Герман Матвеев - Тарантул
— А что они сделали?
— Они сами расскажут.
— Если они самовольно что-нибудь натворили, я им за это голову отверну…
— Голову отворачивать не за что… Они хотели сделать хорошее дело, хотя об этом никто их и не просил. Во всяком случае, о своей задаче с ними не откровенничай.
— Я никогда им ничего такого…
— Ну, как никогда… Про красный дом ты им рассказывал?
— Какой красный дом?
— На Международном проспекте, куда Семена Петровича проводил из Старой Деревни.
— А-а!.. Ну, так ведь мы вместе были… Они знали, — смущённо сказал Миша.
— Они знали только то, что им знать полагалось.
— Учту.
— Учти, учти. Вопросы есть?
— Если вы сказали все, что мне полагается знать, то я понял.
— Да, кажется, все, — усмехнувшись, сказал Бураков. — Значит, твоя задача
— поближе сойтись с кем-нибудь из этой шайки и ждать… Ждать и наблюдать.
— С Шуркой Кренделем?
— С ним… Кстати, он тебе своим спасением обязан.
— А я вас тогда здорово свалил?
— Неплохо.
— Вы даже шатались, когда встали.
— Это я нарочно. Значит, вопросов нет? — Есть один вопрос.
— Ну, говори.
— Как же их немцы хотят использовать?
— Ну, Миша, подумай сам, как могут немцы воров использовать. Одно то, что они занимаются кражей карточек, а значит, часть людей лишают продовольствия, это уже немцев устраивает… Но, конечно, кроме этого, задача у них есть особая…
— Наверно, шпионят или обстрелы корректируют.
— Вот это ты и выяснишь, — с улыбкой сказал Бураков.
— Значит, я вечером опять схожу к ним?
— Как условился, так и поступай.
— А до вечера что делать?
— Занимайся своими делами. Да, относительно звонков. Ивану Васильевичу теперь звони только в крайнем случае и маскируй разговор. Они могут следить за тобой. Условимся так: если ты звонишь дяде Ване, чтобы тебе обед оставили, потому что ты опоздал, — значит, ты идёшь на судно и у тебя есть важные сведения. Каждое утро я буду к тебе заходить. С телефонами сейчас трудно. Во всяком случае, звони только по необходимости.
— А по проводу могут подслушать?
— Все может быть. Разве ты можешь ручаться за то, что рядом не стоит враг?
Миша вспомнил плакат с мордой предателя и громадным ухом и невольно оглянулся.
— Не могу… — согласился он.
— Вот, вот… Фотография Горского у тебя?
— У меня.
— Давай сюда. Она больше не нужна.
Миша достал бумажник и вынул фотографию.
— У тебя записаны наши телефоны где-нибудь?
— Записаны.
— Уничтожь. Надо их держать в памяти.
— Я их помню, — сказал Миша, вырывая листок из записной книжки.
Он понял, для чего нужна эта предосторожность, и не расспрашивал.
— Брюнет может украсть у тебя бумажник и заинтересоваться номерами, — пояснил Бураков, протягивая руку на прощанье. — Ну, ни пуха ни пера… Не теряйся. Помни, что ты не один, Стоя на борту, Миша долго провожал глазами уходившего по набережной Буракова. Мальчик, конечно, понимал, что выполняет скромную роль в общем деле борьбы. Встреча с Трифоновым в столовой, сведения относительно воровской шайки — все это говорило о том, что ведётся большая невидимая работа советской разведки. Но то, что он был тоже маленьким полезным звеном в этой борьбе, наполняло гордостью его душу. Он сделает все, что в его силах, и если нужно, то и жизни не пожалеет.
Сбоку раздался знакомый голос, и, повернув голову, Миша увидел на набережной приятелей. Не спеша он спустился по трапу вниз и поздоровался.
— Притопали?
— Как дела, Миша? — небрежно спросил Вася.
— Дела, как сажа бела.
— Видал? — сказал Вася, показывая поцарапанные и распухшие руки.
— Подумаешь! Две царапины, — сказал Стёпа. — Ты лучше на мои посмотри.
— Нашли чем хвастать.
— А ты спроси, где это мы поранились.
— И спрашивать не желаю.
— Почему?
— Знаю, что по глупости. Подрались или что-нибудь в этом роде…
— Ничего подобного. Ты только послушай…
И ребята начали наперебой рассказывать о своих вчерашних похождениях, о том, как их в конце концов выручил знакомый по огородам шофёр Трифонов, как он подвёз их на машине до дому, как сегодня приходил к ним Бураков и категорически запретил ездить в Московский район заниматься разведкой, пока не скажет.
