Курт Циммерман - Таинственная незнакомка
— Пихотка, разве я не советовал тебе поберечь свой затылок? Почему ты не слушаешь своего старого друга? — Бригадефюрер Шелленберг появился в кабинете советника уголовной полиции внезапно, без предупреждения. — Я думал, ты охотишься за врагами рейха. А ты, оказывается, предпочитаешь удобства. Господин советник, — взревел он вдруг, — вы считаете, что вражеские агенты выберутся из своего логова и сами явятся к вам? Что вы тут расселись? Вы обнадежили меня, вы мне заявили, что для вас не существует таинственных незнакомцев. Вы разыщете его, его логово и всю его банду. Или вы изволили шутить?
Пауль Пихотка бледнеет. Но в этот раз у него хватает мужества побороть свой страх. Он уверен, что со дня на день схватит радиста, и говорит об этом бригадефюреру.
— Ах, Пихотка, когда ты наконец поумнеешь? Что мне твой радист? Мне нужен мозг группы, ее руководитель! Я хочу знать, кто похищает у нас наши планы, а не кто передает их на ту сторону. Мы превратим этого радиста в смердящую падаль, но чего мы этим добьемся? Я уже и так давно удивляюсь, почему ты до сих пор не притащил мне какой-нибудь продырявленный труп, утверждая, что это и есть радист!
Входит Клоссхен, неся бутылку коньяка и два стакана. Бригадефюрер, проследив за ней взглядом, снова обращается к советнику:
— Вот уж не думал, что у тебя такой дурной вкус. — Он берет бутылку, наливает доверху оба стакана. — Но ты ее отлично выдрессировал, Пихотка. Как только приходит кто-то опасный и начинает кричать, она уже тут как тут с бутылкой коньяка. Кто из мужчин откажется выпить? — Он поднимает стакан.
Советник уголовной полиции решает воспользоваться возможностью изложить свой план действий, но Шелленберг говорит:
— Это меня не интересует. И к тому же тебя это не спасет, Пихотка. До нас дошли тревожные сведения, что план нашего нового наступления уже известен в Кремле, он уже на столе у Сталина! — Он спохватывается, что сболтнул лишнее, а потом мрачно добавляет: — Это, конечно, шутка, господин советник. Но все же не хотел бы я оказаться в твоей шкуре. И не воображай, что я прихожу сюда, чтобы выслушивать твои байки и пить дрянной коньяк. Начиная с этого дня я ежедневно жду от тебя рапорта, господин советник уголовной полиции! Это приказ!
Соня Кляйн перешла улицу и остановилась возле дежурных машин организации Тодта, размещенных в старой полицейской казарме. Соня не видела Тео уже несколько дней. Она знала, что помимо работы он должен еще выполнять поручения Хильды Гёбель и ее группы. Но если у него выдавались свободные полчаса, он посвящал их ей. Это она тоже знала. Но она тосковала по нему. Разыскивая адрес Краутнера, она узнала и адрес, где находятся дежурные машины организации. И вот сегодня, ранним утром, она приехала сюда и остановилась перед витриной табачной лавки, словно рассматривая разложенные здесь скудные товары. Каждый раз, услышав шум мотора, она оборачивалась. Но только в шестой машине, выезжавшей со двора, Соня увидела Тео. Она кивнула, но он не заметил ее. Соня не позволила себе огорчиться. Она видела его. Он здоров. Если он не появится в ближайшее время, она снова придет сюда.
Полковник Герике распрощался со своими сотрудниками. Его переводили в штаб дивизии на южный участок русского фронта, и он считал, что еще легко отделался.
Когда его спросили, кого бы он хотел видеть вместо себя, он предложил полковника Конрада фон Брокхаузена, офицера старой прусской школы. Герике удивился, когда его бывший адъютант заявил:
— У вас будет приятное общество, господин полковник. В одном поезде с вами едет полковник фон Брокхаузен, тоже вызвавшийся добровольцем на русский фронт.
«Он милый парень, этот мой адъютант, — подумал тогда Герике. — Кроме баб, у него ничего нет в голове, но он может прелестно врать. Вот сейчас он заявил, что я еду на Восточный фронт добровольно».
— Нет, мамочка, я в самом деле не могу больше есть. Ты наделала бутербродов на целую компанию. Мало того, что ты поставила меня на ноги, ты еще хочешь откормить меня, чтобы я стала толстухой.
Эльза Гёбель смотрит в худое лицо дочери и дает себе слово почаще подсовывать ей тайком лакомые кусочки. Уж она постарается раздобыть что-нибудь повкуснее!
— Хорошо, Хильда, если ты наелась, я уберу со стола. Но не забывай, что ты мне обещала!
