Михель Гавен - Валькирия рейха
– Ну, что? Нравятся вам арийские мужчины, фрейлян? – и кивнул на портрет. Его вопрос прозвучал резко, будто развернулась сжатая туго пружина. Вера не нашлась, что ответить. Что-то смущенно пробормотала, в растерянности отступая к дверям. Он схватил ее за руку.
– Отвечайте! – требование короткое и жесткое как щелчок.
– Я не знаю… не понимаю… – пролепетала она, пряча глаза и едва сдерживая готовые вот-вот хлынуть слезы. – Простите..
Внезапно он обнял ее, тесно прижав к себе. Ее обожгло его горячее, глубокое, учащенное дыхание. Вера вскрикнула. Она отчаянно пыталась вырваться из его объятий, избежать прикосновения его жадных губ и, как ни странно, холодных, равнодушных рук. С ужасом она почувствовала, что он увлекает ее с собой на постель, на постель полковницы. Про себя Вера поклялась в этот момент, что если он изнасилует ее, она покончит с собой, свет будет ей не мил. Она сопротивлялась изо всех сил и, к счастью, ей удалось выскользнуть из его рук, когда он уже почти сорвал с нее одежду. Не думая, в каком она виде, полураздетая, Вера со всех ног бросилась в коридор и тут же в нескольких шагах от комнаты, где все происходило, лицом к лицу столкнулась с полковницей.
– Что здесь происходит? – строго спросила Райч. За спиной Вера почувствовала разгоряченное дыхание Хартмана, он выбежал вслед за ней и тоже столкнулся с полковницей. Оба молчали. Полковница окинула их ироническим взглядом и насмешливо произнесла, обращаясь к Хартману:
– Прекратите свои скотские любезности, капитан, видите себя прилично, как полагается офицеру.
Вера поразилась, увидев, как изменился в лице Хартман при словах полковницы. Он мгновенно протрезвел и, кажется, вообще забыл о существовании Веры.
– Лена… – верно, он что-то хотел сказать в свое оправдание, но, не удостоив его больше ни единым словом и не желая, видимо, слушать, полковница холодно кивнула и проследовала в свой кабинет. Так значит, Райч зовут Лена – Вера была озадачена своим открытием. И та фотография, что стоит на тумбочке в ее комнате, была подарена ей. Интересно, кто изображен на ней, ее муж? А Хартман… Он всегда был такой выдержанный и воспитанный, не позволял себе никаких вольностей и даже однажды спас Веру от липких приставаний своего коллеги, подвыпившего летчика. Вера улыбнулась тогда своему неожиданному заступнику. Он казался ей особенным, не похожим на других. Не только потому, что был очень красив внешне, знаменит и все офицеры относились к нему с уважением и не фамильярничали с ним, даже те, кто имел звания выше и был старше по возрасту. Но и потому, что в глубине души Вера считала его порядочным человеком и про себя очень симпатизировала ему. И вдруг такой оборот. Не кто-нибудь, а именно Хартман. Вера подозревала, что взрыв эмоций, охвативший капитана, был как-то связан с портретом и с Райч. Придя в себя, он извинился перед Верой:
– Простите, фрейлян, я обидел вас, – и даже поцеловал руку. Вера опешила: немецкий офицер?!
– Вас теперь накажут? – робко спросила она и посетовала: – не надо было мне так кричать.
Он рассмеялся:
– Конечно, не надо было, фрейлян – сказал шутливо, понимая всю неловкость создавшейся ситуации. А потом, вдруг погрустнев, произнес, глядя Райч вслед:
– Меня давно уже наказали, – ему вспомнились все признания Хелене «не знаю» и «не могу забыть…» Но Вера, конечно, не поняла, что он имел ввиду. Чтобы не привлекать внимания других офицеров, она поспешила ретироваться. В тот вечер Вера долго не могла заснуть. Полковница представлялась ей в роли злой феи-разлучницы. Быть может, она разлучила Хартмана с его девушкой, забрав на войну, разбила его жизнь, а тот мужчина на портрете – какой-нибудь суровый нацистский фюрер, который тоже имеет к этому отношение. И в полудреме эта несчастная возлюб-ленная Хартмана виделась ей чем-то похожей на нее саму. Но даже в самом фантастическом сне Вера не могла себе вообразить того, что вскоре случайно узнала в действительности: предметом любви Хартмана была сама полковница. Уж что-что, а любовные переживания совсем не вязались с образом чопорной, надушенной Райч.
