Олег Курылев - Суд над победителем
— Дался вам этот Хемниц, — проворчал маршал, решимость которого несколько угасла после клятвы на Библии. — Вы намеренно создаете впечатление, что ни мы, ни американцы не бомбили ничего, кроме беззащитных германских городов. Если вы ничего другого не знаете, то почитайте хотя бы газетные подшивки.
Джон Скеррит резко повернулся:
— Минутку, свидетель, я еще раз напоминаю, что мы говорим о городе Хемнице, и только о нем. Когда в этом зале судят убийцу человека, то, как по-вашему, о чем в основном здесь идет речь? О его спортивных достижениях в гольфе или о его удачной женитьбе на миссис Пингвик в марте позапрошлого года? Мы все прекрасно знаем и будем помнить всегда о великих победах и тяжелых потерях наших летчиков. Фантастическая операция по уничтожению рурских дамб 617-й эскадрильей, потерявшей в ту ночь более половины своих пилотов, — это ли не воинский подвиг! А трехлетняя изнурительная охота на Тирпица, а уничтожение пусковых установок ФАУ в Пенемюнде и во Франции. Я могу долго перечислять, потому что список подвигов наших пилотов огромен.
Но это не тот случай, когда кому бы то ни было в силу предыдущих заслуг вдруг позволяется применять оружие против детей, женщин и стариков просто потому, что так оказывается проще и эффективнее. В августе сорок третьего американцы решили одним махом лишить военную промышленность рейха всех подшипников и нанесли сокрушительный удар по подшипниковым заводам Швайнфурта и Регенсбурга. В результате мощного прикрытия этих целей они за один день потеряли более семидесяти «летающих крепостей» и почти на полгода прекратили крупные воздушные операции, впав в некий анабиоз. И не потому, что не хватало новых бомбардировщиков, а потому, что при потерях в 25% за один рейд летчики начинали считать себя смертниками и отказывались вылетать на боевые задания. Что было делать союзному командованию? Не тогда ли у него появились соблазны вместо атак защищенных заводов нападать на большие города, которые даже теоретически невозможно прикрыть никакими средствами ПВО? Вам прекрасно известны расчеты профессора Линдемана, который определил, что каждые сорок тонн бомб, сброшенных на крупный город, создают от четырех до восьми тысяч бездомных и несколько сот трупов. А поскольку в Германии было 58 городов с населением свыше ста тысяч человек (сейчас меньше), и найти и накрыть эти города в тысячу раз легче, чем разыскать спрятанные в лесу заводы или попасть в шахты и электростанции, то есть отличная возможность по-легкому превратить вражескую страну в нацию беженцев и трупов… Минуту, сэр, — Скеррит поднял руку, — прежде чем вы громогласно обвините меня в выдумках и искажении действительности, я прочту выдержку из одного короткого документа, — адвокат взял со своего стола листок бумаги. — Цитирую: «Вы должны использовать все имеющиеся у вас средства, направив их на подавлении морального духа гражданского населения Германии, уделяя особое внимание районам, заселенным индустриальными рабочими». — Он подошел вплотную к свидетелю. — Вам знаком этот текст?
Маршал Боттомли напряженно молчал. Алекс, внимательно следивший за дискуссией, заметил, как побелели костяшки пальцев, которыми маршал сжал верх барьера. Не дождавшись ответа, Скеррит ответил сам:
— Это директива министерства авиации, направленная бомбардировочному командованию 13 февраля 1942 года (опять же в канун несчастливого для немцев Валентинова дня). А кем же подписана эта директива? А подписана она — вице маршалом авиации Норманом Боттомли.
Лицо худосочного маршала пошло красными пятнами. Привыкший орать на своих подчиненных, когда был в чем-то не согласен, здесь он не мог себе этого позволить.
— Это было самое начало сорок второго года, — после некоторого замешательства принялся возражать Боттомли, — вы помните обстановку на фронтах? Не было еще ни Сталинграда, ни Эль-Аламейна. Русский фронт проваливался все дальше на восток, а наши потери на морях грозили катастрофой.
Скеррит согласно кивал головой:
— Не спорю, господин маршал, все так. Но позвольте спросить, почему хоть и радикальная на тот момент, но, условно соглашусь, оправданная военной необходимостью идея ковровых бомбометаний по населенным пунктам продолжила свое развитие и дальше, приобретая к концу войны чудовищные по своей неоправданной жестокости формы? Вы, вероятно, слышали, что сэр Артур Харрис как-то потребовал у правительства тридцать тысяч бомбардировщиков, чтобы быстро завершить войну. Вы как военный специалист легко можете себе вообразить, что было бы с Германией, получи он хотя бы третью часть этой армады? Или вы сомневаетесь, что маршал Харрис воспользовался бы ею на полную катушку?