— Нет, мама, я буду навещать тебя, как только смогу выкроить время. Ведь мне не надо больше заранее предупреждать тебя о своих визитах.
Мать вздрагивает.
— Прости, я, кажется, сказала лишнее.
Но Эльза Гёбель ничего не слышит. Она думает об Отто. Ей передали, что он в безопасности. Может быть, объяснить Хильде, почему она тогда так держалась? Пока она обдумывает это, Хильда задает ей необычный вопрос:
— Мамочка, можно тебя кое о чем попросить?
— Конечно, Хильда. Что ты хотела?
— Пожалуйста, не рассказывай никому, что, когда я болела, ко мне часто заходила Соня Кляйн.
— Эта хорошенькая брюнетка?
— Да, мама. Запомни, она никогда не была у меня. Сейчас я не могу тебе ничего объяснить. Пожалуйста, не говори никому, сделай это для меня.
— Фрейлейн Кляйн работает официанткой?
— Да.
Эльза Гёбель отказывается понимать. Возможно ли такое? Хильда стыдится, что ее подруга простая официантка? Мать отводит в сторону глаза и вспоминает о том, как сильно изменилась дочь, с тех пор как стала работать в министерстве. Распрощались они холоднее, чем обычно.
В эфир ушли последние донесения «Омеги». Томас знает, что машины с радиопеленгаторами находятся уже на соседней улице. И усердные «электрики» крутятся совсем рядом. Он приготовил для них приятный сюрприз. Это, во-первых, ручная граната. Он укрепил ее под столом, на котором стоит рация. Его друг, служивший до разведшколы сапером, научил его этому трюку: как только дверь в комнату снаружи раскроется, произойдет взрыв.
Если рация будет сегодня долго работать, они смогут застать его с поличным. Пока передатчик будет действовать, они подумают, что он сидит, ничего не подозревая, в своей комнате и его можно спокойно окружить и взять. Поэтому он и изобрел это хитроумное приспособление: при помощи магнитного барабана он сконструировал прерыватель, который через определенные промежутки времени имитировал работу телеграфным ключом. Если кто-либо будет подслушивать, то непременно решит, что кто-то радирует. Они явятся, чтобы схватить радиста, и вот тогда-то…
Кроме того, в беззаботном велосипедисте никто не заподозрит радиста, потому что тот должен еще сидеть у рации, иначе радиопеленгаторы перестали бы улавливать сигналы.
Все вещи уже уложены. В том числе и новые документы, которые принес Тео. Велосипед стоит у задней двери, ведущей в другой двор фабрики. Он примыкает к улице, на которой нет машин. Все двери тщательно смазаны и не издают ни единого скрипа. Томас последний раз окидывает взглядом комнату, служившую ему эти дни и домом, и рабочим местом. Еще раз проверяет рацию. Она работает, его взрывное устройство действует. Он включает его и выходит из комнаты, не погасив света. Он представил себе, как они уставятся на луч света, выбивающийся из-под двери. Он тихо спускается по лестнице. Во двор они еще не ворвались. Он ловко минует все препятствия, потому что знает, где они находятся. Непрошеные гости не могли бы передвигаться так бесшумно. Велосипед стоит на месте. Он тихо катит его по двору, открывает калитку на улицу, садится и едет. Он едет спокойно, без бросающейся в глаза поспешности.
От следующего угла улицы навстречу ему идут двое мужчин. На багажнике у Томаса сумка и котелок, как у рабочего, который едет к своей смене. Мужчины оглядывают его. Велосипедист бормочет что-то похожее на приветствие. Он спиной чувствует их взгляды. Только не торопиться. Если они не закричат, можно считать, что дело удалось. Он сворачивает на другую улицу, едет дальше, мимо полицейской машины. Никто не обращает на него внимания. Вот и улица, ведущая на север от Берлина. В его документах написано, что он следует в Нейстрелиц, в одно из вновь сформированных подразделений. В Гранзее его ждет Тео с военной формой. Может быть, лучше поехать по главной улице?
Так он доберется быстрее, но боковые улицы безопаснее. На главной улице они могли соорудить уличные заграждения. Взрыва все еще нет.
Минут пять он едет по широкой аллее, и тут раздается приглушенный расстоянием взрыв. Томас сворачивает в переулок. Езда на велосипеде доставляет ему удовольствие, и он сильнее нажимает на педали.
Пауль Пихотка неподвижным взглядом сморит на свой письменный стол, на котором в безупречном порядке разложены листы чистой бумаги. Что записать? За что еще приняться? Эти дилетанты из радиоконтроля испортили все дело. Радист ускользнул, рация непоправимо испорчена, два его сотрудника ранены.