Вечером 24 декабря немцы готовились отметить Рождество. В Стране Советов такого праздника не было, и для Веры все эти приготовления, включая традиционные блюда, были в новинку. Зизи попросила Веру помочь накрыть стол. Уже стемнело. На улице стояла чудесная рождественская погода: было безветренно, снег, вяло кружась, крупными хлопьями падал на землю. Расставляя бокалы, Вера случайно взглянула в окно и вдруг увидела Хартмана и полковницу. Возбужденные шампанским, которое уже обильно разливалось в комнатах, они выбежали, взявшись за руки, на улицу. Эрих подхватил Хелене на руки и медленно кружил ее, целуя, в такт танцу снегопада. Затем опустил, осторожно прислонил спиной к стволу дерева. Снег легкой вуалью упал на них, сорвавшись с нижних ветвей. Но они не обратили на это внимания. Снег таял на парадных погонах и орденах, а они целовались, ничего не замечая вокруг. Затем и вовсе опустились в снег.
– Ты выйдешь за меня? – спросил Эрих, любуясь раскрасневшимся от шампанского и от мороза лицом Хелене. – Но только не говори «не знаю» и «не могу забыть». Ты выйдешь за меня замуж?
Хелене улыбнулась.
– Конечно. Когда закончится война. Начиная семейную жизнь, хочется быть уверенным, что вслед за свадебными колоколами не зазвенят поминальные. Ну, а если не доживем…
– Что бы со мной ни случилось и сколько бы лет ни прошло, – взволнованно произнес он, сжимая ее руку, – я всегда буду стремиться к тебе, я всегда к тебе приду, если ты будешь ждать.
– Буду, – он вдруг увидел, как глаза ее наполнились слезами. В них отражались серебряные звезды. В этот момент она вспомнила, как прощалась с Гейдрихом в Праге. Через день его не стало. «Только бы Эрих не догадался», мелькнуло в голове. Он не мог догадаться, о чем именно она подумала, но, как всегда, он догадался, о ком. Не дав ему произнести ни слова, она прошептала, прижимая его руку к своим губам:
– Я боюсь отпускать тебя завтра на задание. Я бы хотела вообще больше никогда не отпускать тебя в полет.
– Это невозможно, Лена… – мягко ответил он.
– Увы… – слеза покатилась по ее щеке…
– Что вы там рассматриваете, фрейлян? – Вера не заметила, как к ней сзади подошел заместитель Райч, майор Андрис фон Лауфенберг. – Мне кажется, вы сейчас уроните бокал, – шутливо заметил он, беря Веру под локоть. Она обернулась, покраснев от смущения.
– Я… Извините…
Лауфенберг взглянул в окно.
– Понятно. Это не для нас. Пойдемте лучше потанцуем, – Вере показалось, ему было неприятно увидеть то, что видела она, но он старался не показывать своих чувств. От его приглашения Вера смутилась еще больше. Она никак не рассчитывала принять участие в празднике. В соседнем помещении вовсю играл патефон. Не дожидаясь ответа, Лауфенберг отобрал у нее бокал, поставил его на стол и, подхватив Веру, увлек ее за собой в «танцзал», она едва успела скинуть передник и поправить волосы перед зеркалом.
– Странное вы все-таки создание, – сказал он, искусно ведя ее под музыку по начищенному по случаю праздника «бальному» паркету, – вы как неживая, что ли. Я тут наблюдал за вами. Вы так расстраиваетесь, когда мужчины делают вам комплименты. А ведь расстраиваться, фрейлян, надо не тогда, когда они замечают ваши прелести, а когда они перестают их замечать. Стало быть, замечать больше нечего. А вы такая застенчивая. Впрочем, – его синие глаза блеснули и темная бровь иронично приподнялась, – в этом тоже есть своя изюминка, это возбуждает: всегда хочется проверить, она на самом деле такая или прикидывается, – от последнего замечания Вера зарделась и отвернулась. – Ну-ну, фрейлян Вера! – засмеялся Андрис, – вы сейчас упадете, я чувствую. Я вас шокирую? Вы от меня такого не ожидали? Простите. Простите, больше не буду. Но все мужчины одинаковы по сути, вы ничего не слыхали об этом? И о докторе Фрейде, конечно? Ладно, но поймите нас: каждому приходится по несколько раз на дню смотреть в глаза смерти. Потому мы позволяем себе некоторые вольности, иногда. И в рамках, поверьте в рамках! – легко подняв ее за талию он покружил ее так, что у Веры захватило дух, – вы же красавица, Вера! Но… Просто невинное дитя. Все русские такие? Я не уверен.
В этот рождественский вечер фон Лауфенберг, к удивлению всех соседей Веры и к удивлению всех летчиков, проводил девушку до калитки ее дома. Вера ног не чувствовала под собой от радости, но нервничала про себя, не зная, как ей поступить, если он вдруг изъявит желание зайти. С одной стороны, ей было приятно, что ее провожает такой интересный и элегантный мужчина, по которому, Вера знала это, сохла не одна немка из Управления связи ВВС. Но ведь оставшись с ней наедине, ему ничего не стоит – даже страшно подумать…Однако Лауфенберг отнюдь не собирался задерживаться. Он галантно попрощался с Верой, и ей стало даже обидно, что он вот так просто уходит.