Боттомли молчал. Казалось, и зал затаил дыхание. Только с балконов доносился шорох перелистываемых блокнотов и скрип перьев. Даже Алекс был увлечен настолько, что временами забывал о своей роли обвиняемого и был просто слушателем и зрителем захватывающего спора, как все остальные.
— А вот еще одна выдержка, — Скеррит взял со своего стола другой лист бумаги, — цитирую: «Убивайте каждого, кто против нас. Убивайте, убивайте! Не вы несете ответственность за это, а я, поэтому убивайте!» — Адвокат оглядел присутствующих. — Не пугайтесь, господа, — это слова Германа Геринга, которого мистер Файф, наш уважаемый генеральный атторней Великобритании, помогает судить в эти дни в Нюрнберге. Он, конечно, мерзавец (я имею в виду Геринга), но он хотя бы называет вещи своими именами. Убийство он называет убийством, беря при этом ответственность на себя. Не то же ли самое скрывается под чисто техническими формулировками различных директив о том, чтобы направить всю мощь британской бомбардировочной авиации на подавление духа гражданского населения Германии? На первый взгляд, звучит вполне пристойно: подавление духа. Но даже самому тупому сержанту, слетавшему хоть раз на штурм города, понятно, что это означает. За двое суток в одном только, — Скеррит взглянул в сторону судейского подиума, сделав успокаивающий знак рукой, — в одной только «Саксонской Жемчужине» было убито 135 тысяч человек. Это не геббельсовская пропаганда, а официальные данные имперской службы идентификации погибших. И это больше чем в Хиросиме или в Нагасаки, судьбы которых потрясли весь мир. Хотя… — Скеррит сделал паузу, — в сравнении с уничтожением девятисот тысяч человек немецкого гражданского населения, которое главком ВВС сэр Чарльз Портелл запланировал на один только сорок третий год, эти цифры не столь уж и грандиозны.
В возникшем гуле Алекс впервые ощутил интонации удивления и растерянности.
— Но не мы, черт возьми, начали первыми! — вскричал Норман Боттомли. — Вам известно выражение: «Кто посеет ветер — пожнет бурю?»
Джон Скеррит с интересом посмотрел на свидетеля, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало, и он вернулся к своему столу.
— Напрасно вы это сказали, господин маршал, — произнес Скеррит, извлекая из стопки бумажных листов новый документ. — Я не хотел затрагивать эту тему, но, раз вы сами ее коснулись, должен ответить. Вы позволите, ваша честь? — обратился он к лорду Баксфилду. — Без протокола. — Судья тряхнул париком в знак согласия. — Так вот, я не про ветер и бурю, а про то, кто начал первым. У меня в руках выписка из отчета помощника министра авиации мистера Спэйта, — адвокат показал залу и присяжным лист бумаги, — опубликованная в его же книге «Бомбардировки оправданны», вышедшей в 1944 году. Здесь много всего, но я ограничусь двумя короткими выдержками. Первая: «Мы начали бомбардировки объектов в Германии раньше, чем немцы стали бомбить объекты на Британских островах. Это исторический факт, который позже был признан публично». — Скеррит оторвался от текста. — Здесь словом «объекты» мистер Спэйт заменяет слово «города». И вторая выдержка: «…у нас не хватило духа сразу предать гласности наше великое решение, принятое в мае 1940 года». — Скеррит положил листок на свой стол. — Далее мистер Спэйт почему-то сравнивает это «великое решение» с героическим самопожертвованием русских применить тактику «выжженной земли». Но русские уничтожали заводы и мосты на своей собственной территории в период отступления Красной Армии, наше же «героическое решение» касалось уничтожения городов на территории противника. И, чтобы более не возвращаться к этой теме — теме первенства, приведу небольшую справку: первый удар по немецкому городу — эта честь выпала Фрайбургу, что в Бадене, — был нанесен 11 мая 1940 года, то есть на второй день после назначения нового премьер-министра. Первый ответный удар по английскому городу — им стал Лондон — немцы осуществили лишь 4 сентября того же года, то есть спустя почти четыре месяца и только после восьми налетов британской авиации.
Скеррит сделал паузу, ожидая реплик Файфа или Боттомли, но те молчали.