— А знаешь почему? — спросил Стёпа.
— Что почему?
— Почему он приказал больше не следить за Горским, если мы его опять встретим?
— Почему?
— Потому что уже все сделано.
— Это вы и сделали?
— А то кто же?..
У Миши зашевелилось ревнивое чувство. Захотелось их обрезать, чтобы они не задирали нос, объяснить, что они дураки и что после этого им нельзя доверять ничего серьёзного, что ничего ещё не сделано и главное впереди. Захотелось, хотя бы намёком, дать понять, что вот перед ним, Мишей, поставлена действительно сложная задача… Но он легко подавил это желание. Помолчали.
— А ты что делал вчера? Миша вяло рассказал, что он поймал рыбу.
— И все? — удивился Вася.
— Все… Вечером дрова пилили.
На этом разговор закончился, и Миша ушёл на судно.
Ребята, не удовлетворённые отношением Миши к их похождениям, отправились неизвестно зачем на Невский проспект. Вчерашний случай все ещё волновал их. Хотелось какой-то бурной деятельности, новых подвигов, но ничего такого пока не предвиделось. Нужно было ехать в подсобное хозяйство. За ними уже приходили одноклассники, но ребята решили ещё один день остаться в городе.
Сразу после разговора с Бураковым они пошли к Мише, единственному человеку, с которым можно откровенно говорить, а между тем он встретил их прохладно.
— Что это с ним? — удивился Стёпа. — Какой-то сам не свой.
— Ему завидно, что в подвал попал не он, а мы, — решил Вася. — Или рыбиной хвастает… Подумаешь, лососка… Каждый бы поймал мёртвую.
На Марсовом поле кое-где копошились огородники, снимая остатки урожая. За углом загремел трамвай. Ребята побежали на остановку и сели в третий номер. Народу ехало много, и почти все женщины.
Доехав до Невского, Стёпа предложил слезть, на двенадцатом номере вернуться домой и после обеда отправиться в подсобное хозяйство.
— Едем до конца, — возразил Вася. — Посмотрим на окошко, какая там куча-то была…
— А что сказал Бураков?
— Так мы с трамвая не сойдём!
— Нет. Выходи.
Уже дверной автомат зашипел, когда ребята выскочили из вагона. Трамвай быстро пересекал Невский. В этот момент раздался оглушительный взрыв. Снаряд угодил под самый вагон. Стоявшие на остановках люди бросились под арки ворот. Послышались крики о помощи. Снова завыл снаряд и разорвался где-то внутри Гостиного двора, и без того уже закопчённого пожаром и разбомблённого в сорок первом году.
— Ложись! — крикнула девушка-милиционер, стоявшая на посту.
Многие послушались её и легли на землю. Крики о помощи остановили ребят.
— Пойдём… Туда же больше не попадёт. К трамваю со всех сторон приближались люди. Мимо мальчиков пробежал командир, а за ним устремились и они. Снаряды продолжали падать один за другим и рвались со страшным грохотом. Но, не обращая на это внимания, на помощь пострадавшим уже спешили девушки с носилками, из команд МПВО соседних домов. Раненых вытаскивали из дымящегося вагона. Как только Стёпа, бежавший впереди, приблизился к трамваю, он увидел выбиравшуюся из вагона раненую женщину.
— Мальчик… мальчик… помоги.
Ребята подхватили женщину под руки, и она тяжёлым грузом повисла на их плечах. Не зная, что делать с раненой, они потащили её к тротуару.
Пронзительно взвизгивая, по пустому проспекту уже неслись машины «Скорой помощи». Ребята дотащили женщину до стены Публичной библиотеки. Из-за угла выехала санитарная машина и остановилась как раз напротив. Подбежал врач в халате.
— Положите её! — приказал он.
Ребята осторожно опустили охающую женщину на асфальт. Стёпа дёрнул за рукав приятеля, и они, невольно приседая во время разрывов, побежали к повреждённому трамваю. Но там уже нечего было делать. Лишние люди только мешали.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул военный, когда ребята сунулись в вагон.
Обиженные мальчики отошли к Гостиному двору, прислонились к колонне и стали наблюдать.
Машины «Скорой помощи», одна за другой, с бешеной скоростью приезжали и уезжали. Со звоном прикатила пожарная команда.
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался.
— Вот если бы мы поехали!.. Говорил я тебе… — сказал Стёпа.
— Говорил, говорил… А ты знал, что ли?
— Васька, ты весь в крови…
— Где?
— Да и я тоже…
Это была чужая кровь.
— Интересно, как она? Выживет? — сказал Стёпа.
