живота поперек, и торс, не удерживаемый более этими мышцами, складывался на колене, ломая позвоночник… Наверное, жокей полагал, что молоденькая панночка, генеральская дочка, развлекающаяся верховой ездой, не является сколько-нибудь серьезным противником и на ней можно оттачивать свое мастерство, ничего не опасаясь.
Но все пошло наперекосяк с самого начала. Жертва, вместо того, чтобы рухнуть на подставленное колено, изогнулась и встала на мостик и тут же каким-то немыслимым движением вывернулась вбок, так что нож только чиркнул кончиком по серебряной монограмме «Йот Эр» на пряжке пояса. А панночка уже вскочила на ноги и перехватила руку с ножом. Изящный сапожок, вооруженный шпорой, от души заехал нападавшему под колено, а рукоять ножа вырвалась из ослабевших от боли пальцев — ослабевших всего на какое-то мгновение, но этого хватило… Последнее, что ощутил жокей — холод собственного клинка, вонзающегося ему в шею.
Конечно, любой опытный читатель тут же заметит, что Нине следовало бы взять нападавшего живьем, чтобы затем вдумчиво допросить, откуда он такой взялся и по чьему поручению пошел на это дело. Но Нина не обучалась брать «языка» или задерживать преступников. Ее учили убивать. И играть в захват опасного вооруженного противника, толком не зная, как это делается, и не имея соответствующих навыков, было бы непростительной глупостью. Ведь на кону стояла не только ее собственная жизнь, но и те задания, которые она выполняла. Ей еще повезло, что преступник, видимо, опасаясь привлечь к себе внимание на многолюдном ипподроме, не воспользовался огнестрельным оружием.
2. Три гвоздики
В этот жаркий августовский день агитационная бригада Мокотовской дельницы ZMP начала очередную поездку по селам, чтобы обеспечить пропаганду нового партийного курса на коллективизацию сельского хозяйства. В такие выезды бригада, как обычно, отправлялась без оружия. Нина, как и все, также не брала с собой ничего стреляющего и даже свой «Лилипут» оставила дома.
…Это было уже второе село, которое они посетили за день. Отшумело собрание, на котором сельчане и обитатели некоторых окрестных маёнтков сначала с хмурыми лицами внимали речам заезжих ораторов, разбавляя их весьма недружелюбными выкриками из задних рядов. Затем посыпались вопросы: одни — недоуменные, другие — с ехидным подтекстом, третьи — с явно выраженным предубеждением.
— Это что же, коли мы в кооператив запишемся, у нас ничего своего не будет? Все в общий котел пойдет?
— Ага! И бабу свою на общее пользование сдашь! — «разъяснил» кто-то, прячущийся за чужими спинами, под многочисленные смешки.
Ребята стали с возмущением опровергать эту наглую ложь, но крестьяне требовали разложить все по полочкам: что именно надо будет сдать в кооператив, а что останется в их безраздельной собственности. А как ответишь, когда ясных разъяснений на этот счет в официальных постановлениях не было? Положим, насчет объединения земельных наделов и выделения приусадебных участков указания есть. И про то, что мелкий домашний скот и птица в основном остаются в приусадебном хозяйстве, тоже сказано. Но словами вроде «в основном» крестьянина не убедишь. Ему надо точно сказать.
— А сколько мер земли на этот самый приусадебный участок оставлять будете? — и что тут отвечать, когда нигде в официальных документах на этот счет конкретных цифр нет? Хорошо, Роман объяснил, что скоро выйдет постановление, где точно будет определено — чего и сколько.
— Как же вы доход в кооперативе делить собираетесь? Ежели к примеру один пьнствует, скотина у него не ухожена, землицу пашет с небрежением, а другой хозяин старательный, справный, то коли поровну делить, какой тут у справного хозяина интерес? — попытка рассказать насчет трудодней вызвала недовольный ропот.
— Слыхали мы уж про эти трудодни! — раздались выкрики. — В колхозах, что в вашей России, говорят, считай, почти ничего за эти трудодни не дают! — возмущенному голосу вторили другие. — Точно! Хлебушек государство выгребает, а крестьянин в колхозах у Советов сидит нищий и голодный!
Агитаторы, как могли, пытались защитить советские колхозы, разъяснить порядки в кооперативе и пользу коллективизации недоверчивым крестьянам, но если бы не Ромка, им бы пришлось совсем туго. Непростые были вопросы, и ясных, доходчивых ответов на них у ребят частенько не находилось.
Багрово-красное солнце закатывалось за горизонт, и его уже не было видно за верхушками деревьев близлежащего леса. Сельчане разошлись по своим домам, и агитационной бригаде пора было двигаться в обратный путь. Однако грузовик, на котором приехала Нина с товарищами, почему-то упорно не желал заводиться. Неоднократные попытки оживить ездящий агрегат так и окончились ничем, а над селом уже сгущались вечерние сумерки. Пришлось остаться на ночевку, чтобы с утра послать кого-нибудь через лес к ближайшему военному посту на шоссе, где был телефон, чтобы вызвать помощь. От предложения заночевать по хатам ребята отказались — раздробиться на мелкие группы было не лучшей идеей. Случись худшее, так их могли бы вырезать поодиночке. Поэтому на ночлег остановились в большом сарае, на две трети заполненом сеном, на котором можно было с относительным комфортом расположиться.
У неисправного грузовика и у сарая выставили посты и завалились спать. За день все успели устать, да еще сено в нагретом солнцем сарае источало до умопомрачения душистый запах, под который так хорошо спалось! Но посреди ночи Нина внезапно очнулась от сна. Что это? Ей показалось или действительно снаружи слышится какой-то шум? И чем это таким подванивает? Однако не успела она толком разобраться в своих ощущениях, как через щели между досками пахнуло дымом, а потом в сарай ворвались языки пламени.
